Уважаемые любители мира Готики!
Приглашаем вас принять участие в третьем ежегодном литературном конкурсе "Неизведанная Готика" от портала World of Players RU.
Для конкурса определены пять тем-номинаций:
1. Королевство в огне: между севером и югом;
2. Мир глазами орка;
3. Моря Мордрага: под черным флагом;
4. Загадки Яркендара;
5. Становление Нового лагеря.
О чем вы захотите рассказать, какую тему выберете - вам решать. Будет ли это детектив, любовная история или что-то еще - пишите, создавайте, творите.
Основные требования к произведениям и сроки проведения конкурса:
1. К участию в конкурсе принимаются авторские произведения в прозе и стихах, написанные на русском языке и ранее не опубликованные где-либо.
2. Произведения должны соответствовать обозначенным темам конкурса.
3. Объём конкурсного произведения в прозе – от 10 до 60 тысяч знаков с пробелами в текстовом формате Word.
4. Объём конкурсного произведения в стихах – от 40 до 400 строк.
Сроки проведения конкурса:
1. Начало конкурса - начало приема авторских текстов - 01 декабря 2013 года.
2. Окончание приема авторских текстов - 17 января 2014 года.
3. Начало голосования - 20 января 2014 года.
4. Окончание голосования - 31 января 2014 года.
5. Финал конкурса, подведение итогов - 2 февраля 2014 года.
Основные условия проведения конкурса:
2. Участие в конкурсе не ограничено никакими особыми требованиями к автору (отсутствует ценз по возрасту, весу, росту, полу, национальности и др.).
3. В конкурсе могут принимать участие как индивидуальные, так и коллективные работы (приз делите сами).
4. От одного автора может быть принято несколько работ, но в разных темах конкурса.
5. Авторская подпись произведения возможна как под подлинным именем, так и под псевдонимом или логином.
6. До окончания конкурса произведение анонимно.
7. Текст работы должен быть авторским. Участник конкурса гарантирует соблюдение законодательства Российской Федерации об авторском праве и смежных правах. За достоверность авторства работы ответственность несет лицо, приславшее работу на конкурс.
8. Присылая свои работы на конкурс, авторы, тем самым, предоставляют право WoP.RU на использование конкурсных работ в некоммерческих целях (размещение в сети Интернет, публикацию в печатных изданиях) со ссылкой на авторство. Кроме того, авторы предоставляют право на использование конкурсных работ в некоммерческих проектах модификаций игр Готика, Готика 2, Готика 2 НВ со ссылкой на авторство.
9. Направление работы на конкурс автоматически означает согласие с основными условиями проведения конкурса.
10. Администрация WoP.RU оставляет за собой право в случае необходимости прекратить прием работ на участие в конкурсе, изменить сроки и порядок проведения конкурса, о чем информирует пользователей в теме конкурса.
Порядок проведения конкурса:
1. Высылайте свои работы на электронный адрес konkursl@mail.ru
2. В письме нужно указать тему, собственное название произведения, подпись автора (подлинное имя, или псевдоним, или ник). Так же в письме указывается форум, на котором автор зарегистрирован и который считает своим. Авторы, не зарегистрированные ни на одном из форумов или не желающие указывать свой форум, должны отметить это в письме.
Авторы, зарегистрированные на WoP.RU, но нарушившие правила форума WoP.RU (получившие бан со сроком, пересекающимся с периодом прохождения конкурса) не могут участвовать от форума World of Players RU.
3. Произведения будут рассмотрены на соответствие основным требованиям, им присвоят порядковые номера и разместят в теме конкурса.
4. Выбор победителей конкурса будет проходить путем голосования в теме конкурса. Каждый голосующий оформляет свои оценки и аргументы по всем работам в одном посте. Посты с оценками до окончания срока голосования можно дополнять.
5. Итоги конкурса подводятся по окончанию срока голосования в теме конкурса путем объявления победителей конкурса, раскрываются авторские подписи.
Оценка конкурсных работ в прозе и стихах:
Голосующим предлагается выставить оценки работам от 0 до 10 в целых числах и аргументировать. Если кто-то никак не может определить, как оценивать работу, может использовать следующие критерии (это лишь рекомендация):
1. Грамотность (орфография и пунктуация). 0-1 балл. 0-абсолютно безграмотно, слишком много ошибок, 1- незначительные, не бросающиеся в глаза ошибки.
2. Речевые ошибки (склонения, падежи и т.п.). 0-2 балла. 0- абсолютно невозможно читать, не понятно кто что делает и в какой последовательности, 1- много ошибок, но терпимо, 2- незначительные, не бросающиеся в глаза ошибки.
3. Раскрытие темы, авторского замысла. 0-1 балл. 0- не понятно, что хотел показать автор, показал какую-то малую часть, 1 – замысел автора ясен, тема раскрыта.
4. Раскрытие образа главного героя (героев). 0-1 балл. 0- герой блеклый, не соответствует заявленным качествам, не соответствует поведение и т.п., 1- образ героя раскрыт хорошо, заявленные качества и поступки соответствуют образу.
5. Соответствие миру готики. 0-1 балл. 0 – не относится к миру готики, это другой мир, нет готической атмосферы и т.д.,1- да окружают реалии мира готики, дух готики присутствует и т.п.
6. Правдоподобность.0-1 балл. 0- нет, этого быть не могло, это не логично, не совпадает по времени и т.д., 1 – да, верю, логично прописаны действия и размышления персонажей, скорее всего так и было.
7. Эмоциональность.0-1 балл. 0- нет эмоциональной составляющей, нет сопереживания, сочувствия какому-либо персонажу, 1- есть сопереживание, сочувствие тому или иному персонажу, ситуации в целом и т.д.
8. Целостность восприятия работы. 0-2 балла. 0- не понравилось, скучно, чего-то не хватает, 1-понравилось, неплохо, 2- захватывающе, хочу перечитать, хочу продолжения.
В зависимости от аргументации голосующего к выставленным им баллам по всем оценкам будет применен коэффициент от 1 до 5. Выбирать коэффициенты будет жюри конкурса (от администрации WoP.RU):
К = 1 при оценках без аргументации;
К = 2, 3, 4 на усмотрение жюри при оценках со слабой аргументацией (например, без конкретных примеров ошибок, выражено только общее впечатление от работы и т.п.), аргументация к оценкам не по всем представленным конкурсным работам (например, аргументировано 50% - 2, 70% - 3, 90% - 4);
К = 5 при качественно аргументированной оценке всех представленных работ.
По каждой работе набранные баллы суммируются и делятся на количество голосов за данную работу. По полученным таким образом средним баллам будут определены победители конкурса.
Оценка конкурсных работ в стихах:
У каждого голосующего имеется 10 баллов, которые он распределяет между всеми работами. Баллы распределяются только целыми числами. Допускается использовать не все баллы.Аргументация всецело на совести голосующего. По набранным баллам будут определены победители конкурса.
Награды участникам:
2. Лучшие произведения будут опубликованы в электронном журнале Хроники Мордрага.
3. Возможны призы от независимых спонсоров.
4. Другие возможности награждения рассматриваются.
Искренне ждем Ваших работ! Удачи!
Внеконкурсные работы:
№1
Рассказ исключительно для своих — тех, кто понимает
На Хоринис опустился тёплый летний вечер. Торговцы на рыночной площади начали убирать с лотков товары. Маг Ватрас закончил свою проповедь о деяниях богов и скрылся в часовне, чтобы предаться там ночной молитве. Стражники зажгли масляные светильники, расставленные по всему Хоринису на прочных столбах. Горожане стали понемногу покидать улицы, лавки и мастерские, собираясь в тавернах или расходясь по домам.
***
В «Весёлой маске», заведении Корагона, было, как всегда в этот вечерний час, многолюдно. За столиками в ожидании выпивки разместились посетители, лениво перебрасываясь отрывистыми фразами:
— Я не знаю, кто его так отделал.
— В наше время никому нельзя доверять.
— Да, раньше всё было совсем иначе.
У дальнего стола, заваленного снедью и уставленного бутылками с красным монастырским, вальяжно развалился местный богач и повеса Валентино. Его респектабельный вид несколько портил здоровенный синяк под заплывшим левым глазом.
За ближайшим к прилавку Корагона столом... вернее, в полуметре над ним, сидел прямо на воздухе местный собиратель сплетен и любитель совать нос в чужие дела по имени Регис. Что-то поспешно кропая в криво сшитом из разнородных кусков пергамента блокноте, он жадно прислушивался к разговору двух мужчин, что стояли у прилавка с бутылками в руках. Это были Безымянный герой и охотник Барток.
— Нет, я с тобой на охоту больше ни за что не пойду, — говорил Барток. — И так в прошлый раз чуть жизни не лишился. Сначала мракорис, потом орк... Да ещё лечебное зелье зажал, скупердяй! А у меня всего три единицы жизни оставалось, ещё бы чуть и...
Высказав всё это, Барток горестно вздохнул, поднёс к носу бутылку шнапса и с шумом высосал ноздрями её содержимое.
— Да ладно тебе! — проворчал в ответ Безымянный. — Зелья мне и самому не хватало. А опасности... В конце концов, в лесу всегда опасно. Я как-то раз между маяком и фермой Акила вообще чуть не убился на ровном месте. О бревно споткнулся и — хрясь о землю!
— Не может быть! — поразился Барток.
— Врёшь ты всё, — встрял в разговор Регис. — Нет у нас во второй «Готике» такой анимации.
— А левитация у нас есть? — возразил герой.
— Нет...
— Тогда какого рожна ты в воздухе висишь над столом?
— Ну-у... — смутился Регис, — баги, знаешь ли...
— Вот то-то и оно, что баги, — назидательно воздел кулак Безымянный. — Я в тот раз, когда по лесу шёл, на брёвнышко вскочил и соскользнул с него нечаянно. Вперёд соскользнул, а не назад, заметь. А движок посчитал, что я упал... ну, вроде как с края обрыва свалился, только не высоко. В итоге растянулся во весь рост, и нескольких единиц жизни как не бывало.
— Вон оно чего... — протянул Барток и достал откуда-то из-под полы очередную тайком пронесённую в таверну бутылку с палёным пойлом, которое гнал батрак по имени Вино. Охотник стоял к безымянному герою боком и, увлечённый рассказом, как раз повернул к нему голову. Так что горлышко бутылки пришлось не на нос, а на ухо Бартока. Это, впрочем, его ничуть не смутило. Парень вылил пол-литра шнапса себе в ухо, затолкал бутылку туда же и довольно крякнул. — Ух, крепкий, зараза!
Регис снова лихорадочно застрочил в блокноте.
— Парни, вы горячее брать будете? — подал голос из-за своего прилавка хозяин таверны Корагон.
— А что у тебя сегодня? — лениво поинтересовался Безымянный.
— Есть уха, похлёбка из репы, а для гурманов рагу из мясных жуков. Что предпочитаете?
— Мне ухи, наверное, — пожал плечами изрядно захмелевший Барток.
— А я стариной тряхну, отведаю рагу из жуков, — сделал выбор Безымянный.
— У меня, наверное, только на репную похлёбку хватит. Не при деньгах сегодня, — сконфузился Регис.
— Ты всегда не при деньгах, — усмехнулся Корагон. — Так что возьми лучше ухи, а то репа нынче вздорожала.
— Репа дороже рыбы? — удивился Регис.
— А ты как думал? Онар же нам со своих полей урожай нынче не поставляет. А рыбу Фарим каждый день ловит. Даже с наценкой Хальвора выходит дешевле.
Просветив любителя новостей, Корагон направился к плите и принялся разогревать заказанные блюда. Почему-то на сковородке.
— Эй, хозяин! — окликнул его Безымянный.
— Чего ещё? — отозвался Корагон, мгновенно спрятав сковороду под засаленный фартук. При этом он обернулся к посетителю всем корпусом и сделал шаг назад, по пояс оказавшись внутри основательной, доброго чугуна кухонной плиты. Это, впрочем, его ничуть не смутило, хотя плита была раскалена до красна, а в топке весело полыхали дрова.
— Рагу погорячее сделай, — высказал своё пожелание Безымянный. — Я, понимаешь, так привык. Мне в Старом лагере Снаф его прямо из котла обычно наваливал, с парком.
— Сделаем, — отозвался хозяин таверны и вернулся к прерванному занятию.
Вскоре он выставил на прилавок две тарелки с ухой и миску рагу. Безымянный с удовольствием вдохнул исходящий от блюда запах.
— Как в старые добрые времена... — с чувством проговорил он. — Слушай, Корагон, а ты супы из лесных кореньев и из ползуна готовить умеешь?
— Рецепт скажешь — сготовлю.
— Если б я его знал...
Тем временем Регис с кряхтением сполз со своего воздушного насеста и подошёл за тарелкой ухи. Развязав тощий кошель, он с барственным видом швырнул на прилавок несколько золотых. Барток тоже взял со стола тарелку.
— Угощаю! — Безымянный щедрым жестом бросил туго набитый кожаный мешочек, который Корагон ловко поймал и молниеносно припрятал.
Все трое разом отправили в рот заказанные блюда... вместе с посудой, в которой они содержались. Бодро захрустели керамикой.
— Эх, — вздохнул Корагон, — когда ж мы, как приличные люди, выучимся жрать из посуды, а не вместе с посудой? Сколько можно! Мне один заезжий торговец как-то рассказывал, что некий демиург по имени Зен научил людей в своём мире оставлять после еды и питья пустую посуду и использовать её снова.
— Или вот Настась Санна... — задумчиво протянул Безымянный.
— Мужики, вы о чём вообще? — навострил уши Регис, доставая блокнот.
— Да так, о своём.
Окончательно захмелевший Барток тем временем отошёл от прилавка и с размаху уселся мимо табурета. Впрочем, на пол он не упал, а так и остался клевать носом сидя на воздухе, как будто под ним была невидимая скамейка. Никто не обратил на него внимания.
Тем временем в дверях появились новые посетители. Это были двое городских стражников. Одного из них Безымянный знал, его звали Пабло. Знакомец окинул заведение строгим взглядом и в упор уставился на героя.
Регис на всякий случай бочком-бочком ретировался в тёмный угол. Там его сразу же перехватил Валентино и принялся вещать что-то о том, как стать богатым и популярным. Остальных посетителей, за исключением нашего героя и пьяного в дым Бартока, как ветром сдуло.
— Эй ты! Как тебя... — так повёл стражник свою речь.
— Меня зовут... — начал было Безымянный.
— Ты ещё не понял? Всем без разницы, как тебя звать, — оборвал его Пабло. — Мне велено передать, чтоб ты немедля явился к лорду Андре. Дорогу показать или сам найдёшь?
— Не забыл ещё, — поморщился герой. — Что там стряслось-то? Меня снова обвиняют в краже со взломом? Так ведь свидетелей не было, а без них...
— Да нет, — отмахнулся представитель правопорядка, — люди там пропали какие-то. Сам сходи, узнай, а то я толком не разобрал.
— Что, опять люди исчезают?
— Иди-иди, Андре тебе сам всё расскажет.
Безымянный вздохнул и направился к выходу. Стражники, приняв на грудь по кружке пива за счёт заведения, вышли следом.
***
Едва переступив вслед за вторым стражником порог таверны, Пабло вдруг остановился, привлечённый звуком хлёстких ударов и шумом падения грузного тела.
Служитель порядка сделал несколько шагов в обратном направлении и со своеобычным весёлым прищуром оглядел валяющегося на полу Валентино и стоящего над ним Региса с судорожно сжатыми кулаками.
— Та-ак, что тут у нас? — строго протянул Пабло. — А, драка! Ты знаешь, что бывает с теми, кто избивает почтенных горожан?
— Это не считается! — отчаянно выкрикнул Регис. — Ты уже переступил порог, когда я ему врезал, и был снаружи, за дверным порталом.
— А свидетели? — резонно возразил стражник.
— Я ничего не видел, — покачал головой Корагон. — Мне как раз потребовалось взять кое-что из сундука, поэтому я отвернулся и...
— За дурака меня держишь? — прищурился Пабло. — Всем известно, что боты не могут ничего забирать из сундуков. Нет в движке такой функции.
— Ладно, признаюсь, — вздохнул Корагон. — Я просто приподнял крышку и тупо таращился внутрь сундука.
— Вот то-то же! И больше никогда не пытайся меня надуть! — в голосе служителя закона прорезалось торжествующая нотка.
— Но я всё равно не мог ничего видеть, так как находился к залу спиной, — вернул его с небес на землю содержатель таверны.
— А ты что скажешь? — обратился Пабло к всё так же сидевшему на воздухе рядом с табуреткой Бартоку.
— Брлгм... ик! — задумчиво ответил тот, подняв на стражника осоловелый взгляд.
— Так, с тобой тоже всё ясно, — определил представитель власти и снова обернулся к Регису. — Повезло тебе, парень. Никто ничего не видел. Ни единой улики.
Регис облегчённо вздохнул. Валентино тем временем стал подавать признаки жизни. Он со стоном пошевелился, с трудом встал на ноги, проныл что-то вроде: «Ох, моя голова!», а потом, пошатываясь и оставляя за собой дорожку кровавых следов, поплёлся к задней двери таверны.
— Эй, ты! — окликнул его Пабло.
— Да, ты победил! — зло огрызнулся Валентино, слегка пришепелявливая из-за выбитого зуба. — Чего ты хочешь?
— Ничего-ничего! Иди с миром, — замахал на него руками Пабло и проворчал себе под нос: — Чего доброго, меня к этому делу приплетёт, огребу взыскание вместо премии.
— Может, ещё пивка? — предложил Корагон, взиравший на эту сцену с весёлым любопытством.
— А, давай. К одному концу... — вздохнул стражник. — Оно, знаешь, когда в брюхе похрустывают осколки пары-тройки пивных кружек, то и разнос от начальства принимать не так обидно.
Регис, о котором все уже забыли, припрятал в карман обронённое Валентино колечко (сколько же их у него?), сгрёб рукавом со стола объедки, разложил свой видавший виды блокнот и принялся набрасывать план статейки о непрофессионализме и коррумпированности городской стражи Хориниса.
***
— Что там у вас опять стряслось? — прямо с порога спросил Безымянный.
Лорд Андре оторвал взгляд от книги «Закон и порядок на острове», которую он читал на одной и той же странице третью игровую главу подряд. Стражник, стоявший справа от входа на посту возле сундука с казной, с молчаливым любопытством воззрился на вошедшего. Не первый день зная Безымянного, он не сомневался, что скучное дежурство на этот раз будет скрашено незапланированной потехой.
— Во-первых, здрассте, — сурово отозвался Андре.
— Привет! А что во-вторых?
— Во-вторых, прошлой ночью кто-то обнёс дом почтенного жителя Верхнего квартала господина Лютеро. Похищены ценные вещи и золото на кругленькую сумму. Стражник видел, как ты крутился возле дверей.
— А если видел и был уверен, что я вор, то почему не схватил? — с невинным видом полюбопытствовал наш герой.
— Если бы ты крался, как в прошлый раз, то он непременно задержал бы тебя. Но ты не крался. До сих пор не могу понять, как тебе удалось проникнуть в дом, вскрыть сундуки и при этом не разбудить хозяев, хотя ты и не пытался красться.
— Я прыгал.
— П-пры... Что, прости, ты делал? — ошарашено затряс головой Андре.
— Прыгал.
— Как... прыгал?
— Очень просто. Вот так: прыг-скок. Главное, не переступать ногами.
— Это что, новый воровской приём? Нужно взять на заметку и предупредить весь личный состав...
— Нет, это не приём. Это баг такой, — пожал плечами Безымянный.
— А, баг... Против бага не попрёшь, — разочарованно вздохнул Андре. — Но я, собственно, не за этим тебя позвал.
— Пабло говорил что-то о пропавших людях. Неужто пираты опять взялись за своё? Я же ещё в прошлой главе вывел их на чистую воду, разобрался с их заказчиком и освободил похищенных горожан.
— Нет, друг мой. В похищении на этот раз подозреваешься ты сам, — не отрывая пытливого взгляда от лица Безымянного, огорошил его лорд Андре.
— Вот как? — почесал в затылке наш герой. — И кого же я, по-вашему, похитил?
— К страже обратился крестьянин Секоб. Говорит, пытался жаловаться наёмникам Онара, но те от него отмахнулись. И тогда он вспомнил-таки о законной власти, — в голосе Андре прорезался сарказм, — и сообщил о происшествии страже. Он уверяет, что ты похитил его жену Рози и сына Тилля. Батраки Секоба подтверждают, что вышеозначенные лица покинули двор Секоба вместе с тобой, направившись в сторону города. Эти сведения подкрепляются показаниями бродячего торговца Эрола, видевшего вас троих на дороге возле озера. Но, как мы выяснили, в Хоринисе твои спутники так и не появились. Может быть, пояснишь, куда они могли деваться?
