Сообщений в теме: 6

[Adanos]

 

Иосиф Александрович Бродский (24 мая 1940 года, Ленинград, СССР — 28 января 1996 года, Нью-Йорк, США) — русский и американский поэт, эссеист, драматург, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года, поэт-лауреат США в 1991—1992 годах. Стихи писал преимущественно на русском языке, эссеистику — на английском. Один из крупнейших русских поэтов XX века.

По словам Андрея Ранчина, профессора кафедры истории русской литературы МГУ, «Бродский — единственный современный русский поэт, уже удостоенный почётного титула классика. Литературная канонизация Бродского — явление исключительное. Ни один другой современный русский писатель не удостоился стать героем такого количества мемуарных текстов; никому не было посвящено столько конференций».

Незадолго до смерти Бродский написал письмо в отдел рукописей Российской национальной библиотеки в Петербурге (где хранится, в основном, архив поэта до 1972 года), в котором попросил закрыть на 50 лет доступ к его дневникам, письмам и семейным документам. На рукописи и другие подобные материалы запрет не распространяется, и литературная часть Петербургского архива открыта для исследователей. Другой архив, в основном американского периода жизни поэта, находится в свободном доступе (включая большую часть переписки и черновиков) в библиотеке Бейнеке Йельского университета, США

В настоящее время в Санкт-Петербурге функционирует Фонд Литературного музея Иосифа Бродского, основанный с целью открытия музея в бывшей квартире поэта на улице Пестеля. Временная экспозиция «Американский кабинет Иосифа Бродского», включающая вещи из дома поэта в Саут-Хэдли, расположена в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме в Санкт-Петербурге.

 

Многие люди сравнивают Бродского с Пушкиным, с Шекли. Называют гением, лучшим поэтом. Для меня это не всегда так, не все его стихи я понимаю на 100%. Для этого нужно обладать кругозором шире, чем у меня. Но некоторые стихи прямо врезаются в душу.

Иосиф Бродский умер в ночь на 28 января 17 лет назад.

 

 

То не Муза воды набирает в рот. 
То, должно, крепкий сон молодца берет. 
И махнувшая вслед голубым платком 
наезжает на грудь паровым катком. 

И не встать ни раком, ни так словам,
как назад в осиновый строй дровам. 
И глазами по наволочке лицо 
растекается, как по сковороде яйцо. 

Горячей ли тебе под сукном шести 
одеял в том садке, где - Господь прости - 
точно рыба - воздух, сырой губой 
я хватал то, что было тогда тобой? 

Я бы заячьи уши пришил к лицу, 
наглотался б в лесах за тебя свинцу, 
но и в черном пруду из дурных коряг 
я бы всплыл пред тобой, как не смог "Варяг". 

Но, видать, не судьба, и года не те. 
И уже седина стыдно молвить - где. 
Больше длинных жил, чем для них кровей, 
да и мысли мертвых кустов кривей. 

Навсегда расстаемся с тобой, дружок. 
Нарисуй на бумаге простой кружок. 
Это буду я: ничего внутри. 
Посмотри на него - и потом сотри.

 

(1980)

[Adanos]

Конец Прекрасной Эпохи

 

Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой,-
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.

Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя,-
это чувство забыл я.

В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.

Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.

Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.

Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.

То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...

То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем - все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.

Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.

Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.

Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить - динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.

[Adanos]

Прощай

Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.

Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.

[Adanos]

Вдоль тёмно-жёлтых квартир 

Вдоль тёмно-жёлтых квартир
на неизвестный простор
в какой-то сумрачный мир
ведёт меня коридор.
И рукав моего пальто
немного в его грязи.
Теперь я вижу лишь то,
что от меня вблизи.

Ещё в зеркалах живёт
мой неопрятный вид.
Страшное слово «вперёд»
губы мои кривит.
Скопище, сонм теней
спускается на тормозах.
Только всего сильней
электрический свет в глазах.

Словно среди тишины
вдруг заглушает крик
власти теней спины
залитый светом лик,
словно в затылке — лёд
и пламень во лбу горящ,
и тела всего — перёд
много превосходящ.

Коридор, мой коридор,
закадычный в ранге владык;
залитый светом взор,
залитый тьмой кадык.
Запертый от гостей,
с вечным простясь пером,
в роще своих страстей
я иду с топором.