— Да я и сам не знаю, — пожал плечами Безымянный. — Когда добрались до «Мёртвой гарпии» они ещё пыхтели сзади, а когда я вспомнил о них за усадьбой Акила и оглянулся, секобовой семейки позади уже не было. Я подумал, что Тилль заскучал по папочке и Рози повела сынка восвояси. Плюнул и пошёл в Хоринис.
— Может быть, всё именно так и было. Но домой эти люди больше не вернулись. И ты последний, кто видел их живыми и здоровыми. Выходит, ты первый в списке подозреваемых. На тебе же этот список и заканчивается, кстати, — добив Безымянного этим доводом, Андре поднял кулак в обвиняющем жесте.
— И что теперь? Слушай, давай я сразу заплачу штраф в двести золотых и ты от меня отстанешь. Идёт? А то мне ещё за Глазом Инноса в монастырь тащиться, потом обратно в Долину Рудников — драконов бить...
— Не выйдет, друг мой, — покачал головой Андре. — Твои выходки давно переполнили чашу терпения добрых жителей Хориниса и лично мою. Так что пятнадцать тысяч золотых и не монетой меньше.
— Сколько?! Андре, ты спятил! У меня только половина этой суммы, а мне ещё снаряжение покупать, оружие, свитки...
— Ничего не знаю. Сумел совершить злодеяние, сумей и ответить за него по закону.
— Да по какому закону? Такая куча золота ни в одном скрипте не могла быть прописана! Здесь не «Возвращение» с «Ребалансом», в конце концов. Да и там не знаю, что надо натворить, чтобы на такой штраф нарваться.
— Скрипты скриптами, но закон исходит от самого Инноса. А бог Порядка и Света превыше любых скриптов. Он их повелитель, — с пафосом возвестил лорд Андре, торжествующе глядя на приунывшего Безымянного.
Тот вздохнул.
— Слушай, Андре, а по-другому никак не разойдёмся? — спросил он. — Ведь можно как-то обойтись без драконовского штрафа?
— Можно, разумеется. Сколько у нас сейчас времени?
— Сам, что ли, не знаешь? Клавишу «N» нажми и глянь, — пробурчал раздосадованный герой.
— Забыл, что ли? Нет у меня никаких клавишей. Это ты у нас... на особом положении.
— Ну, в скрипт глянь.
— Ах да, в самом деле... Так, без двадцати девять вечера. Даю тебе время до полудня. Если к тому времени представишь мне Рози и Тилля живыми и здоровыми, то все обвинения с тебя будут сняты.
— Да где же я их возьму? — возмутился Безымянный. — Может, их варги загрызли. Или они в темноте на нежить нарвались.
— А это уже не моя забота, где ты их возьмёшь. Или найдёшь, или заплатишь штраф. В противном случае мы объявим тебя вне закона, и тогда Иннос тебе судья.
Безымянный задумался. Потом вздохнул.
— Есть у меня мыслишка, где они могут быть. Хотя, конечно, их там может и не оказаться, — при этих словах герой поёжился, как от озноба. — Ненавижу это место!
***
Безымянный покинул город не позже, чем через полчаса после разговора с Андре, прихватив с собой оружие и немного самых необходимых припасов. Он вышел через Восточные ворота и свернул направо. Двигаясь по дороге вдоль стены, старался держаться подальше от опоясывающего город рва.
Наш герой не доверял рвам после одного неприятного случая, приключившегося с ним ещё в те времена, когда он был каторжником в Долине Рудников. В тот день ему зачем-то вздумалось обогнуть половину Старого лагеря снаружи, вдоль стены. Ров, за которым давно никто не следил, сильно оплыл и зарос травой, так что бежать по нему оказалось достаточно удобно. Но когда он преодолел половину расстояния от одних ворот до других, с которых начиналась дорога к Болотному лагерю, неведомая сила неожиданно подбросила его вверх и мгновенно зашвырнула на страшную высоту. Ему показалось, что ещё немного, и он достанет макушкой вершины магического купола и рухнет в низ обгорелым, искорёженным смертельной магией трупом. Но подъём прекратился, на одно страшное мгновение Безымянный завис на одном месте, а потом стал всё быстрее и быстрее падать вниз. Он бы непременно упал и разбился вдребезги на радость падальщикам, которые рылись в земле неподалёку от рва, если бы не вспомнил об одном верном способе спасения. Нелепо перебирая в воздухе ногами, он сделал движение, будто шагнул влево, и на землю приземлился достаточно плавно, чтобы остаться в живых и не переломать себе конечности. Почему-то за Барьером при падении с большой высоты это помогало. Баг, наверное...
Путь в темноте едва ли не через всю долину Хориниса отнял немало времени. По дороге то и дело попадались возродившиеся с началом главы стаи падальщиков, кротокрысов, полевых хищников, волков и варгов. Пару раз даже мракорисы встретились, и хотя Безымянный был куда сильнее и лучше вооружён, чем в те времена, когда бродил в этих местах впервые. А возле моста через ущелье, на дне которого тихо журчала речка, уходя под землю в невидимую глазу трещину, к нему пристал какой-то тип. Предложил на выбор жизнь или кошелёк, получил в ответ двуручным мечом между глаз и в итоге лишился и того, и другого.
Вот, наконец, и заветная пещера, скудно освещённая чадящими факелами. Здесь с прошлого раза новых чудовищ не появилось. Не считать же таковыми стайку чёрных гоблинов, с которыми Безымянный расправился, почти не замедлив шага.
— Так, куда теперь? — спросил он у самого себя. Свернул в тёмный боковой проход и через несколько шагов почувствовал под ногой что-то мягкое. Достал и зажёг факел, наклонился. На каменном полу, раскинув руки, лежало бездыханное тело мага Нефариуса, которому сейчас полагалось находиться по другую сторону портала, ведущего за горную гряду на северо-востоке, к руинам давно покинутого города древних зодчих.
— Ты как здесь очутился, отче? — озадаченно почесал в затылке Безымянный.
Он наклонился над телом и обшарил просторные карманы синей мантии, в которых, как он знал из своего опыта недолгого пребывания в рядах магов Воды ещё за Барьером, могло много чего поместиться. Однако в карманах Нефариуса нашёлся один лишь листок пергамента. Безымянный взял его в руки, поднёс к глазам и... увидел, как листок словно растворился в воздухе. Вот только что пальцы ощущали его шероховатую поверхность, а теперь в них ничего нет.
Наш герой озадаченно взглянул на то место, где должен был лежать труп мага, но там его не оказалось. И не единой капли крови на неровном камне пола.
— Тьфу! — в сердцах сплюнул Безымянный. — Проклятое место!
Он дошёл до конца тоннеля, остановившись у дальней стены. Глубоко вздохнул, унимая дрожь в руках, набрал в лёгкие побольше воздуха, крепче сжал в разом вспотевшей ладони факел и выдал страшное читерское заклинание. Одно из тех, от которых порой бросает в дрожь даже матёрых некромантов:
— Бимарвинбиэфвосемька!
Вполне привычная и по-своему даже уютная пещера сменилась непроглядным мраком, в котором не было ничего. Под ногами и над головой тоже были темень и пустота. Пламя факела было не в силах развеять бездонную черноту, резко выхватывая из неё лишь нервно ссутулившуюся фигуру героя.
Непроизвольно подняв факел повыше, Безымянный медленно двинулся вперёд. Каждый следующий шаг он делал, только осторожно ощупав носком сапога невидимую поверхность, будто шёл по тонкому льду, что грозил треснуть в любой миг и увлечь его в ледяную бездну. Собственно, так оно и было. Даже хуже. Невидимая и почти неощутимая поверхность могла в любой миг смениться столь же невидимым провалом, и тогда его ждал бы долгий полёт в темноту. К смерти.
Фигура человека, стоявшего среди непроглядной тьмы и безмолвия со сложенными на груди руками, возникла на пути совершенно неожиданно. Свет факела выхватил из мрака треуголку, бледное крючконосое лицо, перечёркнутое повязкой на отсутствующем глазу и украшенное каштановой бородкой.
— Грег! Ты как здесь оказался?! Разве ты умер? Мы ведь совсем недавно разговаривали в твоей хижине на пляже... — выдохнул изумлённый герой.
— Слушай сюда, малыш, — ответил грозный предводитель морских разбойников. — То, что ты однажды помог мне, ещё не даёт тебе право приставать с дурацкими вопросами к занятому человеку.
— П-понял, — запинаясь, ответил вконец ошарашенный герой. — Уже ухожу.
Вскоре начали попадаться трупы. Много трупов. Здесь были волки и овцы, мясные жуки и мракорисы, глорхи и шныги, скелеты и зомби, демоны и тролли, варги и гоблины, орки и полевые хищники, крысы, ящеры... и люди. Людей оказалось немало. То и дело попадались трупы разбойников, перебитых Безымянным в разных местах долины ещё в первой главе. Несколько наёмников, с которыми у него как-то возникли разногласия. Тела ищущих в чёрных плащах с глухими капюшонами и закрывающих лица багровых масках. Работник из Верхнего квартала, которого пришлось пристукнуть как нежелательного свидетеля... Однажды наш герой споткнулся о труп Декстера. Потом нашёл одного из батраков крестьянина Бенгара. Несчастного парня прямо на глазах у Безымянного загрызли шныги. Это случилась на берегу ручья, протекающего рядом с домом Бенгара и водопадом низвергающегося в озеро, возле которого стоит хижина торговца Эрола.
Впрочем, живые тоже встречались. Маги Воды, включая Нефариуса, труп которого Безымянный видел не далее как два часа назад (всего два часа? О, Иннос, кажется, будто прошла вечность!), встретили его как ни в чём не бывало. Их, видимо, ничуть не тревожило пребывание в этом кошмарном месте. Впрочем, они ли это были? Ведь настоящих магов он не так давно оставил возле руин Яркендарского храма...
На Рози и Тилля он наткнулся, когда уже отчаялся отыскать пропавшую семейку Секоба и почти смирился с наложенным Андре огромным штрафом.
— Ох, это ты! — кокетливо воскликнула Рози и залилась смущённым румянцем. Впрочем, не забыв при этом повернуться к Безымянному так, чтобы её весьма аппетитное декольте выглядело наиболее выигрышно в пламени факела, которое рельефно прорисовывало каждую тень.
— Белиар вас побери! — облегчённо выдохнул герой. — Как вы здесь очутились?
— Мы отстали, потому что ты слишком быстро бежал и не оглядывался, — ответил вместо матери Тилль. — А потом мы совсем потеряли тебя из виду и оказались здесь. Сами не знаем, как это вышло. Мы тут долго были. Здесь страшно. Но я почти не боялся. Ты расскажешь лорду Андре? Думаю, теперь он точно примет меня в стражники.
— Непременно расскажу, — серьёзно ответил Безымянный. — Но прежде нам ещё нужно живыми и здоровыми дойти до Хориниса. Так что давайте выбираться отсюда.
— Как скажешь, милый, — покладисто отозвалась Рози с многообещающей улыбкой и поправила причёску.
***
Путь назад, который им пришлось проделать по чёрной утробе Отстойника, снился Безымянному в кошмарах вплоть до шестой главы. Затем жуткие сны сменились не менее кошмарной реальностью и перестали его тревожить.
Но это было много позднее. А на рассвете того дня трое усталых людей, перепачканных смесью росы, дорожной пыли, звериной крови и разлагающейся плоти нежити вошли в Восточные ворота Хориниса. Стоявшие на посту стражники почтительно посторонились, пропуская их внутрь, и не задали ни одного вопроса. Им хватило единственного взгляда Безымянного.
Миновав рынок, свернули налево. Здесь Рози устало опустилась на скамейку. Тилль со стоном привалился к увитой плющом кирпичной стене.
— Вот мы и на месте, — не веря себе, проговорил Безымянный. — Отдохнёте немного и обязательно зайдите в казарму к лорду Андре. Он должен снять с меня обвинение.
— Конечно, милый, — ответила Рози. — Мы так тебе благодарны за то, что ты не бросил нас там и помог добраться до города. Мы небогаты, но немного монет мне удалось скопить. Вот, это тебе.
Безымянный отстранил руку женщины, сжимавшую не слишком тугой кошель.
— Оставь себе. В городе без золота делать нечего. В конце концов, вы сберегли мне целых пятнадцать тысяч уже тем, что остались живы.
— Ты очень добр к нам, — улыбнулась Рози и кокетливо размазала по щеке пятно зелёной вараньей крови. — Помни, если что-нибудь будет нужно, я всегда к твоим услугам.
— Буду иметь в виду. А сейчас мне пора. Нужно зайти в лавку Саландрила и купить чего-нибудь успокоительного. Иначе зарублю кого-нибудь ненароком или ещё что выкину, — проворчал Безымянный, сопроводив эти слова нервным смешком.
— Береги себя! — сказала ему Рози на прощанье.
Он в ответ лишь кивнул и направился к воротам в Верхний квартал. Проходя мимо часовни, приостановился и прислушался к словам Ватраса, уже начавшего свою ежедневную проповедь.
— ...И Иннос, рассудив мудро, сделал это. Белиар был посрамлён и надолго скрылся в бездне Хаоса, — вещал старый маг Воды. — И тогда увидел Аданос, что мало осталось в его мире случайностей и свободы выбора. Все — волки и овцы, люди и растения, — жили и выполняли свои анимации в строгом порядке, подчиняясь скриптам. Каждый день был похож на предыдущий, как две капли воды. Ничего нового не случалось в мире. И великая печаль охватила Аданоса. Пришёл он к брату своему Белиару и сказал ему: «Ты видишь, какой строгий порядок установил Иннос. Все подчиняются скриптам, и нет в них ошибок. Сделай же так, чтобы ошибки иногда появлялись». И Белиар, рассудив мудро, сделал это. И так появились баги. Иннос же, видя, что мир перестал быть совершенным, стал вводить ещё более строгие порядки. Но и в скрипты, что прописывали новые правила, закрадывались ошибки. И сказал Иннос: «Видно, и боги не властны над багами». Мир же стал жить прежней жизнью, каждый новый день в нём преподносил неожиданности и не был похож на вчерашний. И понял Аданос, что это хорошо. И возрадовался.
Горожане, решившие послушать проповедь, уже образовали на площади перед часовней небольшую толпу. Позади них на скамейке примостился Регис и, высунув язык от усердия, что-то кропал в своём блокноте...
№2
– Это было время безбашенных авантюристов.
Свирепый осенний ветер носился по старым руинам некогда большого каменного здания. Пожелтевшей травы и опавших листьев, которые он метал по воздуху, ему было мало, поэтому весь свой гнев, всю свою ярость неукротимой стихии он обращал против небольшой группы людей, притаившихся в развалинах. Пламя костра трепетало и выбрасывало вверх яркие рыжие искры, которые растворялись в ночной темени.
– Они были готовы ради своей доли удачи сунуться хоть в пасть к Белиару. И часто находили, что искали.
Тихий, спокойный и уверенный в себе голос говорившего разносился далеко окрест. Стайка мальчишек, сгрудившихся вокруг единственного взрослого человека в их группе, теснее придвинулась к нему, ловя каждое слово человека.
– И они нашли его? Белиара? – спросил один из мальчишек. В его карих глазах, освещенных пламенем костра, отразилось недоверие.
Мужчина улыбнулся краешком губ. Поворошив длинной корягой угли, он ответил:
– Нет, Ратша, Белиара они не нашли, к счастью ли к худу, но нет. Они нашли нечто лучшее – удачу. Бесстрашные искатели приключений находили артефакты древнего народа, их знания и много другое.
– Что за древний народ, дядя Диего? – спросил второй мальчишка.
– Когда-то здесь, на Хоринисе и на материке, жили древние люди, Ладамир. Их цивилизация называлась Яркендар. Это были великие строители, их храмы, посвященные Аданосу, тянулись на много миль вокруг. Но они, в своей безмерной гордыне, не заметили, как впустили в свою жизнь творение темного бога. Однажды Куарходрон, лидер касты воинов, привез из похода особый меч. Это был Коготь Белиара, оружие, выкованное самим повелителем Хаоса, наделенное его темной волей и жаждой разрушать. Лишь сильные духом могли противостоять злой воле меча. У Куарходрона была сильная воля, и он подчинил себе меч. С ним он принес немало побед своему народу. Но, к сожалению, случилось так, что каста жрецов, которая могла отдавать прямые приказания воинам, решила, что лидер воинов должен покинуть свой пост и передать меч преемнику, которого они выберут сами. Этим преемником оказался Радемес, сын Куарходрона. Радемес оказался слабее духом, чем свой отец, он не подчинил своей воле Коготь. Меч овладел им. Отныне воля Белиара двигала всеми помыслами Радемеса. Сын Куарходрона принес на улицы Яркендара гражданскую войну, которая медленно-медленно уничтожала великую цивилизацию.
Высокий мужчина обвел притихших мальчишек внимательным взглядом темно-карих глаз. У него были иссиня-черные волосы, подернутые проблеском седины на висках, на лице красовались аккуратные усики, плавно переходящие в такую же аккуратную бородку. На вид ему можно было дать лет сорок пять-пятьдесят. Несмотря на возраст, он держал себя с уверенностью двадцатилетнего человека и всем своим видом показывал, что длинный одноручный меч и тугой боевой лук он носит не для красоты.
– А что было потом, дядя Диего? – спросил Ладамир, когда он «переварил» сказанное старшим. В отличие от остальных пяти мальчишек, несмотря на то, что ему минуло всего девять лет, он носил на боку короткий меч в потертых деревянных ножнах. Другие мальчишки, были младше его на пару лет.
– Да, папа? Что было потом? – поддакнул Ратша. У него за плечами висел короткий лук, натянуть который сможет практически любой, а на поясе висел кинжал. Он был весьма похож на Диего, своего отца, такой же орлиный нос на смуглом лице и заплетенные на затылке в «хвост» черные волосы.
Обратив свой взгляд темных глаз на ночной небосвод, усыпанный яркими точками, мужчина продолжил, подкинув в костер дров.
– Кардимон, Куарходрон и лидер касты ученых, который не оставил своего имени, решили, что пора положить конец злодеяниям Радемеса, ведомого темной волей меча. Они заманили его в ловушку в Храме Аданоса, что примыкал к Дому Воинов. Радемес слишком поздно понял, что его обманули. Двери уже закрылись за ним, за дверьми лежали три ловушки, которые создали те, кто заманили сына Куарходрона в Храм. Но это не помогло спасти цивилизацию. Злая воля меча действовала на страну даже из места заточения. И Аданос, видя, как его народ убивает друг друга, решил остановить кровопролитие. Море вспенилось и взбудоражилось, оно вырвалось из слабых оков береговой линии и все сметающим потоком пронеслось по стране. Так пала великая цивилизация. Выжившие уже не могли ничего изменить, их было слишком мало.
Уже потом, много столетий спустя, Храм Аданоса вновь был открыт. Его двери отворил Ворон, продавший душу Белиару. В поисках меча своего повелителя он прошел Храм и избежал смерти от трех смертельных ловушек. Войдя в главный зал, он нашел Коготь Белиара, которым и овладел. С ним он мог принести немало бед не только Миртане, но и всему миру. К счастью, в это же время по его следу шел отважный человек, которому на роду было написано сражаться с силами мрака. Это была по-своему уникальная личность. Он был отважен, храбр, всегда держал свое слово и приходил на помощь первому встречному, не ища награды за это, но при этом он мог спокойно, без зазрения совести, стащить у зазевавшегося прохожего его кошелек. Этот человек прошел вслед за Вороном и убил его в главном зале Храма Аданоса. Коготь Белиара не успел выпасть из начавших холодеть рук приспешника темного бога, как меч подхватил бесстрашный искатель приключений. Его воля была крепка, а дух чист. Он подчинил меч и начал владеть им, уничтожая оружием Белиара его же слуг. Но и он недолго владел Когтем.
– Почему? Меч все же подчинил его? – спросил третий мальчишка.
– Нет, Могута. – Диего посмотрел на сына своего друга, которого звали Горн. – Понимая, что этот меч в плохих руках принесет немало горя, он отдал его магам Воды, чтобы те уничтожили творение Белиара.
– А как звали этого героя? – спросил Ладамир.