Так как ещё горит
здесь предо мною свет,
взгляд мой ещё парит,
минует ещё паркет,
по жилам ещё бежит
тёмно-жёлтая кровь,
и сердце моё дрожит
возле охапки дров.

Так, как в конце весны
звуками полон лес, — 
в мире конструкций сны
прежний теряют вес.
Так, впредь былого дыша,
я пред Тобой, Господь,
видимо, весь душа,
да вполовину плоть.

Словно летом в тени
и у любви в конце,
словно в лучшие дни,
пот на моём лице.
Так посреди белья
и у дров на виду
старый и новый я,
Боже, смотри, иду.

Серый на горле шарф,
сзади зеркальный шкаф,
что-то звенит в ушах,
в страшной грязи рукав,
вешалки смотрят вслед,
лампочки светят вдоль.

И если погаснет свет,
зажжёт свой фонарик боль.

[Вайпер]

Прекрасный поэт. Познакомил меня с ним В.Высоцкий. На одном концерте (запись, естественно) он говорит:  "Песня не моя, песня Бродского" и исполняет: 

 

Как все мы веселы бываем и угрюмы,
Но если надо выбирать, и выбор труден —
Мы выбираем деревянные костюмы, 
Люди! Люди!

Нам будут долго предлагать не прогадать:
Ах, скажут, что вы! Вы ещё не жили!
Вам надо только-только начинать!.. 
Ну а потом предложат: или — или.

Или пляжи, вернисажи, или даже
Пароходы, в них — наполненные трюмы,
Экипажи, скачки, рауты, вояжи,
Или просто... деревянные костюмы.

И будут веселы они или угрюмы,
И будут в роли злых шутов и добрых судей, 
Но нам предложат деревянные костюмы
Люди! Люди!

Нам даже могут предложить и закурить:
Ах, вспомнят, вы ведь долго не курили!
Да вы ещё не начинали жить!.. 
Ну а потом предложат: или — или.

Дым папиросы навевает что-то, 
Одна затяжка — веселее думы.
Курить охота! Ох, как курить охота!
Но надо выбрать деревянные костюмы.

И будут вежливы и ласковы настолько —
Предложат жизнь счастливую на блюде.
Но мы откажемся — и бьют они жестоко, 
Люди! Люди...

 

Если кто-то так написал, значит стоит обратить на него внимание. И обратил. И пошло-поехало, до сих пор "обращаю"...

Сообщение отредактировал Вайпер: 08 декабря 2013 - 02:32

[XARDAS]

Очень интересный и неординарный поэт, у которого, я бы сказал, присутствует ооочень нестандартное мышление, но, по крайней мере, его произведения наполнены реализмом и правдой, за что он и был сослан и даже на похороны родителей его в страну не впустили. Познакомился я с ним на уроках литературы. Тогда нам дали свободный выбор: Бродский либо Евтушенко. Выучил стихотворение в прозе "Памятник" Бродского и стихотворение "Милая моя родина, ивы, река, соловьи..." Е.Евтушенко и понеслась)

[Phoenix_NewDragon]

Недавно только писал о нем у себя на странице. 

Несколько слов о Бродском. Прочитав пару его стихов, я так и не понял, почему он стал таким популярным. Тем не менее, Ахматова вот высоко оценивала его талант. Родился поэт в 1940 году, и за свою жизнь успел сменить несколько работ - например, в морге. В 1964 году был центральной фигурой для показательного процесса по обвинению в тунеядстве, и сослан в Архангельскую область. Позже он устроился в США. 
Отличительные черты стиля - жесткость и скрытая патетика, ирония и надлом, медитативность, позже трагический метод познания и художественного отражения, метафорика, интеллектуализм поэзии, философичность. 

Иосиф Бродский

* * *

Я начинаю год, и рвет огонь
на пустыре иссохшей елки остов
- обглоданного окуня скелет!
И к небу рвется новый Фаэтон,
и солнце в небесах плывет, как остров,
и я на север мчусь в расцвете лет.

Я начинаю год на свой манер,
и тень растет от плеч моих покатых,
как море, разевающее зев
всем женогрудым ястребам галер,
всем ястребиным женщинам фрегатов,
всем прелестям рыбоподобных дев.

Ах, Аполлон, тебе не чужд словарь
аргосский и кудрявый календарь,
так причеши мой пенный след трезубцем!
Когда гремит за окнами январь,
мне нужен буколический букварь,
чтоб август не смеялся над безумцем.