Диего посмотрел сначала на него а потом, а потом на последних трех мальчишек –Кудеяра, Огнеслава и Велимира. Так уж вышло, что двое самых любопытных мальчишек-близнецов, которые всегда засыпали Диего градом вопросов, сегодня молчали, внимательно вслушиваясь в рассказ. Они были любознательны и, как и их отец Мильтен, всегда стремились к знаниям. А уж Велимир, сын Лестера, всегда был немногословен. Потом Диего опять посмотрел на Ладамира и сказал, не сводя с него своих проницательных глаз:
– У него не было имени. Лишь многочисленные прозвища. Избранный Инноса, бога Порядка, Безымянный, Вершитель – прозвищ было много и все они отражали его внутреннюю суть. И он был твоим отцом, Ладамир.
– Да? – В глазах мальчишки вспыхнуло недоверчивое изумление.
– Да, – спокойно ответил Диего. – Я пообещал ему, что позабочусь о тебе и остальных. Твой отец оставил тебе великую миссию, которую я помогу тебе выполнить.
– Что за миссия?
– Ты ее поймешь со временем. Ты должен сам прийти к этому, я же буду лишь направлять тебя, – добавил мужчина, видя, как мальчишка надулся от обиды.
Последняя фраза немного сгладила обиду, и Ладамир с самым серьезным видом сказал, глядя на веселые язычки пламени:
– Я всегда мечтал узнать хоть что-то о своем отце. И сегодня узнал. Я, Ладамир, торжественно клянусь, что узнаю и исполню то, что хотел поручить мне мой отец. – Последнее мальчишка сказал, уже глядя на Диего.
– Именно этого я от тебя и ожидал, Ладамир. Я верю, что ты с честью пронесешь имя, данное тебе отцом, и исполнишь его волю.
Повисло недолгое молчание.
– Дядя Диего, расскажите о моем отце, – попросил сын Безымянного.
– Хорошо, слушай.
Мальчишки еще теснее сдвинулись и навострили уши. Бледная луна вышла из-за редких туч и осветила развалины своим неярким светом. Ветер утих.
– Все началось много лет назад. Однажды в солнечное весеннее утро на место обмена прибыла небольшая группа людей. Среди двух до зубов вооруженных стражников и одного богато одетого судьи выделялся человек в рваных одеждах и с многомесячной щетиной на лице…
Диего рассказывал долго. Он поведал молодым слушателям о своем знакомстве с новеньким заключенным, который впоследствии разрушил магический Барьер, созданный лучшими магами королевства, о его приключениях в колонии, о том, как тот сражался с драконами. Подробно рассказал и о залах Ирдората, где Безымянный герой встретился с Избранным Белиара и победил его. Не менее подробно Диего поведал и о приключениях на материке, о пяти артефактах Аданоса.
– Эти артефакты, созданные самим Аданосом, могли дать по отдельности огромную силу человеку, – говорил он. – Но собранные воедино они давали не только силу, но и власть, причем над всем миром. Обладатель артефактов Аданоса мог вершить судьбу мира. Твой отец, Ладамир, собрал все пять артефактов.
– И что было потом? Что он сделал с ними? – нетерпеливо спросил сын Безымянного.
– Он свершил судьбу мира. Вместе с Ксардасом он ушел в другой мир, избавив этот от власти богов. Он так и не вернулся, несмотря на то, что прошло уже почти девять лет. Но перед уходом Безымянный передал мне тебя, Ладамир, с просьбой позаботиться о тебе и наставить на путь истинный. Этим я и занимаюсь в меру своих сил.
Диего закончил свой рассказ лишь к рассвету. Мальчишки уже клевали носами и норовили упасть спать прямо на голый камень. Когда они все легли спать, Диего еще немного посидел у костра, глядя на сладко посапывающих мальчишек. Спать он совсем не хотел. За свою жизнь он научился обходиться без сна и гораздо более долгое время.
Странно, но он оказался единственным выжившим из их пятерки друзей. На его же плечах и остались дети друзей. Уже несколько лет назад, посчитав, что дети достаточно подросли, он отправился в путешествие, прихватив мальчишек с собой. Именно этим шестерым суждено изменить раздираемую гражданской войной Миртану к лучшему. Им… но особенно Ладамиру. С каждым днем Диего все больше и больше убеждался в том, что тому достался характер отца. Твердый, решительный, храбрый, смекалистый, обладает тягой к знаниям; он, повзрослев, сможет перевернуть вверх дном не только королевство, но и весь мир, как и его отец. Именно такой человек и нужен сейчас этому миру.
Сам не заметив как, Диего уснул, сидя на темной шкуре мракориса…
***
Молодой человек втянул в ноздри свежий запах хвои. Наступила весна. Деревья вновь облачались в свой ярко-зеленый наряд, а трава раскидывалась под ногами широкой равниной зелени. На вид молодому человеку было лет пятнадцать-шестнадцать. Гибкое, как у пантеры, тело было не лишено мракорисовой силы. Уже в свои годы он может поднять тяжелый двуручник и махать им часа два без перерыва.
– Как же хорошо, – протянул он, вдыхая свежий запах природы.
– Да, хорошо, – подтвердил высокий мужчина с нитками серебра на черных, как смоль, волосах.
– Это и есть места боевой славы моего отца?
– Да, Ладамир. Это и есть долина Минненталь.
Диего, постаревший более чем на пять лет, осмотрелся. Да это была долина Рудников, место, где он прожил немалую часть своей жизни. С тех пор, как драконы порезвились здесь, выжигая целые площади в пепел, прошло немало лет. Земля заросла травой, выросли новые деревья с крепкими стволами. Вот виднеются шпили башен замка Старого лагеря. Вот заросший зелеными кустами ров, который когда-то окружал лагерь Гомеза. Это место отстроили заново и заселили.
На глаза Диего навернулись слезы, они побежали сверкающими дорожками по щекам. Бывший призрак-следопыт рукавом кожаной куртки смахнул их и отвернулся. Мальчишки, его воспитанники, сделали вид, что заинтересовались пейзажем. Они смотрели на старую, совсем обветшавшую хижину в небольшой низине, хотя украдкой и поглядывали на старого воина. Справившись с ностальгией, Диего повернулся к воспитанникам и сказал:
– Пойдемте дальше.
Через три часа, когда они обошли бывший Старый лагерь стороной и пошли в сторону болота, где раньше располагался лагерь Братства, до них донесся шум битвы. Ветер дул сильный и относил звуки боя далеко окрест, поэтому семь путников пробежали с оружием наголо три километра. Когда они прибыли к месту, перейдя неширокую речку по деревянному мосту, все уже было закончено. У самой кромки леса валялось почти тридцать мертвых тел. Они были все в крови и в одинаковых доспехах.
– Похоже, кто-то устроил на них засаду и перебил их всех, – вынес вердикт Ратша, бегло осмотрев следы, ведущие к лесу.
– А вон тот, похоже, был главным в этой группе. Вокруг него столько крови, да и доспехи на нем выглядят покрепче. – Ладамир присел возле трупа неизвестного воина и начал изучать траву вокруг. – Кажется, он убил не меньше пяти. Не плохая смерть, дядя Диего. Правда?
– Смерти всегда лучше избегать, Ладамир. Запомни это.
Судя по кивку молодого человека, он это запомнит на всю жизнь.
– Тридцать человек среди защитников плюс не меньше десяти у нападавших… И ведь такое творится по всей Миртане! А если прибавить к тем сотням погибших во время войны с орками, то получается, что по прошествии нескольких десятилетий народ Миртаны просто поубивает друг друга – и все. Гражданская война слишком затянулась, каждый тянет одеяло на себя. Нужен настоящий вождь, который объединит королевство под своей сильной рукой и покончит с внутренней войной.
Ладамир переглянулся с остальными юношами и прочел в их взглядах то же, о чем думал и сам. Набравшись храбрости, он спросил:
– Дядя Диего, почему бы тебе не стать этим самым вождем? Ты хороший воин и много знаешь.
Диего немного помолчал, глядя на кромку лиственного леса.
– Я не подхожу на эту должность, Ладамир, я уже слишком стар, чтобы заниматься такими делами.
Сын Безымянного снова переглянулся с друзьями. В их глазах он прочел такое же недоумение. Как можно отказываться от власти?
– А… а если я займусь этим, если я начну объединять Миртану? – решившись, спросил Ладамир. – Ведь этого хотел мой отец, правда?
– Зачем тебе это? – не поворачивая головы, ответил вопросом на вопрос Диего.
– Я хочу, чтобы народ, за который сражался мой отец, за который он проливал кровь, вновь вернулся к мирной жизни. Я хочу прекратить гражданскую войну.
Диего резко развернулся к Ладамиру. В его взгляде он прочел решительность и искренность. Без сомнения, мальчишка хочет искренне помочь своему народу. Диего вытащил свой меч, прямой и крепкий, выкованный в горах Нордмара. Присел на колено и рукоятью вперед протянул клинок сыну друга.
– Тогда веди нас, Ладамир!
Конкурсные работы:
№ 1.1.
«…Долгие годы правил король Робар II народом Миртаны.
Он победил всех врагов своего королевства.
Всех! Кроме одного!»
Летописи Миртаны.
Приближающийся стук копыт заставил подняться задремавшего дозорного.
Взяв алебарду наизготовку, он стал возле костра, вглядываясь в темноту.
Из-за поворота показался силуэт всадника. Перед самым сторожевым постом конь вздыбился, развернулся на месте, захрипел и стал валиться на землю.
Всадник успел выскочить из стремян. Удерживая равновесие, подбежал к дозорному:
- Коня мне! Быстрее! Коня!
- Стой! Кто такой? – охранник преградил дорогу.
- Королевская эстафета! - прохрипел воин, показывая знак гонца.
Хотел еще что-то сказать, но застонал, держась за бок.
Подбежал офицер:
- Эй, гонец!
Собрался было допросить, но, видя его состояние, приказал позаботиться о раненом.
Гонца уложили, промыли рану, перемотали чистым тряпьем.
- Ты из Нордмара? Как там Север, еще держится? – спрашивали дозорные.
- Держится, - тихо отвечал разведчик. - В Нордмаре сейчас жарко.
Отдохнув и подкрепившись, гонец стал прощаться, ссылаясь на срочность донесения.
Дожевывая на ходу последний кусок, воин взобрался в седло, махнул рукой и, пришпорив свежего коня, умчался в ночь.
В этот же день южную границу Миртаны пересекал Каид - ученик Тизгара.
И миссия у шпиона была не менее важная.
«Кому же еще поручит Повелитель такое задание? Старому ослу Амулю?
Или Сигмору, занимающимся интригами больше, чем магией?
Горды темные маги своим происхождением и богатством!
Высокомерны маги с такими «выскочками», как Каид - сын неизвестных родителей!
Но Повелитель, одному ему ведомым чутьем, сумел разглядеть способности бездомного мальчугана.
И, вместо того, чтобы казнить пойманного воришку, стал обучать его темным искусствам.
И он не ошибся, повелитель Бакареша. Каид многому научился за эти тридцать лет!
Но при этом многое научился скрывать: работу с останками; опыты с умирающими, но еще живыми людьми….
Если бы маги узнали о его экспериментах, они бы сожгли бедного Каида заживо. И даже не из-за чистоплюйства, но из зависти перед его искусством. Но скоро придет конец несправедливости!
Каид выполнит задание Повелителя, но отнесет артефакт не ему, но самому Зубену. Ведь именно Зубен в своих видениях узнал о появлении реликвии. Божественной реликвии!
Насколько же могущественен, должен быть этот артефакт!
Можно и поторговаться. Но Каиду многого не нужно. Только добротный дом в Иштаре и звание высшего мага…».
Размышления прервал рыкающий звук.
«Глорхи! Решили погрызть косточки бедного Каида? Будет вам пир».
Каид достал из потайного кармана кожаный мешочек, в котором хранилось его богатство: несколько кусков гниющего мяса, ядовитый пузырь болотного шныга, дробленые кости, грибы…..
Выбрав нужные компоненты, Каид растер их в ладонях, затем разломил оставшуюся после ужина лепешку и напичкал оба куска полученной смесью.
Посыпал золой и прочитал заклинание. Лепешки стали источать запах свежего мяса.
Прислушиваясь к шагам приближающихся хищников, Каид бросил в их направлении сначала один, а затем второй кусок. Послышалось довольное урчание.
Затем раздался душераздирающий вопль, и маг услышал, как тела глорхов забились в агонии.
Подойдя ближе, Каид наблюдал: глорхи были еще живы, но некоторые части тела уже начали разлагаться, издавая невыносимое зловоние.
Сорвав лист придорожного растения, он завернул в него по кусочку отрезанной плоти и отломанные косточки каждого хищника. Затем прочел заклинание…..
- Теперь вы будете служить мне! - захохотал Каид, глядя в пылающие ненавистью глаза умирающих животных.
Всадник мчался по узкой тропе через лес.
Светало: деревья принимали более четкие очертания, темнота отступала. Стало видно, что лес редел, и до главной дороги оставалось совсем немного.
В чаще леса раздался свист.
Эйвинд пришпорил коня, но впереди показалось препятствие: несколько лучников стояли на пути всадника.
Натянув поводья, гонец остановился, озираясь вокруг.
Из леса появились остальные, окружая воина. Вынув меч из ножен, Эйвинд приготовился.
Вперед выступил рослый детина в армейских доспехах:
- Твой путь окончен, рыцарь. Будет лучше, если ты сойдешь с коня и расскажешь нам: кто ты и куда едешь.
- Назови свое имя, разбойник, - твердо сказал Эйвинд,- чтобы я знал, кто первый падет от моей руки.
- Не горячись, рыцарь. Здесь нет разбойников. Мы - те, кто сражается за свободу от тирании короля. А зовут меня - Мартин, десятник армии Его Величества.
- Значит, ты дезертир!
- Не дезертир, а повстанец! Это не одно и то же.
- Но ты присягал….
- Я присягал сражаться с врагами королевства, но я не присягал отбирать у крестьян последний хлеб, обрекая их семьи на голодную смерть. Я не присягал воевать с нашим же народом….
- Это не меняет сути дела. Дезертир есть дезертир. И когда другие солдаты проливают свою кровь…
- Хватит! Проливают кровь, как ты правильно сказал, простые солдаты, а бароны, которым ты служишь, сидят в своих замках, окруженные неприступными стенами.
- Там, где мы сражаемся, нет замков. Только снег и… орки. И баронов у нас нет. Но какой горец без знатной родословной! И если ты….
- Так ты из Нордмара? Что же ты сразу не сказал! Для меня - большая честь встретить настоящего воина. Может быть, все-таки спешишься и отдохнешь…, а заодно расскажешь нам о Нордмаре.
- Отдыхать мне некогда, - ответил Эйвинд, - мне нужно засветло попасть в Венгард.
- Ты несешь донесение королю? – насторожился Мартин.
- Донесение, касающееся не только Нордмара, но и судьбы Миртаны. Больше я ничего не скажу.
- Хорошо. Тогда дай слово, что в твоем донесении нет ничего такого, что могло бы повредить нам, повстанцам.
- Даю слово. Теперь ты меня пропустишь? Или мне придется прорубать дорогу мечом?
- Езжай, рыцарь. И пусть в твоем сообщении будет больше хорошего, чем плохого.
Лучники расступились, давая дорогу.
Всадник помчался дальше, навстречу наступающему дню.
Два человека в башне, погруженные в раздумья.
Свет из расписного окна, падающий на королевскую мантию….
Переливающийся языками пламени посох в руке мага….
- Узник что-нибудь сказал? – спросил король.
- Нет, Робар, ничего существенного.
- Что-нибудь известно о нем, его прошлом? Не с неба же он свалился, в конце концов.
- Ничего, мой лорд, ни места рождения, ни родителей…, хотя есть одна семья…, возраст сходится, похожая внешность…. Но они утверждают, что их сын погиб.
- Что я слышу! Маг, безупречность которого много лет не подвергалась сомнению, вдруг заявляет, что ничего не знает о каком-то бродяге?
- Мы сделали все, что смогли.
- Тогда мне нужно объяснение его присутствия в моем королевстве и… в этом мире.
И, чем быстрее, тем лучше. То, что неизвестно, может быть опасно.
- В таком случае, остается только один способ узнать то, что нам нужно….
- Говори.
- Испытание огнем.
- Но он же не подготовлен!
- У нас нет другого выхода. Мы не должны ошибиться….
Беседу прервал звук рога у ворот внутренней крепости.
Прислушавшись, король сказал:
- Нужно идти. Наверное, что-то важное. Договорим позже.
Спустившись вниз, король занял свое место на троне.
Почти сразу же в залу быстрым шагом вошел гонец. Приблизившись, он опустился на одно колено, приветствуя короля.
- Говори, рыцарь! – повелительно приказал Робар.
- Я - Эйвинд, сын Ульвара, несу сообщение от Тьялфа, сына Бьорна - вождя клана Молота, - представился гонец.
Сделав паузу, Эйвинд продолжал:
- Орки подтягивают значительные силы к шахте. Элитные отряды, шаманы…. По нашим сведениям, готовится захват рудной шахты и плавильни. Если это случится, мы не сможем плавить руду, мы не сможем поставлять оружие в Миртану. Это плохо для кланов, это плохо для твоего войска. Нам нужна помощь для защиты шахты.
- Моего войска! – мрачно отвечал король, - мое войско разбросано на равнинах Миртаны, сдерживая неприятеля, а также охраняет южную границу на случай, если орки договорятся с хашашинами. Пока что южане выбрали выжидательную позицию, но надолго ли? И еще мы сражаемся на море, защищая торговые морские пути.
И еще воюем с восставшими крестьянами…. Мои особые подразделения, кроме охраны столицы, заняты еще вылавливанием дезертиров и шпионов. А также тех предателей, которые стали наемниками у орков. И, даже если нам удастся собрать ополчение, то кто его поведет? У меня и генералов-то почти не осталось. Кто-то погиб, кто-то…, кто-то предал меня,- закончил Робар.
- Если ты говоришь о генерале Ли, то он не преступник,- тихо сказал Эйвинд. - В Нордмаре о нем говорят, как о лучшем полководце Миртаны.
Король внимательно посмотрел на гонца: на груди, прикрытое плащом, вырисовывалось едва различимое изображение мракориса.
Подав знак одному из телохранителей, Робар сказал:
- О связи Ли с кланами Нордмара мы знаем. Также нам известно, что в Нордмаре и Миртане существует некий орден, якобы созданный для спасения государства. Но, интересы этого ордена, как нам донесли лазутчики, распространяются гораздо дальше. Тебе что-нибудь известно об этом, Эйвинд, сын Ульвара?
Горец смотрел в глаза королю, гордо вскинув голову:
- Нордмарцы храбро сражались с нашим общим врагом, король Миртаны, в том числе и под твоими знаменами.
И не все вернулись домой. Так в чем же наша вина?!
Робар думал: «Бросить наглеца в темницу по обвинению в измене и допросить, или установить слежку, а потом арестовать?»
Внезапно вмешался Каррипто:
- Ваше Величество, рыцарь устал, он ранен, прошу отдать распоряжение, чтобы его приняли и позаботились.
Король кивнул в знак согласия и отпустил гонца, сказав, что даст окончательный ответ завтра.
Заседание было недолгим. Отправлять в Нордмар было некого – королевские войска сражались и умирали под натиском неприятеля. Оголять столицу, отправив в Нордмар гвардейцев, Робар не рискнул.
Что же касается руды…, ну что ж, придется довольствоваться сырьем, поступающим из рудников Хориниса. Конечно, этого недостаточно, но другого выхода не было. На том и решили.
Оставшись вдвоем, Каррипто напомнил королю:
- Ваше Величество, нордмарца следует отпустить – он не представляет угрозы.
- Но ты видел: у него на одежде тот же символ. Возможно, он прибыл в Венгард с определенной целью….
- Если это так, мы об этом узнаем. Но гонца нужно отпустить. Сейчас не время портить отношения с горцами!
К тому же, - сказал, помолчав Каррипто, - насколько мне помнится, один из допрашиваемых офицеров сказал, что сам верховный маг Альтус благословил этот орден.
- Это наговор. Не может Альтус быть на стороне заговорщиков.
- Вот именно, мой король, не может! Следовательно, создание ордена не преследовало целью свержение короля.
- Но ведь королева была убита членами этой организации! На месте преступления нашли платок с изображением мракориса!
- Платок подбросить не трудно. Труднее было убедить короля в измене Ли и других войсковых офицеров.
Их арестовывали прямо в местах дислокации армии. Если кто-то хотел обезглавить армию, то ему это отчасти удалось. Мы арестовали лучших!
- Не трави душу, маг! Я сам об этом много думал. Но теперь уже ничего не исправить.
Робар тяжело вздохнул.
- Ладно, нордмарец уедет домой. Если только по дороге не попадется в лапы оркам, или повстанцам. Но за теми, с кем он будет разговаривать во дворце, я прикажу следить.
- Правильное решение, мой король, - вздохнул с облегчением Каррипто. - А что касается нашего узника, то в ближайшее время я его испытаю.
- Почему не сейчас? – спросил Робар.
- Я получил информацию от Маркуса, мага Огня в Гельдерне. В окрестностях Трелиса обнаружены следы какой-то мерзкой магии. Я должен отправиться в Трелис для расследования.
- Ты мог бы послать кого-то из магов,- недовольно сказал король, - здесь ты нужнее.
- Боюсь, что в этом случае понадобятся мои знания, Робар. С рунами телепорта, я быстро управлюсь.
- Хорошо. И сразу доложишь: что удалось выяснить об этой магии.
Эйвинд ужинал с гвардейцами. Разговор, как всегда, был о войне.
После очередного тоста, Эйвинда толкнул локтем, сидящий рядом гвардеец:
- Посмотри налево, только осторожно.
Эйвинд скосил глаза: за другим столом сидел человек в мундире наемника королевских летучих отрядов и пристально за ним наблюдал.
- Кто это? – спросил Эйвинд.
- Это Оскар, один из лучших разведчиков.
- Король заботится о моей безопасности?
- Король заботится о своей безопасности, - уточнил гвардеец, - будь осторожен.
- Спасибо, - поблагодарил Эйвинд,- я смогу за себя постоять.
Несмотря на усталость, спать не хотелось. Было непривычно жарко. Одевшись, Эйвинд вышел на свежий воздух.
Низкое темное небо, усеянное звездами, непривычная тишина. Совсем не то, что на севере.
- В Нордмаре холодно? – услышал он позади себя.
Обернувшись, Эйвинд увидел того самого человека, который разглядывал его за ужином.
- Нас согреет огонь, - ответил горец.
Оскар протянул руку:
- Рад тебя видеть.
- Я тоже. После тех арестов я уж и не думал встретить здесь кого-то из наших.
- Да, - вздохнул Оскар, - те немногие, кого не казнили и не отправили на рудники, ушли в Нордмар, или присоединились к повстанцам.
- Как обстановка с орками?- спросил Эйвинд,
- Судя по всему, этот год - последний год войны,- сказал Оскар.
- Печальное известие, - вздохнул Эйвинд, - жаль, что мы не успели подготовиться, как планировали.
- Кое-что успели. В местах, недоступных для орков, уже сейчас патриоты строят укрепления, роют землянки…, в общем, мы готовимся к ведению партизанской войны.
- Значит, не зря все было…..
- Подожди! - прошептал Оскар. - Внизу кто-то есть.
Он бесшумно стал спускаться по лестнице на нижний этаж.
Эйвинд перегнулся через перила, вглядываясь в темноту.
Когда внизу послышались звуки борьбы, Эйвинд бросился на помощь Оскару.
Но разведчик справился и сам. Лазутчик лежал, уткнувшись лицом в пол, прижатый коленом.
- Рассказывай, - потребовал Оскар.
- Я – бедный вор, хотел поживиться в замке….
- Слушай меня внимательно, «бедный вор». Либо ты мне говоришь правду, либо я тебя передаю палачам – уж им ты расскажешь все, даже то, чего не было. Итак?
- Не надо палачам. Я все скажу. Но обещай, что отпустишь.
- Не в твоей ситуации торговаться. Единственное, что я могу для тебя сделать – это сказать, что ты действительно вор, которого пороли плетьми на площади в позапрошлом году. Но это будет зависеть от твоей искренности - даже очень опытный вор не рискнет залезть в королевскую крепость.
- Я действительно был хорошим вором. Потому мне и дали это задание.
- Кто дал тебе задание?
- Шаманы орков. Грок поручил им найти опытного вора среди наемников.
- Значит, ты наемник орков?
- А что мне оставалось? За мою голову была назначена награда. Когда-то я залез в городскую казну в Монтере и, кроме золотых побрякушек, прихватил очень дорогой кубок, который бургомистр города собирался подарить королю…. Пришлось скрываться у орков.
- Как ты пробрался в замок?
- Это было легко: в городе и замке готовятся к обороне, нужны каменщики….
- Кто такой Грок?
- Верховный шаман, но я его не видел: наемников к нему не пускают.
- Какое задание дал тебе Грок?
- В замке Венгарда есть какая-то очень ценная реликвия. Даже не хочу знать, откуда Грок узнал о ее существовании…, эти шаманы…, с ними лучше не связываться. Так вот, я должен любой ценой убрать эту реликвию из Венгарда. Либо выкрасть, либо уничтожить.
- Как выглядит эта реликвия?
- Понятия не имею. Шаманы сказали, что, как только я окажусь в замке, я должен буду выпить пойло, которое они приготовили. Так я стану их глазами…. Чертовщина какая-то!
- Ты уже пил это зелье?
- Нет, не успел. Ты помешал.
Немного подумав, Оскар спросил:
- Где ты собирался искать?
- Не знаю. Сначала я должен был выпить эту микстуру.
- Ну что ж, - принял решение Оскар, - раз здесь замешана магия, я должен передать тебя магам Огня. Это по их части.
- Но ты же обещал!
- Я обещал не выдавать тебя палачам, и я выполняю это обещание. Что касается магов, то по поводу них у нас договоренности не было.
Придерживая пленника за руку, Оскар поставил его на ноги.
Внезапно лазутчик застонал и согнулся.
- Ты что?! – прикрикнул Оскар.
- Ты мне ребро сломал, - стонущим голосом отвечал хитрец, а сам шарил свободной рукой в потайном кармане. Найдя пузырек, он быстро откупорил его пальцем и, резко выпрямившись, выпил содержимое….
Перед глазами замелькали искры, окружающие предметы стали принимать расплывчатые очертания….
Воздух стал осязаем…. Затем раскололся на множество кусочков….
Из глубины пространства появились огромные глаза орка – шамана и уставились на вора. Затем все исчезло.
С неведомо откуда взявшейся силой, вор отшвырнул Оскара, сильным ударом сбил с ног Эйвинда и побежал вниз по лестнице….
Поднятые по тревоге стражники обыскивали замок. Лазутчик будто сквозь землю провалился.
Наконец кто-то догадался спуститься в подземелье.
Добежав до двери, за которой находились камеры с заключенными, стражники увидели на полу трупы охранников. Двери были открыты.
Зарядив арбалеты, два человека двинулись вглубь тесного коридора. Один остался охранять выход, еще один побежал сообщить о найденном беглеце.
Пройдя по коридору, воины обнаружили того, кого искали.
Лазутчик пытался выломать металлическую дверь одной из камер. В качестве рычага он использовал оружие убитых охранников.
Увидев стражников, он со страшным ревом бросился на них.
Охранники выстрелили, затем выхватили мечи.
Бой был недолгим. Стражники остались лежать на полу, а лазутчик, истекая кровью, поковылял к той самой камере.
Подоспевшие на помощь воины увидели убитых сослуживцев и самого убийцу.
Вор сидел в луже крови возле искореженной двери.
Когда стражники приблизились, он поднял голову, посмотрел на них долгим нечеловеческим взглядом….
Затем глаза закрылись.
На следующий день в своей башне появился Каррипто.
Маркус был прав. Исследования анализов почвы на юге Трелиса и Гельдерна показали присутствие темной магии.
«Значит, гость - из Варанта. Очередной шпион Зубена? Но почему он послал мага? - размышлял Каррипто, -
до сих пор с юга приходили профессиональные убийцы под видом торговца или ищущего заработка бедняка.
Значит, здесь что-то другое. Покушение на короля? Но зачем? Варанту удобнее продолжать наблюдать, как два сильных противника ослабевают в войне, тем самым усиливая могущество царства хашашинов.
Нет, нет! Этот человек стремится на север с какой-то особой миссией. Но какого рода это задание, можно узнать только у него самого».
Спустившись к королю, Каррипто узнал о событии, произошедшем прошлой ночью.
«Настало время произвести испытание, - решил он, - не зря лазутчик орков стремился попасть именно в эту камеру!»
Глухо стукнул засов, заскрипела ржавая дверь…. В проеме двери показался силуэт в плаще.
Узник нехотя приподнялся, сел в ожидании.
Маг вошел, остановился возле двери. Некоторое время вглядывался в объект, пытаясь распознать….
Затем выставил перед собой руки, как будто бы обнимая большой шар.
Через несколько секунд в этом пространстве появилось еле заметное свечение, которое усиливалось по мере движения рук по невидимой обтекаемой поверхности.
Затем шар поплыл в сторону обитателя камеры, искрясь и вспыхивая.
Узник встал на ноги.
Приблизившись к человеческому телу, шар остановился, как будто бы в раздумье…, потом вошел в область груди.
Тело узника начало вибрировать и светиться, вспыхивая молниями.
Какое-то время он держался, затем закричал и рухнул на каменный пол.
- Всего лишь человек! – произнес маг и вышел вон из камеры.
Доклад был недолог. Все и так было понятно. Единственное, что вызывало недоумение – почему нет никаких данных об этом человеке.
- Ну что ж. Пришел из «ниоткуда» и ушел в «никуда», - подытожил король. - Пусть там все уберут. И чтобы - ни слова! Ничего не было.
- Да, ничего не было, - подтвердил верховный маг.
Но что-то не давало ему покоя, какая-то незаконченная мысль.
Когда охранник пришел убрать тело, воздух в камере был наэлектризован.
Воткнув факел в углубление в стене, он осмотрелся. Маленькая каморка, грязный каменный пол, у противоположной стены какие-то тряпки.
И в углу – фигура человека!!!
Некоторое время охранник оторопело таращился в ту сторону, затем с громким ругательством вылетел в коридор.
Робар спал, и снилось ему безоблачное небо, даль океана, чистый прозрачный воздух, наполняющий пространство…. И в этой прозрачности проявилась нечеткая фигура, окутанная пламенем.
Повинуясь внутреннему знанию, Робар преклонил колено.
Заплясали протуберанцы, формируя огненные руны, смысл рун превратился в слова:
«Он пришел. Это твой шанс. Используй его».
«Он - тоже твой слуга?» – вопрошал Робар.
Руны заиграли цветами огня, и Робар понял:
«Нет, он не слуга».
«Но откуда он пришел?»
Руны исчезли, затем появилась одна, но смысл изображения ускользал от короля. Неизвестный символ будоражил осознание чего-то бесконечного и непостижимого. Эта глубина зачаровывала и, не в силах больше сдерживаться, Робар упал ниц, и слезы текли по его щекам, а тело наполнилось блаженством присутствия Источника.
Каким-то образом он знал, что то же самое происходит и с проявленным богом, которому Робар служил всю свою жизнь и на помощь которого он так рассчитывал….
Затем все исчезло.
Короля разбудили крики команд, раздававшиеся с внутреннего двора.
- Что, орки уже у ворот столицы? – проворчал Робар, вставая с кровати.
В комнату неслышно вошел Каррипто.
- Чем опять порадуешь? – спросил король.
- Узник жив, - неуверенно произнес маг.
- Что значит, жив?! – оторопело переспросил Робар, - ты же его превратил в факел!
- Да. Но он жив.
Некоторое время они, молча, смотрели друг на друга. Впервые за много лет Робар увидел растерянность своего соратника. Да и сам он чувствовал себя «не в своей тарелке».
Необъяснимость события подавляла, сковывала разум.
- Какие меры приняты? - брякнул он, наконец, первое, что пришло в голову.
- Гвардейцы оцепили внутренний двор, возле камеры и в коридорах тюрьмы выставлена усиленная охрана.
«Это бессмысленно», - пронеслась мысль и трансформировалась в глухое восклицание.
Каррипто внимательно посмотрел королю в глаза:
- Тебе что-то известно?
- Не знаю, - надрывно воскликнул Робар, - ничего не знаю.
Он мерил комнату шагами, придумывая, как поступить, но не было решения и нечего было приказывать.
Весь трагизм ситуации заключался в том, что все, что унаследовал и приумножил Робар за время своего правления, вдруг в какой-то момент обернулось погибелью. Завоеванные земли выходили из-под контроля, орки уверенно наступали, армия терпела одно поражение за другим. В стране начались смута, восстания. Неприятностям не было конца.
Теперь еще и это!
В последнее время каждое значимое событие Робар воспринимал, как еще один шаг к собственной гибели.
И стал бояться. Даже слухи о появлении древней реликвии, сила которой, якобы, способна спасти королевство, Робар расценивал, как ложную надежду. Во всем он видел признак приближающегося конца.
Внезапно его осенило:
- Я хочу его видеть.
- Но это может быть опасно! Мы не знаем его силы!
- Я должен видеть его, - упрямо повторил Робар.
- Тогда хотя бы переоденься….
Узника одели в старое тряпье, на глаза наложили повязку.
Минуя длинные переходы с многочисленными поворотами и лестницами, они, наконец, пришли.
В полутемной небольшой комнате находились два человека: один, в мантии магов Огня, стоял посреди комнаты; другой, в плаще с капюшоном, сидел в темном углу.
Оставив пленника в помещении, стражники вышли за дверь.
В комнате воцарилось молчание.
Его изучали.
В него вглядывались.
Пытаясь найти хоть какую-то зацепку, хоть какое-то объяснение….
Место, где стражники его оставили, было единственным, достаточно освещенным местом.
И появившаяся на лице улыбка не могла остаться незамеченной.
«Что это: невежество глупца, не понимающего, что происходит, или мудрость силы, которой наполнен этот человек?» – терялся в догадках Каррипто.
Но нужно было с чего-то начинать, и он решился:
- Если не хочешь рассказывать о себе – это твое дело, но я хочу знать – как?! Как такое возможно?
- Боюсь, что я не смогу удовлетворить твое любопытство, маг. Как из семени вырастает дерево?
Как зарождается жизнь? Кто может ответить на эти вопросы? Конечно, иногда это происходит несколько быстрее, - помолчав, добавил Незнакомец.
- Я понимаю, о чем ты говоришь, но, для того, чтобы событие произошло, нужно время, разве не так?
- Что такое время, маг? Его можно увидеть, услышать, измерить, взвесить, определить? С ним можно что-то сделать?
Каррипто был озадачен. То, о чем говорил Незнакомец, для него не было новостью. Изыскания и бесчисленные эксперименты с пространством, позволили магам создавать руны телепорта и другие объекты.
С пространством, но не со временем. Но в этом тоже были свои ограничения….
- Все же, что привело тебя в Венгард? – Каррипто решил пока сменить тему, давая себе возможность обдумать происходящее.
- Я разговаривал с друидом, и он сказал, что здесь я найду ответы на свои вопросы.
- У тебя есть вопросы?
- А у кого их нет?
- Ну да. И каждый думает, что его вопросы – самые важные. Что еще он сказал тебе?
- Не много. Он больше всматривался, как будто изучая…, затем сказал, что у меня нет Родины, и что мое будущее не определено.
- С этим можно согласиться, - с иронией отвечал Каррипто, - какая Родина у бродяги? А что касается твоего будущего, то выбором оно не отличается: либо каторга, либо….
Здесь он осекся, вспомнив последнее событие. Разум отказывался принимать его, как данность, и в то же время привычка рассматривать ситуацию всесторонне, заставляла думать о том, как этого человека можно использовать. Или как от него избавиться.
- У тебя есть какие-то планы? А впрочем, какие у бродяги планы…
- Планов нет, но я думаю, что должен быть в центре событий, - ответил не сразу пленник.
Каррипто насторожился, выжидая.
Человек в углу поднял голову:
- Значит, в центре событий? Ну что ж, это можно устроить. Есть такое место. Там, где каждый негодяй решает судьбу королевства. Вот там и найдешь ответы на свои вопросы.
Решение пришло внезапно. Робар даже не успел осознать, - откуда, а слова уже были произнесены.
- Ну, что, дружище, до встречи?
- Надеюсь, Оскар! Надеюсь, что мы еще увидимся….
- Как твоя рана, Эйвинд? Может быть, еще останешься на пару дней, пока она основательно затянется?
- Не могу. Я нужен в Нордмаре…. А рана скоро заживет. Черт бы побрал этого воришку. И откуда у него такая силища?! Словно бешеный орк в него вселился.
- Орк, говоришь? – ответил задумчиво Оскар, - он стал сильным после того, как выпил свое зелье. Что-то он говорил…. А, ладно, пусть с этим разбираются маги. У меня и без того забот хватает.
- Оскар, а давай отправимся вместе в Нордмар! Зададим оркам жару!
- Рад бы, да не могу. Приказ короля. Как всегда, важное задание, - сказал со смехом Оскар. - Я к тебе только на минуту, попрощаться.
- Ну, тогда, до встречи. И не дай себя убить.
- Ты тоже.
Оскар осторожно пробирался по склону горы, прячась за деревьями.
Только сегодня утром ему удалось настигнуть Варантского гостя. Как ни хитер был лазутчик, но сам же наследил, с хладнокровной жестокостью устраняя любое препятствие: будь то зверь, или человек.
По следам этих бессмысленных убийств и вышел на него разведчик.
Сейчас тот отдыхал у подножия горы, поджаривая что-то на костре.
Оскар решил подобраться как можно ближе, и только тогда попытаться захватить темного мага, не давая тому использовать свое искусство. Все решала внезапность.
Маг, ничего не подозревая, напевал тягучую мелодию, подсыпая что-то в огонь.
Оскар, укрываясь за ближайшим к костру деревом, приготовил аркан, которым он собирался пленить шпиона.
Тот поднялся на ноги, как будто к чему-то прислушиваясь, затем утробным голосом прокричал:
- Исткхвара! Мфупа! Вааси! Мхьяма! – Мертвое станет живым!
Земля перед ним зашевелилась, из нее вылезли два существа, по форме напоминающие глорхов, но с голыми черепами и кусками гниющего мяса, свисающего с боков.
- Что за!… - выругался Оскар, чувствуя, как деревенеют от страха ноги. - Ну, нет, так просто я вам не дамся!
Отбиваясь двумя клинками, Оскар лихорадочно пытался вспомнить, что говорил Каррипто о темной магии.
Чудовища оказались неуязвимыми: меч протыкал гниющую плоть, не причиняя вреда.
Тогда Оскар стал применять рубящий удар по ногам, в надежде лишить зверей движения. В какой-то степени ему это удалось – глорхи стали менее быстрыми.
Но каждый его выпад сопровождался встречным укусом.
Уклоняясь от их зубов, Оскар непрерывно рубил мечом по ногам, шее…
Один из глорхов все-таки поймал зубами левую руку. Выронив стилет, Оскар рубанул того мечом по черепу, но второй глорх впился зубами ему в бок….
Оскар вывернулся, оставив в зубах чудовища кровавый кусок, упал и скатился по склону горы вниз.
Звери спускались к нему.
Оскар рванул рубаху, пытаясь прикрыть оголенную глубокую рану.
Вдруг он увидел на груди амулет!
Он вспомнил: «Этот амулет защитит тебя от чужеродной магии….»
- Каррипто! Вовремя.
Оскар взял слабеющими руками амулет и поднял его перед собой.
Глорхи застыли, как изваяния.
Но их черепа с пустыми глазницами дергались в разные стороны, требуя жертву.
Затем, учуяв еще одного человека, твари бросились к нему….
Тяжело дыша, Оскар смотрел, как монстры разрывали на куски тело темного мага.
Затем он потерял сознание….
Сборы были недолгими. Корабль, готовый отправиться в очередной рейс за рудой, стоял на рейде в полной готовности. Все, что требовал новоявленный барон Долины Рудников, было погружено.
Осталось перевезти на борт корабля заключенных. Преступники, бродяги, восставшие крестьяне, дезертиры….
Наказание было одно – каторга. Держать в тюрьмах, или казнить – стало излишней роскошью при нехватке продовольствия и человеческого материала.
Были среди них и женщины. Для утех новоявленных рудных баронов.
Приговор также вершился на скорую руку. Долго расследовать обстоятельства дела было некогда: шла война и, по мнению правительства, каждый житель страны должен был внести свою лепту. Не можешь воевать, или кормить армию - добывай руду. И весь разговор.
В последнюю ночь перед отплытием, Каррипто посетил узника.
- Знаешь, - сказал он после недолгого молчания, - мне было бы спокойнее, если бы ты оставался здесь, у меня на виду.
- Так отпусти меня, - произнес приговоренный каторжник.
- Не могу. Приказ короля.
- Ясно. Ты всегда безоговорочно следуешь приказам?
- Не думаю, что должен отвечать на этот вопрос. Однако у меня есть все основания полагать, что ты и сам не осознаешь, с чем имеешь дело. И то, что с тобой происходит - происходит не по твоему желанию.
- Я знаю, - тихо ответил узник, - и меня это пугает не меньше, чем короля.
- И в проницательности тебе не откажешь, - задумчиво констатировал Каррипто. - Кому же ты служишь: Инносу, Белиару?
- Ты забыл еще одного….
- Ах, да. Аданос – бог, давший людям знание…. и, как всегда, нейтрален. Итак?
- Я думал, - ты мне скажешь.
Каррипто видел, что человек, стоящий перед ним, не лукавил. Он действительно не знал!
Робар уже успел поделиться с верховным магом своим давешним сном, и Каррипто, в отличие от короля, ожидающего, что Иннос пришлет им на помощь витязя с огненным мечом, представлял это совсем иначе. Спасителем может оказаться кто угодно, даже этот оборванец.
«Он скитался по стране вечных льдов без огня и без оружия…» - вспомнился текст.
«Игры богов!» - хмыкнул про себя Каррипто, а вслух сказал:
- А ты хотел бы узнать?
- Конечно. Если мне предстоит быть в центре событий, то должен же я знать, что мне нужно делать!
- Такая возможность тебе представится, - сказал Каррипто, - и, надеюсь, ты будешь на правильной стороне.
Распрощавшись, Каррипто пошел во дворец.
Рассказывать заключенному о письме, врученном старшему офицеру специального подразделения, сопровождавшего на каторгу преступников, он посчитал излишним. Письмо было адресовано Пирокару, высшему магу монастыря на острове Хоринисе. Говорилось в нем о необходимости заключения одного из преступников в монастырь….
Скрипящий корпус корабля, стоны и заблеванная палуба. И еще удары волн о борт судна, и дикий вой ветра.
Как будто все демоны моря собрались на пир в ожидании гибели смельчаков, рискнувших отправиться в это путешествие…. И еще леденящие душу звуки, исходящие из глубин океана.
Казалось, что этому не будет конца.
Корабль продвигался медленно, переменными галсами курсом бейдевинд, что существенно увеличило время перехода. Не все смогли пережить – одного матроса насмерть покалечил лопнувший канат, другой, не в силах бороться с охватившим сознание страхом, с диким воплем выбросился с марса за борт….
К концу рейса измотаны были все: команда, охранники, заключенные.
Ветер стих только на подходе к Хоринису. Матросы засуетились, приводя в порядок потрепанное судно.
В твиндек спустили лоханки с водой и песком, бросили щетки, ветошь.
- Чтобы через полчаса палуба была выдраена, как спина кашалота, - прорычал в проем люка боцман.
Каторжники зашевелились, гремя цепями. Любой труд теперь казался блаженством по сравнению с тем, что они пережили в этом походе.
Город встретил их обыденной суетой. Как всегда, на пирсе стояли несколько стражников, обеспечивающих порядок, толкались перекупщики в надежде заработать на товарах, привезенных с материка; а также детвора и просто любопытные граждане города, каждый месяц встречающие судно.
Пока велись приготовления для отправки каравана, в монастырь отправился гонец с письмом от Каррипто.
На следующее утро на борт корабля взошли два мага Огня. Вахтенный у трапа провел их к дежурному офицеру, а тот – к начальнику стражи.
Обменявшись приветствиями, один из магов – Мардук, сразу же перешел к делу:
- Мы пришли за одним из заключенных. Указание Каррипто.
- Понимаю, - ответил Готлиб, - но мне нужно основание, - я отвечаю за каждого каторжника, доставленного на рудники.
- Думаю, этого будет достаточно, - сказал второй маг, протягивая старшему офицеру свиток.
Изучив документ, Готлиб засуетился.
- Да, да, конечно, - сказал он, - дело государственной важности. Понимаю.
Вызвав дежурного офицера, Готлиб приказал ему привести заключенного.
Затем приложил свиток к другим документам и разлил в бокалы вино из своих запасов. Маги с удовольствием дегустировали вино, отпуская замечания по поводу достоинств лозы….
Внезапно дверь распахнулась, вбежал запыхавшийся охранник.
- Он…он…его… нет! - крикнул он, заикаясь.
Начальник выбежал из каюты, следом за ним – маги.
Обозначенного каторжника действительно не было.
Нигде.
Опрос экипажа и охраны ничего не дал. Никто ничего не видел, никто не мог внятно ответить на все вопросы, касающиеся этого дела.
- Как мог человек, закованный в цепи, покинуть незаметно борт судна?! - орал Готлиб.
- Т-т-только мертвым, заикаясь, отвечал дежурный офицер.
- Мертвым?!
Внезапно наступила тишина. Все взоры обратились в сторону говорившего.
- П-а-а-прашу доложить! – рявкнул Готлиб.
- На рейде порта, когда команда занялась приборкой, заключенные стали кричать, что в твиндеке покойник, и что будь они прокляты, если это тело сейчас же не уберут.
- И! – прорычал командир.
- Мы осмотрели тело, как положено, привязали к ногам груз и выбросили за борт.
- Вы уверены, что он был мертв? - спросил Мардук.
- М-м-мертвее не бывает, растерянно отвечал дежурный офицер.
Мардук тяжело вздохнул и повернулся к командиру:
- Готлиб, я полагаюсь на Вас. Если вспомните что–то необычное, сразу же сообщите. Также предоставьте описание преступника начальнику городской стражи. Я распоряжусь, чтобы его портрет был у каждого постового в городе. Он не мог далеко уйти.
- Вы полагаете, что он жив?
- Если правда то, о чем пишет Каррипто, то я не исключаю, что вашу охрану провели, как младенцев. Тренированный человек вполне может выглядеть мертвым, замедлив работу сердца.
А мы о нем ничего не знаем, - задумчиво закончил маг.
Лодка заскрежетала днищем по песку, на берег выпрыгнул рыбак в плаще и высоких сапогах.
Подтянув за нос лодку, он раскатал линь и закрепил конец за вбитый в песок колышек.
Затем выгрузил на берег сети и принялся вытаскивать запутавшуюся в сетях рыбу.
Внезапно его внимание привлек предмет, лежащий неподалеку в воде. Подойдя ближе, рыбак увидел, что - это был человек. Ободранная одежда, запутавшиеся водоросли в длинных волосах.
- Никак, утопленник, - подумал Уильям, но решил осмотреть труп.
К его удивлению, человек дышал, всхлипывая и выплевывая соленую воду….
В каких еще местах можно увидеть такие ночи?
Огромное небо, до самого горизонта усыпанное сверкающими звездами.
Серебристая дорожка на гребнях волн манит отправиться в путешествие через океан, к полной луне.
Ухающее в темноте море, подобно шевелящемуся морскому змею.
Свежий бриз, несущий запахи дальних стран…..
Счастлив тот, кто обосновался у моря. Тот, кто может переживать эти ночи вновь и вновь….
Но нет покоя, живущему возле моря человеку!
Не покидает чувство, что не все есть то, что видишь сейчас. И с тоской провожаешь взглядом, каждый уходящий вдаль корабль….
Пламя костра еще отбрасывало блики на лица расположившихся вокруг людей, а на горизонте уже пробивались лучи восходящего солнца. Осторожно, еле заметно, как будто прокладывая путь владыке дня.
Рассказчик закончил свое повествование и вопросительно смотрел на лица слушающих его рыбаков.
- Да, жуткая история, - произнес, после недолгого молчания Уильям, доедая уху со дна котелка.
Второй рыбак, Тим, задумчиво ворошил палкой угли догорающего костра.
Светало.
Незнакомец сбросил одеяло, в которое кутался ночью и, поеживаясь от утренней прохлады, стал одевать высохшие лохмотья.
- Тебе нужно выбираться отсюда, - сказал Тим, - наверняка тебя уже ищут.
- Да куда же он пойдет? - вставил Уильям, - в лесу он долго не протянет, а среди фермеров вряд ли найдется желающий помочь каторжнику. Если только сам не захочет оказаться в колонии.
- Ну, тогда я не знаю, разве что….
Но договорить Тим не успел. Из-за скалы показался нос шлюпки.
- Стражники! - воскликнул рыбак. - Беги!
Беглец оглянулся по сторонам, но бежать было некуда: с одной стороны - море, с другой – отвесные скалы.
- Давай на тот мыс, - Уильям, показал рукой, - с него можно спрыгнуть в воду перед канализацией.
Каторжник, недолго думая, бросился бежать к указанному месту. Вскарабкался вверх по скале, спрыгнул с другой стороны на выступ, оттуда сиганул в море.
Уже в воде, оглядевшись, он увидел утопленную в скале дверь. Выбравшись на каменную площадку, он подергал за ручку. Дверь не поддавалась.
Поняв, что деваться больше некуда, он решил устроиться здесь и дождаться ночи.
Прислонившись спиной к двери, он расслабился, отдыхая.
Недалеко, за дамбой, кипела портовая жизнь, но плеск волн убаюкивал, и хотелось спать.
Сказалась усталость последних дней, бессонная ночь….
Разбудил его шум, доносившийся из-за двери.
Каторжник поднялся на ноги, ожидая….
Заскрипел ключ в замке, дверь открылась.
В проеме появился человек довольно мрачного вида, с ножом в одной руке, с веревкой - в другой.
Веревкой были связаны руки идущего следом пленника, который, судя по его унылому виду, приготовился к самому худшему.
Присутствие постороннего свидетеля в этом месте явилось неожиданностью для бандита, но, не раздумывая долго, он бросил веревку, сделал шаг по направлению к незнакомцу и выбросил вперед руку, держащую нож.
Все произошло быстро, но каторжник успел среагировать – увернувшись, он схватил нападающего за кисть руки и рванул по ходу ее движения. Потеряв равновесие, тот упал в воду. Попытался выбраться, но получил сильный удар ногой в голову. Некоторое время он оставался в неподвижности, видимо, плохо соображая - что происходит, затем вяло поплыл прочь от этого места.
Обернувшись в сторону двери, каторжник никого там не обнаружил. Пленник исчез.
Здраво рассудив, что в темноте канализационных лабиринтов могут скрываться другие бандиты, он решил не испытывать судьбу, но погрузился в воду и поплыл в сторону порта.
Над городом нависла ночь. Портовая часть города выглядела безлюдной. Только несколько загулявших грузчиков добирались из портового кабака в свои жилища.
Стараясь избегать освещенных мест, он пошел по узким улочкам трущоб.
Возле одного дома его остановил шум, раздававшийся изнутри. Истошно кричала женщина, кто-то ругался, угрожал….
Но в окрестных домах было темно и тихо. Как будто бы никто ничего не слышал.
Войдя в приоткрытую дверь, каторжник увидел, как двое здоровяков избивали ногами лежащего на полу мужчину, видимо, хозяина дома. На кровати рыдала его жена.
- Хватит! – громко сказал вошедший.
Мучители повернулись к нему:
- Это еще что за клоун?
- Оставьте в покое этих людей!
Один из бандитов вынул из ножен короткий меч и двинулся к смельчаку.
Видя, что дело плохо, каторжник стал озираться в поисках хоть какого-то оружия.
Увидел на столе тесак для разделки мяса, схватил его и, когда бандит замахнулся мечом, полоснул того тесаком по горлу.
Бандит выронил меч, захрипел и, обливаясь кровью, повалился на пол.
Второй бандит выскочил на улицу.
Облегченно вздохнув, каторжник бросил тесак в угол
- Что ты наделал! – закричали в один голос хозяева дома, - ты прикончил человека городского судьи.
- Эти бандиты – люди судьи?- недоуменно спросил каторжник.
- Это не бандиты, это его охрана.
- Охрана совершает насилие над гражданами города?
- Они требовали деньги. Мы им платим, все им платят.
- Но как же…
Договорить он не успел – в дом ворвались какие-то люди, повалили смельчака на пол, избивая ногами; затем потащили в городскую тюрьму.
Несколько дней его никто не трогал. Только приносили еду. Как будто бы о нем забыли.
Но нет, о нем не забыли. Просто судья знал о том, что на корабле привезли каторжан, знал о том, что одним из них заинтересовались маги Огня, и что этот необычный каторжник сбежал….
Все данные сходились в том, что человек, попавший к нему в руки, и есть тот самый сбежавший преступник.
И судье нужен был такой человек со способностями: в городе его не знают, да и погибшего от его руки Шмеля нужно было кем-то заменить.
Поэтому пусть посидит пару недель, пока все не уляжется, а там либо будет служить судье, либо судья выдаст его магам Огня за хорошее вознаграждение.
Время тянулось медленно, узник потерял счет дням….
Двумя неделями не обошлось. Когда он наотрез отказался служить чиновнику, вершившему беззаконие, тот решил взять его измором. Видимо, очень нужен был ему такой человек. Судья даже ходил на корабль и пил с Готлибом, пожертвовав двумя бутылками дорогого вина для того, чтобы выведать как можно больше о беглеце. Большие планы строил судья относительно этого каторжника. Но вот как заставить упрямца служить ему, судья пока еще не придумал. Поэтому неделя проходила за неделей, и ситуация не менялась.
Днем заключенный занимался гимнастикой, чтобы мышцы не ослабли, а по ночам ему снились необычные сны.
Как будто бы он рождался в какой-то семье, рос, жил, как все люди, умирал…. В следующем сне он опять рождался, но уже в другом месте и в другое время и также жил, умирал….
Каждый новый сон приносил ему новую жизнь, и узнику было о чем подумать. Сны были очень яркие и очень достоверные. Как будто он становился героем каких–то реальных историй…. Но вот кто сочинил все эти истории? Так длилось почти два месяца.
Однажды, задремав, он почувствовал, что в камере есть кто-то еще.
Открыл глаза, сел.
Напротив него стоял старик в темном одеянии с позолотой и смотрел на него.
- Ты кто? - спросил старик.
- Меня зовут,… - начал узник.
- Это – несущественно, - отвечал старик.
- Но ты же сам спросил, - недоуменно возразил каторжник.
- Какое имя ты собираешься назвать? Которое из них?
- Я не понимаю….
- Имен много. Столько же, сколько рождений. Но вопрос не в этом.
- Не в этом?
- Гораздо важнее - почему ты еще здесь?
- Поясни.
- Почему ты еще здесь, в этом мире?
- Вообще-то меня уже пытались убить.
- Сколько раз? Сколько раз за последнюю тысячу лет ты умирал той или иной смертью?
- Я понимаю, о чем ты говоришь, но совсем недавно меня действительно чуть не убили. Я был в беспамятстве, а потом вдруг ожил.
- Тебя это удивляет?
- Не знаю. Но почему так?
- Это - ускорение. Вначале промежуток между смертью и рождением очень долог, но затем, с большим числом рождений, он становится все короче.
- Значит, я стал бессмертным?
- Нет, ты прошел испытание Огнем. Бессмертье же – это проклятье. Проклятье для того, кто задержался в этом мире. Хотя, это может быть и предназначение, а иначе как объяснить, что какой-то идиот даже через тысячу рождений, никак не может вспомнить свое имя.
- Почему бессмертье становится проклятьем?
- Потому, что каждая «смерть» - это конец одного класса и переход в следующий класс.
И если человек задерживается в каком-то классе больше положенного срока, то он будет получать знание, соответствующее только этому уровню, а значит, остановится в развитии.
- Но ведь можно позаимствовать, раз мы все живем в одном месте.
- Не получится. Ты просто не увидишь то, что видят учащиеся старших классов, а если и увидишь, то не сможешь понять…. Все просто.
- Так вот почему люди такие разные! При одинаковых условиях один научается только драться, а другой становится магом - творцом.
- Верно. Но такая разница дает возможность существовать человеческой цивилизации. Обществу нужны выпускники разных классов.
- Откуда ты знаешь об испытании?
- То же самое когда-то произошло и со мной. То, что ты пережил, действительно похоже на смерть.
Но такая смерть - это смерть твоего невежества. И это очень больно!
- Знаешь, меня уже давно не покидает чувство, что я действительно задержался…. Но как я могу выбраться?
- Вспомни свое имя. Имя – это ключ.
- Ключ к чему?
- К тому, чтобы вернуться домой. И начать другую игру, - добавил, хитро улыбаясь, маг.
- Легко сказать…. Почему я тебя вижу?
- Ты видишь магическую голограмму. Я нахожусь далеко от города.
- Ты еще придешь?
- Нет. Для того чтобы телепортировать изображение, нужно очень много энергии. Для того чтобы накопить столько энергии, нужно много времени. Но это и не понадобится. Мне почему-то кажется, что ты можешь быть…. Нет. Это маловероятно!
В следующее мгновение изображение задрожало, затем исчезло.
Через несколько дней узника отправили в колонию.
За то время, пока он сидел в городской тюрьме, ситуация изменилась. Рудокопы умирали в колонии гораздо быстрее, чем этого хотелось властям, и рудники требовали все новой рабочей силы.
Маги, ответственные за поставки руды, приказали главе Хориниса произвести ревизию в городе и на фермах: нет ли где беглых, или укрываемых преступников.
Услышав об этом, городской судья решил не рисковать – с магами шутки плохи. Поэтому он приказал отправить своего узника в колонию вместе с очередным караваном.
Каторжник стоял на краю скалы, а судья, соблюдая формальности, зачитывал приговор:
- Именем короля Робара II я приговариваю тебя, каторжник, к ….
- Остановитесь! – вдруг прозвучал приказ.
Подошел запыхавшийся маг Огня:
- Каторжник! У меня есть к тебе предложение. Это письмо ты должен доставить верховному магу круга….
- Ты зря тратишь свое время.
- Ты сможешь выбрать любую награду. Тебе дадут все, что ты захочешь.
- Ну, хорошо. Я возьму это письмо. Но на одном условии: избавь меня от его болтовни!
….
«…И, когда больше не на что было надеяться….
Люди стали искать реликвию из древних пророчеств.
Как последнюю надежду….».
Летописи Миртаны.
« Испытание Огнем – древняя традиция, позволяющая служителю очистить сознание от многих индивидуальностей, созданных или скопированных этим же сознанием на протяжении череды жизненных циклов.
Присущие индивидуальности факторы: эмоции, привычки, суждения, думанье, рефлекторное поведение, а также социальные ценности – не позволяют человеку осознать свою исконную природу и видеть все существующее таким, каким оно есть в действительности.
Когда все эти блоки сгорают в очистительном пламени Огня, человек переживает ощущение смерти.
Иногда сознание не в состоянии расстаться с привычными вещами, и этот конфликт вызывает физическую смерть тела.
Вот почему к испытанию Огнем допускаются только избранные адепты.
Первым человеком, прошедшим это посвящение, был король Робар. Проводил эту первую инициацию сам Иннос.
Впоследствии Робар передал технологию ритуала посвящения Огнем первым паладинам и магам Огня.
Так было положено начало создания круга Огня».
Комментарии к Летописям.
P.S.
О дальнейшей судьбе героев нашего рассказа известно не многое.
Полуживого Оскара подобрали странники. Оставшись в лесу, под присмотром друида, Оскар поправился, но долго еще чувствовал слабость – организм оказался заражен ядом зубов восставших тварей. Находясь у странников на излечении, Оскар не терял времени, изучая искусство лесного народа. Впоследствии эти навыки помогли в его деятельности разведчика и не раз спасали ему жизнь.
Эйвинду, сыну Ульвара, не суждено было вернуться в Нордмар. Орки все более теснили королевскую армию, захватывая города, и дороги на север оказались перекрыты. Примкнув к одному из королевских отрядов, Эйвинд сражался с захватчиками. В дальнейшем ему предстояло многое пережить…. В Миртане слагали легенды о храбром нордмарце.
Отряд Мартина, обосновавшийся в лесу, оказался на пути одного из отступающих подразделений королевской армии.
После недолгого сражения, Мартин и еще несколько лучников были взяты в плен, остальные погибли, или разбежались.
Казнь дезертиров должна была состояться следующим утром, но ночью неожиданно напала орки….
Убедив Гелфорда – командира подразделения, освободить пленных, Мартин со своими лучниками сражался против общего врага….
Здесь его следы теряются: кто-то говорит, что Мартин погиб в этом сражении, искупив свою вину, кто-то – что он вместе с несколькими солдатами смог выйти из окружения.
Верховный маг Каррипто, в минуты раздумий, вспоминал произошедшие события и свои беседы с безродным узником…. Интуиция подсказывала магу, что в недалеком будущем они непременно должны встретиться.
Что касается безымянного каторжника, то ему еще предстоит сделать выбор….
Но, после окончания войны следы его потеряются.
Может быть, он, наконец, вспомнил свое имя?
№ 1.2.
День и ночь отцы сражались,
За свободу шли герои,
В битвах сабли накалялись –
В буре той родились
Мы, ребята, в битвах
Жарких, как солдаты.
Шли мальчишки не за славой,
В бой просились за отцами,
Умирали в чёрных травах,
Не склонив сердец, как знамя.
В буре той прожили
Мы, ребята, в битвах
Жарких, как солдаты.
Сколько молний отсверкало!
Тишина взошла цветами,
И светлее небо стало
После бури над полями –
В буре той погибли
Мы, ребята, в битвах
Жарких, как солдаты.
Он помнил день, когда провозвестник беды явился в дом в радостный и счастливый миг. Так часто бывает, когда кажется, что всё идёт своим чередом и ничего плохого не может случиться.
Он помнил день, когда его отец, кузнец-оружейник Карл Йохансен, на вырученные деньги купил детям пряников и по целому леденцу всем троим – даже ему, старшему, пятнадцатилетнему парню, который уже вовсю помогал родителю и готовился стать подмастерьем цеха. Эти маленькие и столь редкие радости, в которых было столько тепла и заботы от отца, даже ему, здоровому лбу, были приятны. А уж как радовались младшие – Герда и Ральф! Хотя первая и сама вымахала в последний год немало, а вот меньшой брат был ещё совсем несмышлёным сорванцом. Не сказать, впрочем, что Дерек был ему противоположностью: скорее, просто сказывался возраст и более серьёзное отношение к вещам в целом.
Они много разговаривали в тот день за столом после обеда, за обе щеки уплетая пряники. Младшие много смеялись, Ральф так и норовил подзуживать сестрицу по поводу будущих женихов, Герда отвечала ему взаимными дразнилками и подколками, отец и сам в волю смеялся и поучал шалопаев примером старшего. Хотя, с другой стороны, и ему не преминул дать подзатыльник, припомнив загубленную заготовку для шлема, чтоб не гордился сверх меры. И прочие его ошибки не забыл упомянуть, но всё ж похвалил юношу за старание:
– Ничего, рука у тебя сильная, верная, – говорил Карл. – Ещё лет пять пройдёт, а там уж опыта набьёшь немало – хорошим кузнецом будешь! Вон, шлем-то смастерил последний – сам старина Вельзер похвалил! – при этих словах он глянул на жену. – Что-то не припомню я, чтоб был разговор того же Якоба или Михеля так быстро в цех вводить.
– Ну ты уж про них худого не говори, – сказал Дерек. – Якоб вон ножи какие хорошие делать умеет.
– А, это всё ерунда, – кузнец махнул рукой. – Знаю я, что он тебе друг, да только в тебе всяко искорки побольше. А Михелю умишка бы поднабраться – глядишь, и научится делу, не только кувалдой махать. Но ты молодец, не зазнаёшься. Гордись, Хельга, сын у тебя мастером растёт! Вот и смена мне будет достойная, уж я на этот счёт спокоен.
Он откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и, ухмыляясь в бороду, с прищуром посмотрел на Дерека и промолвил:
– Вот как состарятся мои кости, будешь вспоминать, чему учил. Папка-то, мол, не из последних у меня был.
– Да брось ты про старость говорить-то, пап, – серьёзным голосом ответил младший Йохансен. – Тебе рано ещё на покой уходить, вон сколько силы! Меня, глядишь, уложишь одной левой.
– А я и не собираюсь, – продолжал ухмыляться отец. – Да только годы ведь летят, от этого не денешься никуда. Вот я и гляжу, что будущее своё, вроде, вырастил. Оно, конечно, глуповато ещё, это будущее, но эт поправимо.
– Отец просто знает, что ты его не бросишь на старости лет, – вступила в разговор мать. – И сможешь и его, и себя с семьёй прокормить. Как таким сыном не гордиться?
Она вообще в тот день вступала в разговор редко, всё больше глядя на мужа с детьми и тихо улыбаясь. Но от этих слов на сердце у Дерека потеплело.
– А-а-а, покраснел, покраснел! – весело и звонко рассмеялась Герда, взъерошив брату волосы.
– Да ничего я не покраснел, – улыбнулся юноша, стряхивая ладонь с кудрявой светлой головы. – На вот, леденец возьми, хоть будет чем рот занять, а то говорит тут глупости всякие, – продолжал улыбаться Йохансен, протягивая сестре угощение.
Под всеобщий смех дети расхватали круглые красные леденцы. Долго они ещё говорили за столом: давно был доеден обед и остыли горшки, давно успели обговорить все последние новости города, но столь приятной была атмосфера этих семейных посиделок, что никто не решался первым встать и пойти по своим делам. Говорили о своих радостях, больших и малых, упомянули вскользь и «Монтерских медведей» – солдатскую наёмничью роту родного города, стяжавшую себе немало славы в былые года, что на службе у иноземных государей, что в более грозные годы, когда монтерцы вставали в один ряд с воинами других городов Зарена, чтобы защитить их свободный союз. Давно минули те времена, и союз был ныне частью единой Миртаны, а войны их земля не знала уже много лет: битвы с Варантом гремели далеко к юго-западу, а посягательства герцога тюренского и мелких феодалов Штирланда остались в прошлом. Но слава заренского оружия греметь не переставала: успел отличиться и Карл Йохансен, воевавший в монтерской роте алебардистом, а затем и знаменосцем. Теперь же клинки были отложены в сторону, и отец семейства наслаждался счастливой, мирной и радостной жизнью. Ровно до того самого дня.
Карл даже не сразу понял, что произошло, когда, постучавшись, порог дома перешагнул его товарищ Олаф Тальхоффер. Не понял этого и Дерек: Тальхоффер, мастер по музыкальным инструментам, был их добрым соседом и часто навещал семью Йохансенов, а с его сыном Юханом Дерек водил крепкую дружбу. И даже когда отец заглянул соседу в глаза, он не сразу увидел то, что в них таилось.
– Здорово, дружище, – кузнец пожал товарищу руку. – Дети, а ну-ка встаньте и поздоровайтесь с дядей Олафом!
– Здра-авствуйте! – громким разноголосьем протянули все трое.
– День добрый, детишки, – улыбнулся сосед. – Как жизнь?
– Да неплохо, как видишь, – пожал плечами Карл. – Рад, что заскочил. Садись к столу, у нас тут вон пряники есть.
– С удовольствием, друг, но только после того как сообщу тебе одну новость. Пойдём выйдем, – он кивнул на дверь.
Кузнец недоверчиво приподнял одну бровь, тут же посерьёзнев лицом.
– Сидите пока здесь, ребята, а мы с дядей Олафом сейчас потолкуем и быстро вернёмся, хорошо?
Они быстро прошагали на улицу, и Карл, закрыв за собой дверь, скрестил руки на груди и посмотрел на старого друга:
– Что случилось? Только не тяни, говори сразу.
– Беда, вот что случилось, – вздохнул Тальхоффер. – Пять лет войну не кликали, а тут…
– Да ты что? Неужто на нас ополчились? Кто?
– Орки. Гонец прискакал то ли вчера, то ли сегодня утром. В Херуланде уже вовсю полыхает. Передали королевский приказ, Ли и фон Мейендорф собирают войска… оба со дня на день будут здесь, и роту начинают собирать уже сегодня. Фон Шванден дал сигнал.
– И мы?..
– Да. Мы с тобой есть в списках. Сам видел. Полторы тысячи человек с кантона, это тебе не шутки. «Лесникам» ещё повезло, они маленькие, с них и спросу меньше, а вот Люцерн, Монтера… Доррен… всех под знамёна собирают.
– Ну хоть вместе пойдём, одна радость. Как в старые добрые времена.
– А вот не скажи, неизвестно ещё. Я слышал, что дорренцев с лесными кантонами хотят в Нордмар закинуть, да и люцернцев с ними в кучу. Там сейчас чёрт знает что – мятежники лютуют, орки понабежали… король зубами в этот проклятый Нордмар вцепился и отдавать не хочет, а вот мы, похоже, почти одни в Херуланд двинем. По соседству с ландскнехтами. Неправильно всё это...
– Ну, горе не беда, с этими равнинными тоже жить можно… чёрт, но чтоб орки… – он с шумом выпустил воздух из лёгких. – Сколько их хоть?
– Ничего пока не знаю. Много, слыхать. Ты это… как детям-то говорить будешь?
– Да что-нибудь придумаю, – совершенно изменившимся голосом проговорил Карл. – Мы ведь точно в списках висим, совершенно?
– Да. Врать не буду. Придётся нам тряхнуть стариной.
– Своему-то «менестрелю» сказал?
– Да, уже поговорили с ним. Он очень печалится, конечно, но, вроде, понимает.
– Паршиво это всё. Ладно… Не таких наша бивала, и на этот раз вытянем. Уж мы-то им, – Карл потряс кулаком, – морду орочью начистим. Когда в арсенал, вечером?
– Угу. Смотр с утра будет, ну порядок сам знаешь.
– Знаю-знаю. Слушай. Сейчас пойдём в дом – сидим и делаем вид, что ничего серьёзного не случилось. Я со своими сам вечером поговорю и расскажу всё. А сейчас про это дело – ни слова.
– Хорошо, постараюсь. Держись, старина.
– Ну, пошли.
Сокрушённо помотав головой, кузнец что-то пробормотал себе под нос и решительно открыл дверь.
Дерек увидел тогда отцовы глаза под нахмуренными бровями и понял практически сразу, что дело неладное. Но он и подумать не мог, насколько действительно тяжёлыми были вести, принесённые Олафом Тальхоффером.
Он навсегда запомнил этот взгляд и этот день. День, когда для него началась война.
– Ну вот что, – со вздохом произнёс Карл. – Ты уже большой, и я просто хочу, чтоб ты понял меня по-взрослому. Ты ведь хорошо понимаешь, что я могу не вернуться оттуда?
Юноша смолчал, потупив взор, но затем поднял взгляд на родителя и твёрдо кивнул.
– Хорошо, – продолжал кузнец. – Не впервой мне, сын, врагов воевать, алебарду держать не разучился. Да и товарищи мои тоже не лыком шиты. Так что, даст Иннос – живые будем, вернёмся. Но только в бою всякое может случиться. Стрела шальная прилетит или удар со стороны… да ты слушай, слушай. Серьёзные вещи говорю. Тут ведь часто так – повезёт-не повезёт. Поэтому может статься, что меня похоронят там, и поминай как звали. Ты должен быть к этому готов.
– Слушай, – процедил Дерек, стиснув зубы, – может, перестанешь говорить так, будто всё знаешь наперёд?!
– Ну-ну, тихо ты. Я со взрослым человеком разговариваю или с мальцом плаксивым?
– Да какая разница?! – не унимался парень, еле сдерживая себя от крика. – Зачем, зачем заранее настраиваться на плохое? Ты уже уходил не раз и всегда живым возвращался!
– Я не настраиваюсь, Дерек. Я просто говорю, что такое может произойти. Понимаешь? Может. Ты до конца-то дослушай, о чём я тебе толкую. Пойми правильно: если со мной случится чего, то ты в семье за старшего останешься, и тебе всех кормить надо будет. Не вернусь – ты долго не горюй, скорее за работу принимайся, в цеху тебя уже знают, я с Вельзером завтра переговорю, примут тебя. Про лень забудь напрочь, что закажут или предложат – делай, хоть шлем, хоть тесак, хоть гвозди с подковами. И старайся постоянно узнавать новое: лучше не постесняйся один раз совета спросить, даже если по мелочи, даже если кажется, что тебя за такое на смех поднимут – всё равно, лучше один раз спроси, чем потом десять раз ошибёшься и сплохуешь. Берись за любую кузнечную работу, а коли прижмёт по деньгам – работай сутками, но чтоб хлеб на столе был всегда. Мне тоже так пришлось, когда твой дед умер. И не чурайся помощи попросить – всё ж дело молодое, мало ли что. Деньги бездумно не трать, каждый медяк и каждую крону считай. Как время пройдёт, мастером станешь, будешь больше зарабатывать – тогда можно будет и пряников купить, – он даже слегка улыбнулся, – или обновку какую-нибудь. А до той поры трать разумно. Еда есть, крыша над головой есть – вот самое главное, на это и траться. Ну, ты-то парень серьёзный, у тебя получится, верно я знаю?
– Верно, пап, – вернул улыбку Дерек. Он даже слегка приободрился в этот момент. – Да ты не бойся. Я за девками всё равно ухлёстывать не люблю, а мне самому шибко много не надо. За малыми пригляжу, на ноги встану, а там уж можно будет думать о чём-то. Проживём, если что.
– Вот! Вот это мне нравится. Сразу видать – серьёзный молодой человек. Да, к слову: не знаю, через сколько лет, но когда на мастера будешь проходить, лучше всего откуй меч, такой, чтоб прям ух! У тебя клинки недурно получаются, на хороший меч главное время найти и руку набить.
– Так это, пап, я ж мечи не ковал никогда ещё. Тесаки разве только и ножи.
– Ничего, научишься – раз это умеешь, то и тут ничего сложного не будет. Скуёшь хороший клинок – это самое важное, крестовину с навершием труда не составит, главное по весу подобрать. А там, как на суд мастеров представишь, продай его какому-нибудь знатному богатею, пусть хоть обукрашается, а лучше рыцарю продай или паладину там. Ну а если поймёшь, что по шлемам лучше идёшь – делай шлем, только чтоб без зазору.
– Разберёмся, – закивал Дерек. – Мне ещё всё равно лет десять точно это не светит.
– Ну, кто знает, вдруг и поменьше? Но это видно будет. Ты только главное в долги не влезай, а если даже и возьмёшь у кого – трать по делу и непременно потом возвращай.
– Да постараюсь и на своё прожить, а то как-то совестно. Работы, чай, не боюсь, только молот в руки дай.
– Вот-вот, правильно думаешь. Ещё кое-что скажу. Это так, тоже напутствие на будущее. Вот ты когда ещё малой был, я уходил с варантийцами воевать. Помнишь ведь?
– Как не помнить. Месяцами тебя дожидались.
– Так вот. Знаешь, я не очень-то хотел уходить. Сам посуди: я в семье единственный парень, братьев нет, на руках жена с детьми, и что будет, если я сгину? На кого их оставить? Но я, сын, не пойти не мог. Знаешь, почему? Да потому что за родных сражаться надо. Это ведь не в наёмниках ходить, а родную землю защищать. Вот что было бы, если б я не взял оружие? А если бы сто, тысяча людей так же думали и тоже не взяли бы? Кто б тогда защищал, а? Родную землю-то? Поэтому ты, сын, смотри: ты ведь у меня храбрый малый?
Дерек утвердительно кивнул. Старший Йохансен продолжил:
– Вот если почувствуешь сердцем, что всё, нельзя никак дома сидеть, пока остальные воюют, – он хлопнул сына ладонью по плечу, – тогда сем берись за оружие – и с богом. Но смотри сам: на войне слабакам не место. Тут пусть твоё решение будет. А пока я жив, оставайся дома, работай и за малыми приглядывай. Ральфу скоро тоже в жизнь выходить. Договорились?
– Слово даю отец, – и двое кузнецов пожали друг другу руки. – Ты только возвращайся побыстрее. Каждый день скучать будем.
– Вернусь, сынок, – Карл улыбнулся. – Вот орков от наших земель отвадим, и вернусь. Да, вот ещё что. Я что за жизнь да в походах скопил, много на чёрный день откладывал. Матушка знает, где оно лежит. Если что – спрашивай и не робей. Всяко лучше, чем в долг занимать.
– Хорошо, пап.
– Ну вот, вроде всё, – констатировал Карл, поднимаясь со стула. – Пойдём-ка, сын, спать. Завтра мне на смотр спозаранку, а я с вами ещё проститься хочу. Туши свет.
Небо пасмурное было в тот день, ветер рваными клочьями гнал облака, серых и чёрных лошадей, собиравшихся в вереницу туч где-то у самого окоёма небес. Выйдя за ворота, многие могли видеть, как в там, вдалеке, меж отрогов и склонов родных Заренских гор, уже полыхают изредка розблески молний. Дети, все ещё юнцы и мальчишки, махали на прощание и выкрикивали пожелания удачи вослед отцам, выкрикивали изо всех сил, надеясь, что их голос долетит до ушей их защитников. Под зов трубы, под бой барабанов, под шелест знамён и прощальные взгляды жён и детей уходили отцы в грозовую даль, чтобы больше никогда не вернуться.
Они не вернулись. Сколько ни всматривались мальчишки в лица воинов, проходивших через главные ворота, своих родителей они не замечали. Горожане могли лишь с жалостью и сочувствием смотреть на эту безмолвную колонну: солдаты не смели поднять свои мрачные, угрюмые взгляды на жителей Монтеры, и ни на одном лице не было и намёка на радость от возвращения. Многие были ранены, и тех, кто не мог ещё сам передвигаться, везли на повозках. Из них иные были покалечены на всю жизнь. Бреннер и сам шёл во главе колонны с перевязанной головой, и Дерек смутно догадывался, какой груз ответственности ощущал на себе в эту минуту сержант-майор, ведь их капитан и сам сложил голову на том злосчастном поле.
– Смотри, смотри, – негромко сказал Юхан, показывая на какого-то бородатого всадника в доспехах, чья голова была увенчана шлемом с забралом и перьями. – Это же фон Шванден, нет?
– Нет, не он, – уверенно произнёс Якоб. – Это его брат Генрих. Я Алекса видел, он постарше был, и борода другая. Где же отец, а? Всё не видать его.
– Да, я вот своего тоже не вижу.
– Ну, может они где-то сзади или в глубине колонны, – рассудил Михель, здоровенный детина, который мог видеть поверх голов практически всех остальных.
– И ты что же, с таким-то ростом не видишь? – удивлённо спросил Якоб, покосившись на друга.
– Не всех. И своего тоже не заметил пока. Дерек, ты чего лицом такой мрачный?
– Знамя, – выдавил Йохансен. – Знамени нет нигде, а его обычно в авангарде несут. Королевское вижу, флаг союза вижу, а вот наше…
– А твой папа – знаменосец? – спросил Михель.
– Да.
– А может, в бою древко перерубили, и его свернули теперь? – предположил Юхан. – Всякое бывает.
– Нет. Нашли бы другое. Чёрт, неужели… – он не договорил и покачал головой.
– Ну не торопи коней, дружище, – Якоб похлопал его по плечу. – Ещё рано говорить о чём-то. Счас по домам разойдёмся и будем ждать. Придут они, я уверен.
Но они не пришли. Ни Карл Йохансен, ни Олаф Тальхоффер, ни отцы остальных ребят. Мальчишки даже подходили к солдатам, чтобы узнать о судьбе родителей. Всё подтверждалось: они остались там, на поле битвы, не погребённые и не оплаканные. А вместе с их телами врагам досталось и монтерское знамя. Дерек почувствовал, как что-то оборвалось внутри, когда он услышал про это. Словно какая-то огромная часть его души исчезла, ушла в одночасье, оставив после себя лишь мутный неясный след и образ отца, улыбавшегося ему в последний раз. И дверь в ту счастливую пору, когда этот человек был рядом, делил радости и невзгоды, шутил и смеялся, рассказывал истории из прошлого, навсегда оказалась закрыта. У юного кузнеца не осталось даже сил, чтобы плакать. Лишь невероятно пусто стало на сердце. Он простился с друзьями и поплёлся домой, повесив голову и не замечая ничего вокруг себя.
Через несколько минут он уже стоял посреди кухни, обнимая рыдавшую мать и изредка бросая взгляд на то место, где Карл сидел ещё месяц назад. Ральф и Герда тоже плакали, уткнувшись в подол платья Хельги. В сердце не переставала теплиться глупая, отчаянная надежда, что он вот-вот придёт, откроет дверь и радостно обнимет их всех, вытрет горькие слёзы и расскажет какую-нибудь шутку, как он делал всегда в тяжёлую пору. Но умом Дерек понимал, что отца больше нет, и он никогда, никогда больше его не увидит. Только горечь потери останется с ним до скончания дней, острой болью пронзая сердце всякий раз, когда светлые воспоминания заполнят собой мысли.
С большим трудом успокоив матушку, он на пару минут вышел на улицу. Тяжело вздохнув, парень сощурился и подставил лицо лучам вечернего солнца, наблюдая, как с крыши храма Инноса сорвалась стая птиц. Обогнув его высокий шпиль, она устремилась к стенам города, пролетая над фахверковыми домами. Гулким эхом разнёсся по улицам удар церковного колокола. Резким движением Дерек смахнул сбежавшую из глаза слезу, тут же сказав про себя: «Нет, не буду. Не буду я реветь, как девчонка, папа. В конце концов, я должен сдержать данное тебе обещание.
Я буду их защищать, во что бы то ни стало».
– Ребята! – он остановил друзей и жестом снова подозвал их к себе. – Слушайте сюда. А ведь правду говорит генерал, мы сейчас стране нужны. Орки на севере – это не шутки.
– А ты к чему клонишь, друг? – спросил Юхан.
– Думаешь о том же, о чём и я? – серьёзным голосом вставил Якоб.
– Не знаю, о чём думаешь ты, – продолжал Йохансен, – но я вот что скажу. Надо нам, парни, тоже за оружие браться и идти врага воевать. Я так точно пойду. Хочу вечером собрать всех наших и позвать их следом. Вы как… со мной?
– Шутишь, что ли? – с усмешкой сказал Отто, весёлый парень из цеха кровельщиков. – Мне погибшего отца хватило, да и других рук в кантоне полно.
– А кто, кроме нас? Кто, кроме нас-то пойдёт? – Дерек приподнял брови. – Или думаешь, пастухи из деревень за нас будут драться? А если другие тоже вот так станут отнекиваться? Не-не, пусть другие меня защищают, а я дома посижу.
– Вот-вот, верно, – поддакнул Якоб. – Тем более, мы, кузнецы, чай, получше удержим алебарду или пику.
– Так вы-то кузнецы, а я кровельщик, да и вообще даже не подмастерье ещё, – снова усмехнулся Отто.
– И что? – Дерек скрестил руки на груди. – В тебе силёнок тоже немало. Здоровые лбы уже, нам всем пятнадцать-шестнадцать лет. Кто, кроме нас, семьи защищать будет?
– Да вы не горячитесь, парни, – Отто поднял руки в примиряющем жесте и посерьёзнел. – Вы дело говорите, здесь не до шуток. Но я ещё подумаю, серьёзно так подумаю, и к вечеру дам ответ, хорошо?
– Идёт, – кивнул Йохансен.
– Я с тобой, – Якоб хлопнул друга по плечу. – На самом деле я думал о том же. Без лучшего друга на войну даже не думай.
– В тебе я и не сомневался, дружище.
– Тем более, это наш шанс отомстить за отцов, – парень сжал руку в кулак. – Верно?
– Я не пойду, – сказал Юхан, покачав головой и опустив её к земле. – Не смогу. Я ведь теперь сирота, да ещё трое маленьких братьев на руках остались… так что простите, но я… правда не могу.
– И ты после этого называешь себя нашим другом? – с долей презрения в голосе спросил Якоб.
– Эй-эй, Петерс, ты чего? – опешил Отто.
– А что мне делать? – Юхан поднял взгляд на товарища. В его голосе слышались нотки отчаяния, мальчишка даже чуть не плакал. – Мама у меня умерла, отец на войне погиб, мне три голодных рта кормить, а я ещё даже обучение не закончил!
– У Дерека тоже брат с сестрой. Малышей тётушке Лотте оставь, она добрая, присмотрит за ними.
– У неё и своих детей хватает. Да ты на руки мои посмотри, Якоб! Я в кузнице, знаешь ли, не работал, а лютне учился, и ты предлагаешь мне пику держать?! Да от меня от такого толку даже не будет!
– Серьёзно, Якоб, прекрати ты это, – вступился за друга Дерек. – Ну ведь правду же он толкует, не для оружия руки у него.
– Мог бы хотя б арбалет держать, – буркнул Петерс.
– Якоб! Пожалуйста, прекрати. Сам подумай, у него трое братьев осталось! У меня-то хоть матушка есть, пряжу продаёт, да и отец сбережения оставил, а он вообще сирота.
Парень-кузнец подошёл к Юхану и, положив ему руку на плечо, произнёс:
– Друг, не волнуйся, слышишь? Мы всё понимаем. И уж кому-кому, а тебе себя винить вообще не след. Я на тебя обиды не держу и держать не собираюсь. Ты здесь нужнее, поверь.
Они крепко обнялись, и тогда Дерек повернулся к остальным:
– Ладно, до вечера тогда. Якоб, нам с тобой надо оповестить остальных. Михель наверняка пойдёт, да и Пауль тоже. Встречаться будем на углу Старой Кузнечной и улицы Суконщиков, у здания цеха. И главное… надо обо всём рассказать родным.
Через несколько дней туманным утром они с Якобом уже стояли в числе остальных у здания арсенала. Пошли добровольцами, даже не дожидаясь появления списков, в которых, возможно, их имена вообще бы не значились. Был здесь и Михель, самый старший из них, и Отто, решивший всё-таки пойти и говоривший о своём решении с лёгкой иронией:
– В конце концов, остались дядья, семья у нас маленькая, кормить есть кому, братец вон подрабатывает уже, а я что? Бездельник, повеса, и кому я такой сдался? – он вздохнул и слегка улыбнулся, после чего покосился на Якоба и продолжил наигранно-испуганным голосом. – Да и потом, не хотелось бы мне, чтобы этот тип, – он показал на друга, – отчитывал меня, как Юхана.
– Ну полно тебе будет вспоминать, – Петерс толкнул Отто в плечо. – Сам не знаю, что на меня нашло. Да и помирились мы потом.
– О не-ет, я тебя знаю, ты опасный тип, – продолжал гнуть своё кровельщик, нагло улыбаясь. – Чуть что, загрызёшь сразу.
Пришёл сюда и Пауль, товарищ по цеху и сын клирика-инносианца, набожный и слегка суеверный парень, молившийся огненному владыке везде и по любому поводу, хоть перед трапезой, хоть перед сном, хоть перед важным делом. Вот и сейчас занимался ровно тем же: Отто по этому поводу заметил, что молится он хотя бы тихо и другим не мешает. Пришёл и Йохан Лембек, их общий друг, чей погибший в бою отец был из гильдии каменщиков. Скромный тихоня, он разве что в их компании чувствовал себя более свободно, хоть и был на год старше, и на улыбку не скупился, за что и прослыл доброй душой. На всех были уже надеты красные котты с рукавами до локтя и нашитыми белыми крестами – все бережно выкроенные и пошитые матерями.
– Смотри-ка, а нашего Йохана подруга провожать пришла, – произнёс Дерек, кивнув на Лембека. – Счастливец.
– Тили-тили-тесто, жених и невеста, – тихо сказал Отто. – Кто бы мог подумать, скромняга Йохан, а девушкам нравится.
– Молчал бы ты, – Дерек, улыбнувшись, ткнул друга локтем в бок. – У самого-то, чай, с этим небогато.
– Да уж, чего говорить, твоя правда. Но ничего! Вот вернусь с войны при деньжатах, да при бархате, – Отто криво ухмыльнулся. – А там, глядишь, и на меня кто глаз положит.
Они оба как-то быстро замолчали: всякий раз слова о войне вызывали у них воспоминания о погибших родителях, и сразу становилось как-то не по себе. Меж собой ребята условились говорить об этом как можно реже, чтобы не бередить воспоминания: час мести за них всё равно ещё настанет, а в повседневной жизни частые раздумья об этом только мешали бы.
Скоро очередь дошла и до них. Всех мальчишек уже успели занести в ротные списки и сделать соответствующие пометки об оружии: практически всем досталась алебарда, и только Лембека определили аркебузиром, чему Якоб не преминул возмутиться: они с Йоханом были весьма дружны, а теперь, весьма вероятно, виделись бы только на вечерних стоянках и привалах, а в битве находились бы далеко друг от друга.
– Держи, сынок, хорошая алебарда, – сказал усатый солдат, выдавший оружие Дереку. – Смотри, чистить не забывай. Следующий!
Йохансену достался также острый кинжал-базелард и клёпаный айзенхут с прямыми скошенными полями, который он надел на вручённый матушкой чепец-подшлемник. Такой же набор достался и остальным алебардистам, только Якобу в качестве наголовья выдали салад с ронделями, а Йохан, как стрелок, получил целый фальшион, сразу ставший предметом белой зависти остальных. Где-то ещё в течение часа их распределяли по сотням и десяткам, и кроме аркебузира, пошедшего в отдельный стрелковый отряд, они все попали в батальон Генриха фон Швандена. Дерек даже заглянул ему в лицо, когда тот прошёлся перед построенными шеренгами – Йохансен с друзьями стоял в первой.
– Хорошо, хорошо, – бормотал сержант-майор себе под нос, оглядывая солдат. Тут он вдруг остановился перед Михелем и посмотрел на него снизу вверх. – Солдат, как твоё имя?
– Михель Штейнер, командир, – ответил парень, малость стушевавшись.
– Ты шлем-то под подбородком завяжи, – он указал на болтающиеся завязки и ухмыльнулся в бороду. – А то прилетит тебе орочьей секирой, и привет.
Сотенным сержантом им достался Филипп Мюнцер, прошагавший тенью вслед за Генрихом, а сержантом, командовавшим двадцаткой, был назначен некий Леопольд Крюгер. Это был давний ротный ветеран, среднего роста, широкоплечий, с густыми усами и громоподобным голосом, по которому сразу было видно человека, привыкшего орать команды на поле боя:
– Двадцатка Крюгера, шаг вперёд! – гаркнул он, подойдя к нашим героям. Ещё не приученные к строевым командам, они немного вразнобой сделали шаг.
– Хе-хе, надо же, – капрал ощерился в ухмылке. – Слышать умеют – значит, не безнадёга. Вернуться в строй! Да не поворачивайся ты, остолоп! – крикнул он Паулю. – Команды «Разворот!» не было! Тьфу, чтоб тебя. Шаг назад, вот это другое дело. Значит так, сотня! Слушай меня! Прежде чем мы двинемся, объявлю вам пару вещей и зачитаю ротные правила. Вообще, вам должен был рассказать Мюнцер, но он простудился и охрип малость, так что я за него. Итак! Первое. Сержанты у каждой двадцатки свои, и вы их должны знать в лицо, но в сотне Мюнцера я – главный по тренировкам, Лео Крюгер. Поэтому, хотите вы того или нет, а на тренировках меня вам придётся слушаться! Захочу, чтоб ведро воды принесли – выполнять, захочу, чтоб задницей на ежа упали – выполнять! Тихонержать!!! Второе. Поскольку вы, молодняк, ещё даже шеренгу ровно держать не умеете, сегодня до места сбора можно будет идти не нога в ногу! За те недели, что у нас есть перед выступлением, мы вас, сучёныши, так вымуштруем, что хоть сразу на смотр к королю! Ходить будете красиво и алебардой рубать – правильно! А теперь правила. Первое и самое главное: строевые команды надо знать наизусть! Если у пехотинца в голове есть хоть немного ума, его хватит, чтобы их заучить! Даже если ему в бою прилетит по шлему, оставшихся мозгов должно хватать, чтобы выполнять команды быстро и решительно! Если кто хоть раз ошибётся – будет вне очереди готовить еду или стоять вахту, а потом вся сотня будет вне очереди тренироваться часок-другой…
Говорил сержант ещё с пару минут, особое внимание уделяя запретам и периодически сдабривая речь своими шутками. Упомянул среди прочего воровство, казнокрадство, убийство, драки в лагере, неподчинение командирам, отлучку из лагеря без разрешения, не забыл и про ещё одну традиционную проблему:
– …Идём дальше. Зарубите себе на носу: чужих баб трахать нельзя!!! С обозом едут барышни, они будут готовить еду, помогать по лагерю и за ранеными ухаживать. Среди них могут быть просто девушки, а могут быть чьи-то жёны! Нельзя, я вам говорю! Даже если это крестьянка из окрестной деревни – ни в коем разе. Наказание – прилюдная порка, пехотинец лишается жалования и с позором выдворяется из роты. Дальше. Когда рота идёт маршем, пехотинец должен иметь при себе только три вещи – это оружие, доспехи и кошелёк с деньгами. Всё остальное – все ваши сменные шмотки, сухари, посуда и прочая хренотень – должны ездить в сундуке в обозе. Ещё раз: оружие, доспехи, кошель – ничего лишнего. Дальше. Когда рота встаёт на стоянку, пехотинец никуда не уходит, пока не поставит общую палатку и не соберёт стол со скамьями! Если ему нужно отлить – мне по боку, пусть хоть в шоссы мочится, но палатку со столом должен поставить! Где спать, как вы будете спать ночью – мне совершенно всё равно! Можете хоть под скамейкой дрыхнуть всей кучей! Но палатка должна стоять идеально! Если пехотинец спит в канаве пьяный в доску – это значит, что рядом стоит его палатка, до которой он не дополз! – тут в строю послышались смешки. – А если пехотинец спит в куче досок, это значит, что он устал, упал на готовый стол и сломал его на хрен!
Дерек и Отто, нервно хихикавшие, не удержались и хохотнули в голос. Только вот второй смог вовремя подавить смех, а первый – нет. Леопольд выругался.
– Чего смешного? Кто ржёт, я спрашиваю? – кричал Крюгер. Он уже заметил смеявшегося Дерека, которому теперь хотелось смеяться ещё больше, и направился к нему. – Имя, солдат!
– Дерек Йохансен! – отчеканил юноша, мигом успокоившись.
– Значит так, Дерек, сегодня ночью дежуришь по лагерю две смены. Понятен приказ?
Кузнец, растерявшись, машинально кивнул.
– Ты должен сказать «Да, командир!», придурок! Кивать он мне тут будет… повтори!
– Да, командир.
– Громче, Йохансен, каши в детстве мало ел?!
– Да, командир!
– Во всю глотку ори!
– Да, командир!!! – надрывался Дерек, изо всех сил стараясь не улыбаться.
– Вот, уже лучше, – сержант продолжил расхаживать перед строем на некотором отдалении, и Йохансен облегчённо перевёл дух. – Вот дурачьё, не успели из города выйти, а уже наказания ловят, а! Много же дури из вас выбить придётся! К слову про дурь: надираться в ночь перед боем запрещается! Мне всё равно, что вы пьёте для храбрости, сколько вы пьёте, наутро пехотинец должен быть трезв и бодр! После пива, что б вы знали, драться вы начинаете хуже, а если пехотинец перед боем ползает блевать с похмелья – в ближайший месяц увидит только половину жалования. Ну всё, кончили! А теперь свободны – можете попрощаться со своими и поплакаться в платочек. Как только услышите трубу – построиться на этом самом месте. Разойтись!
Йохансен скривился в ухмылке и собирался было пойти искать родных, когда услышал чей-то воодушевлённый возглас:
- Ребята! Ребята, монтерцы! – кричал какой-то солдат, обращаясь к сотоварищам. – Слышали новости? Генерал Ли с остальными кантноами из Нордмара возвращается! Будем снова бок о бог воевать, как всегда было! Ура!
Последующий троекратный возглас поддержало столько глоток, что Дерек попросту не смог не присоединиться. Он перехватил алебарду поудобнее и нашёл взглядом мать с Ральфом и Гердой и стоявшего рядом с ними Юхана. Тот улыбнулся, завидев друга в боевом облачении.
– Ну как, котелок по размеру? – пытался шутить юный менестрель.
– Ага, вроде не давит.
– Главное, чтоб не сползал, – закивал Тальхоффер. – В бою сбережёт.
– Знаешь, я тут подумал… чертовски будет не хватать твоей лютни и твоих песен в походе. Но уж что поделать, – он развёл руками.
– Да я бы тоже хотел вот так с вами, но… эх, я как-то прескверно чувствую себя, Дерек. Знаю ведь, что моё место рядом с тобой…
– А, брось, дружище. Я тебя от этого меньше уважать не стану. Тебе не про это сейчас думать надо, а про то, как в жизни устроиться. Музыкант всё-таки. А уж мы своё отвоюем, – он с улыбкой глянул на матушку. – И вернёмся обязательно. Но всё ж я скучать буду без песен твоих.
– Спасибо. Ты… береги себя там, ладно?
– Постараемся. Научусь с этой барышней обращаться, – он покосился на алебарду, – и никакой орк страшен не будет.
– Главное – верный настрой, – Юхан ободряюще улыбнулся кузнецу. – А вообще, хорошее ты дело делаешь. Только возвращайся живым обязательно.
– Прорвёмся, – Йохансен подмигнул другу и, повернувшись к младшему брата, присел на корточки и заглянул ему в глаза. – Ну что, Ральф? Обещаешь себя хорошо вести, пока меня нету?
– Обещаю, Дерек. А ты скоро вернёшься, братец?
– Скоро, не пройдёт и года, – усмехнулся старший брат. – Береги маму и Герду. И смотри, вернусь – обязательно с тебя за всё спрошу. Ты ведь настоящий мужчина, а Ральф?
– Настоящий, – заулыбался малой. – Ну… я постараюсь. Дерек, а ты найдёшь там папу?
У юноши внутри всё похолодело. Он изменился во взгляде и сказал уже куда более серьёзным тоном:
– Постараюсь, Ральф. Посмотрим.
Тут, словно гром среди ясного неба, зазвучали трубы, подавая до боли знакомый сигнал. Дерек резко встал, взглянул на мать, у которой из глаза бежала слеза, и они крепко обняли друг друга в едином порыве. Лишь несколько ласковых слов Хельга успела сказать на прощание сыну. И он, подобно отцу, улыбнулся ей напоследок уже из строя, закинул алебарду на плечо и, только забили ритм барабаны, шагнул вместе с товарищами навстречу войне.
В отсветах больших масляных светильников показался чей-то силуэт. Сняв алебарду с плеча, солдат негромко, но отчётливо произнёс:
- Стой, кто идёт. Пароль!
- Святой Сильвестр, - ответил силуэт голосом Леопольда, после чего приблизился вплотную. – Молодец, Йохансен, службу знаешь.
- Стараемся, командир, - пожал плечами алебардист.
- Слушай, ты ведь сын Карла Йохансена, правильно?
- А вы как догадались, сержант? – тут же изменился в голосе Дерек.
- Да по имени сначала подумал, а потом увидел тебя с Хельгой, ну вот и, - Крюгер не закончил и развёл руками. – Я твоего папашу знал хорошо. Славный он человек был, так что ты уж, надеюсь, постараешься не осрамить его память?
- Жизнь за это отдам, сержант, - постарался серьёзно сказать солдат.
- Ну-у, прям-таки жизнь! Жизнь не надо, а вот на тренировках и манёврах заниматься – это дело. Ты ведь не думай, что я изверг какой-то, что вас до седьмого пота гоняю, - Лео ухмыльнулся. – У меня тоже есть душа, сердце… и вся такая дребедень. Только я это тебе по секрету сказал, хорошо?
- Вас понял сержант, никому не скажем – могила, - оценил шутку Дерек и улыбнулся.
- Вот и славно. Просто я это для того всё делаю, чтобы вы к бою были подготовлены, как чёртовы ветераны, понимаешь? Чтобы вы орков отчехвостить могли, как собак дворовых, - он характерно сжал кулак. – Ну и вот. И так у нас три недели, четвёртая вся на марше пройдёт.
- Я понимаю, сержант. Это и правильно, мне так думается. Уж лучше отчехвостить, чем в могилу лечь!
- Вот-вот. Ну ладно. Доброго дежурства. Пошёл я.
- Сержант, а разрешите вопрос? – спросил вдогонку Йохансен.
- Да пожалуйста.
- А дадите парочку каких-нибудь ценных советов на будущее? Ну, чтоб в бою можно было применить.
- В бою, говоришь? Гм. Ну есть парочка. Помнишь, что я говоришь про то, как важно удерживать супостата на длине алебарды? Так вот, если враг на сближение пойдёт, ты можешь очень ловко достать его на коротком хвате – просто держись рабочей рукой поближе к навершию, им так замечательно можно управлять. В тесной рубке – самое оно. Ну а второе, когда совсем прижмёт – бросай алебарду ко всем чертям и выхватывай кинжал. Вот поверь, враг этого не ожидает, а ты ему р-раз! – и базелард в шею. В тесноте только он тебя и спасёт. Усвоил?
- Так точно, сержант, - ответил Дерек. – Попытаюсь не сплоховать.
- Ну добро. Не забудь: завтра на тренировку в условленное время.
– Батальо-он… стой! – раздалась в воздухе команда фон Швандена, и ей вторили сигналы труб и барабанов. Строй алебардистов, сделав ещё шаг, синхронно остановился, и солдаты, сняв алебарды с плеч заученным движением, упёрли древки тупыми концами в землю.
Они остановились на вершине широкого холма, оказавшись с вражеским войском лицом к лицу. Сердце у Дерека в груди билось бешено, разгоняя по жилам взволнованную кровь, и он крепко-накрепко стиснул зубы, когда увидел там, впереди, на соседней холмистой гряде, орочьи ряды. В первый раз он видел серокожих и, надо сказать, они впечатляли своей дисциплинированностью, в противовес тому, что ожидал сам Йохансен, а он ожидал скорее бесформенную толпу, чем правильные боевые порядки, подобные их собственным. В который раз он вспомнил о погибшем отце и в который раз посмотрел влево, чтобы увидеть развевающееся над строем большое знамя Монтеры – заново пошитое и готовое к бою. День реванша, день миртанской мести наконец настал, и от предчувствия скорой сечи Дерек крепче сжал древко алебарды, но быстро расслабил пальцы, вернув нормальный хват – такой, как учил Лео.
Он выпустил воздух из лёгких и оглядел лица товарищей. Они все стояли во второй шеренге – в первой были только одоспешенные солдаты, которые обычно занимали и следующий ряд, но в виду объективных причин их было теперь не так много. По правое плечо – Якоб, чьё лицо было так же взволнованно и сосредоточено, как и у Дерека, ещё правее него – горой возвышающийся Михель, совершенно бесстрастно взирающий на будущее поле боя. Между ними, сжимая оберег в виде символа Инноса, стоит Пауль и шепчет молитву с полуприкрытыми глазами. Заметно, как его рука на обереге слегка подрагивает: из всех друзей Дерека он волновался перед боем больше всех, хотя морально готовил себя к нему чуть ли не каждый день. Отто, стоящий слева от Йохансена, тоже что-то шепчет и медленно качает головой – тихо ругается: ему так легче поймать нужный настрой и подавить естественный страх, сидящий в душе у каждого человека, будь он хоть храбрейшим из воинов. И этот страх всегда готов вылезти наружу, мерзкими и скользкими щупальцами охватить человека без остатка, парализуя всю волю к действию. Это единственное, чему нельзя было обучить на тренировках и строевых манёврах – обуздать свой страх, забыть о нём напрочь и драться без опаски быть убитым. И Дерек сам чувствовал, как этот страх противно шевелится у него в утробе, дожидаясь своего часа.
– Сволочи, – ругался шёпотом Отто. – Всех порубаю… Сволочи.
– Иннос всемилостивый и всемогущий, да отвратит твой божественный щит клинки врагов моих, да не сразит меня ни копьё, ни острая стрела…
Примерно в двадцати шагах перед общим строем стояла сейчас шеренга аркебузиров, и где-то среди них был и Йохан Лембек. Йохансену показалось даже, что он может отличить его фигуру по котте и шлему.
Отто толкнул Дерека локтем и негромко проговорил:
– Твою мать, вот какого чёрта у меня перед битвой начинается? Даже Паулю, вон, нормально, а у меня, кажись, поджилки трясутся.
– Да всё нормально, – подбодрил товарища Йохансен, похлопав его по спине. – Счас как начнётся, всё вылетит напрочь, а там знай себе руби-коли.
– Ага, вылетит, прям к белиаровым демонам возьмёт и вылетит. Ух-х! Сча-а, счас всё хорошо будет. Сволочи… Ну я вам покажу… Сволочи.
– Ну и много же их тут, – подивился Якоб, сощурившись. – Ох и работёнки будет сегодня.
– На самом деле нас примерно столько же, – заметил как всегда рассудительный Михель. – И, думаю, некоторые из них боятся не меньше.
– Ага, сказал тоже, орки боятся, – фыркнул Петерс. – Тебя так точно боятся, глыбу такую. Дерек, как считаешь, боятся орки, а? – в этот момент Якоба всего передёрнуло. Михель довольно заулыбался.
– Боятся, – уверенно ответил Дерек, чувствуя, как страх внутри него ушёл немного глубже. – Мы ж не хлюпики какие-нибудь, а настоящие мужики! Кузнецы, тудыть-растудыть, – он сплюнул под ноги по заимствованной у кого-то привычке.
– Свет вечный да воссияет, владыка, и пусть победа будет за слугами твоими, но не за врагами… – продолжал самозабвенно молиться Пауль, постепенно начиная говорить всё громче.
Леопольд Крюгер, стоявший в первом ряду, обернулся на подопечных и, одобряюще ухмыльнувшись мальчишкам, весело подмигнул и сказал:
– Не боись, пехота! Всех алебардами порубаем. Вы у меня молодцы, все живые останетесь!
– Спасибо, сержант, – улыбнулся Дерек. – Скоро начнётся-то?
– Скоро, – кивнул Лео и указал пальцем на юного солдата. – Йохансен! Про кинжал помни.
– Хорошо, сержант, – кивнул парень, машинально проверив, как ладонь ложится на рукоять базеларда. Сейчас в его голове только и мыслей было о том, чтобы не сплоховать во время боя и вовремя воспользоваться советом Леопольда, если вдруг возникнет опасность. Он только теперь в полной мере осознал, насколько изматывало ожидание близкого сражения, когда сердце не просило – жаждало отчаянной рубки, пусть она и была первой в жизни солдата.
Пять минут показались юношам вечностью. Армии, стоявшие друг напротив друга, наконец-то начали шевеление. Странное было чувство: Дерек не мог, разумеется, видеть всё миртанское войско целиком, но каким-то шестым чувством он явственно ощущал, как приходят в движение некоторые его части, а может то были просто звуки труб, барабанов и волынок, доносившиеся с разных сторон. Он вдруг задумался, как всё выглядело бы с высоты птичьего полёта, но из раздумий его быстро вырвал донёсшийся откуда-то слева голос Мюнцера:
– Древки на пле-чо!
Приподняв алебарду над землёй, Йохансен продолжил то же движение левой рукой и подхватил конец древка ладонью правой. Сердце вновь начало биться чаще. Он увидел, как двинулась вперёд шеренга аркебузиров, и тут снова раздалась команда сотенного:
– Вперёд шаго-ом… марш!
Труба повторила призыв, солдаты отсчитали нужную секунду и под привычный барабанный ритм зашагали вперёд нога в ногу, спускаясь в низину. Встречный ветер скользил между лиц и развевал флаги со знамёнами, солнце выглянуло из-за кучных облаков, и где-то вдохновляюще заиграла волынка. Дерек в который раз расслабил челюсти, и в его глазах сверкнула грозная решимость. Теперь он в полной мере почувствовал себя частью этой могучей шагающей силы, неостановимой, несокрушимой и всесметающей, наводящей на врагов давящий страх своим чеканным маршем и яростью, пылающей в глазах. И даже та громада орочьего строя, что двигалась на монтерцев, не смогла бы устоять перед их натиском.
– Ух сейчас пойдёт рубилово, – произнёс Якоб и нервно рассмеялся. Кажется, нужный настрой был пойман. – Ну мы им покажем, ребята. Ну мы им вломим!
– Сволочи, – продолжал ругаться Отто. Он неестественно улыбался.
– Иннос всемилостивый и всемогущий…
– Р-ребята! – гаркнул Крюгер. – Надерём орочьи задницы! Мы их в лепёшку размажем! А ну давайте наш боевой клич!
– За-а-аре-е-ен! – заорали монтерские солдаты – и новобранцы, и ветераны.
– Не слышу вас, сучьи потрохи! – надрывался Леопольд.
– За-а-аре-е-ен!!! – вырвался крик из сотен глоток, поддержанный соседними бтальонами.
– Алебарды к бою! – скомандовал Мюнцер, трубы дали соответствующий сигнал. Солдаты почти синхронно сняли с плеч древки и взяли их обеими руками наизготовку, направив острия вперёд.
– Да отвратит твой божественный щит клинки врагов моих, да не сразит меня ни копьё, ни острая стрела…
– За наших отцов! – вскричал Дерек, продолжая волну подбадривания. – За Монтеру и наших отцов!
– За наших отцов!!! – с энтузиазмом поддержали его товарищи.
Внутри у Йохансена всё клокотало. Если пару минут назад страх ещё как-то давал знать о себе, то сейчас от него не осталось и следа. Вот он, момент триумфа – так думалось ему. Их барабаны играли грозный боевой ритм, их знамёна весело реяли на ветру, и смерть сидела на их алебардах – могло ли хоть что-то в мире отразить эту атаку? Его друзья шагали рядом, готовые убивать, готовые мстить ненавистным врагам за погибших родителей, обрушить на них всю накопившуюся ярость, и Дерек чувствовал в себе небывалую силу, которая только и ждала своего момента. «Вот оно, отец. Если бы ты только видел нас сейчас! Мы победим этих тварей, мы навсегда отвадим их от нашей земли! Мы им сломаем хребет! За тебя, за тебя и за всех остальных, папаша. Вперёд!»
И в следующий миг их накрыло. Стрелы посыпались с неба настоящей лавиной, и крики первых раненых огласили поле брани. Весь боевой настрой молодых ребят сорвало мгновенно, как невидимой рукой. Дерек втянул голову в плечи и зажмурился на мгновение, осознавая происходящее, его ладони вспотели от нервного напряжения. Стрелы обрушились в основном на средние и задние шеренги, но и авангард тоже не миновал огня: впереди упало двое аркебузиров, ещё одна стрела ранила в ногу солдата из первой шеренги, стоявшего прямо перед Михелем. Тот замешкался на мгновение, соображая, что делать, но его тут же утянули вперёд руки соседей по строю, и он едва не наступил на раненого.
– В первую шеренгу, твою мать! – кричал кто-то.
– Оттащите его в тыл! В тыл его!
– Вперёд, не останавливаться! – орал Леопольд. – Сейчас арбалетчики их отгонят! Вперёд, ребята!
Практически тут же пришла и вторая волна стрел. Дерек по чистой случайности повернул голову вправо в тот самый момент, когда оперённое древко пронзило насквозь горло Пауля. Тот, захлёбываясь кровью, повалился назад, и шедшие в третьей шеренге просто отпихнули его наземь. Якоб, подобно Михелю, встал, как вкопанный, с ужасом взирая на то, как эти солдаты перешагивали через умирающего. И тут же ощутил на спине чью-то толкающую ладонь.
– Не стой, парень, давай!
– Вперёд, да вперёд же ты, идиот! – орали сзади. Дерек, помогая им, взялся за плечо товарища и некоторое время держался за него, чтобы удостовериться, что Якоб не остановится снова. В его храбрости он не сомневался, но произошедшее только что могло вывести из колеи любого из ребят.
– Сволочи! – негодовал Отто. – Всех порубаю! Сволочи!!!
– Вперёд на врага! – продолжал кричать Крюгер. – Сомкнуть строй!
– Держись, Якоб, держись, – инстинктивно говорил Дерек.
– Сукины дети… Пауля… Пауля убили! Да я их на куски порву! Я их уничтожу!
Дерек не сразу понял, что сжимает древко алебарды чересчур сильно, и осознание того, что он всё ещё сохраняет остатки рассудка, заставило его успокоиться. Стрелы перестали низвергаться сверху, только две штуки ещё просвистело над строем, не причинив вреда: арбалетчики с флангов отогнали вражьих стрелков. Йохансену хотелось что-то прокричать, но слова комом застряли в горле. Быстрее, чем он пришёл в себя, шеренга стрелков в авангарде остановилась. Солдаты вскинули аркебузы, приложили фитили к запальным отверстиям, и в следующую секунду грохнул оглушительный залп, а в воздухе стало дымно от пороховых газов. Затем аркебузиры развернулись, и только по сигналу трубы Дерек понял, что поступила команда разомкнуть строй, чтобы пропустить стрелков. И как только те оказались в безопасности, юноша увидел, а скорее услышал бегущих в атаку орков, зашедшихся боевым кличем.
– Батальон, стой! – вскричал Мюнцер. – Принять атаку!
– Чтоб вы сдохли, твари! – послышался чей-то крик.
– Держать стро-о-ой! – проорал Леопольд, и буквально в следующее мгновение враги схлестнулись. Дерек что-то прокричал нанёс укол алебардой по ближайшему орку, который сейчас бился с каким-то сержантом из первой шеренги, но остриё алебарды наткнулось на умбон и соскользило по полю орочьего щита. Йохансен машинально уколол всё туда же, чертыхнулся, слегка перехватил алебарду, и только орк открылся, отражая чей-то удар, как Дерек со всей силы вонзил ему острый наконечник между рёбер, пронзая бригантные пластины и кольчужные кольца. Сержант мигом покончил с супостатом одним ударом меча и тут же схватился со следующим. Выдернув остриё, юноша повторил тот же колющий удар на следующем орке, враг закрылся щитом, но пропустил удар алебарды справа, разрубивший ему ключицу и верхние рёбра. Дерек скосил глаза вправо и увидел Якоба, пронзившего орку плечо, но тот и не думал сдаваться: превозмогая боль, серокожий яростно орал и одной рукой удерживал древко алебарды Якоба, не давая выдернуть наконечник, а другой, ещё сжимавшей топор, изо всех сил прижимал к себе алебардиста из первой шеренги, пытаясь перебороть и удушить его. Не растерявшись, Дерек размахнулся алебардой и с воплем размозжил орку череп, прорубив даже шлем. Михель занимался тем, что попросту крушил кости врагов – к его росту и силе алебарда была в самый раз, а уж соседи по строю не давали оркам дотянуться до неодоспешенного великана. Йохансен только успел выдернуть алебарду, когда увидел, как сержанту впереди воткнули копьё в незащищённую подмышку. Не долго думая, юноша рубанул по древку и рубанул даже успешно, лишив оружие наконечника, но в следующий миг сержанта не стало – краш-варрок перерубил ему шею, и орк-щитовик тут же бросился на Дерека. Всё произошло настолько стремительно, что парень только и успел, что бесполезно рубануть по орочьему щиту да выставить оружие в блок, но его спас Отто: левой рукой он сжал древко почти у самого навершия, чтобы лучше направить удар, и нанёс колющий прямо в шею орку. На лицо Йохансену брызнули капли крови, заставив его зажмуриться. Отведя в сторону заблокированный меч, Дерек не нашёл ничего лучше как оттолкнуть противника, и пока они с Отто добивали его, мимо них вперёд протиснулись воины из третьей шеренги, занимая места погибших. Только теперь спасённый запоздало вспомнил про кинжал на поясе и выругался.
– Спасибо! – крикнул Йохансен, надеясь, что друг услышит его сквозь грохот сражения. Тот рассеянно кивнул головой.
– Не зевай, бей-руби! – донёсся окрик Леопольда, оказавшегося рядом. Алебардисты мигом опомнились и вернулись в сражение. Дерек с каким-то бойцом успел заколоть ещё одного орка, перед тем как атака схлынула, и орки в спешном порядке отступили, теснимые соседними батальонами.
– Дерек! – услышал парень оклик Якоба. – Живой?
– Живой, дружище! Уф! Меня тут чуть не убили на хрен!
Якоб смеялся. Нельзя было понять, был то смех безумия или же просто радость от того, что на нём не было ни царапины, но Дерек счёл, что это было второе.
– Белиар дери! – Петерс даже слегка охрип. – Мы их отбросили! Отбросили, Дерек!
– Мюнцер убит! – донёсся окрик откуда-то слева. – Убили сотенного! Крюгер, принимай командование!
– Из огня да в полымя, – процедил Дерек, поправив шлем. – Михель! Ты как там?
– Я-я в-вроде это, жив! – ответил Штейнер. Казалось, весь испуг от орочьей атаки дошёл до него только сейчас, а во время боя он будто бы и не осознавал всей опасности, самозабвенно рубя направо и налево. – Что с Паулем?
– Его стрелой убило!
– А ну, орлы, прекратить разговоры! – гаркнул усатый сержант. – Вперёд-вперёд-вперёд! Ещё одна атака, и мы погоним их, ребята, мы их опрокинем! А ну-ка живо наш боевой клич!
– За-а-аре-е-ен!!! – во всю глотку проорал Дерек вместе с остальными. Дела, похоже, шли на лад: он с товарищами только что пережил первую атаку, а в битве скоро мог наступить переломный момент. И пока барабанщики выбивали привычный ритм, а издалека доносились атакующие, а подчас и торжественные сигналы труб, все знали, что рота Бреннера идёт к победе.
Солдаты ещё не знали того, но именно в эти минуты Ли разворачивал полномасштабное и стремительное наступление в центре и на левом фланге, задействовав даже часть резерва, и именно этой атаке суждено было решить исход сражения, пока Монтера и Доррен теснили врага на правом крыле. Этой битве было суждено войти в историю как одной из самых молниеносных и разгромных побед прославленного генерала, когда миртанцы сумели опрокинуть и погнать орков меньше чем за час, а пока же солдаты из кантонов перестраивались для очередной атаки. Люцернцы и «лесовики» эшелонировано задерживались на флангах, прикрывая основной вектор удара и пытаясь что-то протолкнуть там по мере сил, а вот дорренцы и монтерцы продолжали активно развивать наступление. Заняв высоту между двумя грядами холмов, на которых изначально располагались армии, заренцы готовились встретить контратакой очередное орочье наступление.
Взметнулись к небу знамёна, подхваченные новым порывом свежего ветра. Пока солдаты с алебардами наизготовку шагали вниз по склону навстречу оркам, арбалетчики с флангов щедро одаривали противника болтами. Якоб, хватая ртом воздух, срывающимся голосом затянул одну из боевых песен роты, которую подхватили практически сразу же. Только в первых рядах старались приберечь дыхание для скорой схватки, и Дерек в какой-то момент решил последовать этому примеру, жестом предложив Якобу и Отто сделать то же самое. В какой-то момент орки бросились навстречу монтерцам, причём центр их строя начал явно выдаваться вперёд, и только предупредительный крик Крюгера позволил юношам понять, что происходит:
– Клин! Они делают клин! Плотнее строй по центру!
– Чёрт, – ругнулся Якоб, стиснув зубы. – Только бы не прорвали.
Орки в очередной раз разразились боевым кличем, солдаты кантонов ответили им собственным, и два строя столкнулись со страшной силой, сметая друг друга. В передних шеренгах многие погибли в первые же мгновения, Дерек успел удачно рубануть алебардой по ключице орку, но вот потом начался настоящий кошмар. Орочий клин просто-напросто разметал первые ряды монтерцев, продавливая построение в глубину, и серокожие с невиданным неистовством ворвались в гущу врагов, сея вокруг смерть и хаос. Йохансена оттеснили вместе с остальными, он лишь по счастливой случайности всадил остриё алебарды в глаз орку, орудуя на короткой руке, а потом он услышал, как где-то впереди вскрикнул Михель. Вскрикнул несколько раз и с невероятной болью, так что у Дерека кровь застыла в жилах – этот голос он узнал бы из тысячи, но он был настолько искажён страданием, что парень боялся даже представить, что сделали с его другом. Стало невероятно тесно, перед глазами замелькали перекошенные от злости орочьи лица с боевой раскраской, один из врагов отбросил в сторону труп товарища, который из-за давки так и остался стоять, и воин-кузнец не стал даже держаться за алебарду. Его пальцы лихорадочно сомкнулись на рукояти базеларда, Дерек рванул кинжал из ножен и, перехватив руку орка с мечом, нанёс ему несколько ударов под рёбра, после чего, сцепившись с ним, нащупал подмышку и всадил кинжал ещё и туда. Сердце колотилось с бешеной скоростью, скользкий страх пробирался в душу и заставлял руки и ноги предательски дрожать. Оружие, скорее найти хоть какое-то оружие! Очередной толчок повалил Йохансена с умирающим орком на землю, он заметил лежавший на земле тесак и отчаянно протянул к нему руку, ухватившись лишь со второй попытки. В следующий миг глухо простонал Якоб, боровшийся рядом и пронзённый наконечником копья на обломанном древке. Суча ногами и пытаясь подняться, Дерек выругался от ярости и бессилия, и вот тут-то ему и спас жизнь его шлем, удержав удар краш-варрока. Солдата отбросило на землю, в голове помутилось, и в этот момент чьи-то руки одним рывком подняли его на ноги. «Валим их, парень, валим! – кричали ему. – Руби!»
Алебардисты оправились от удара и начинали оттеснять злополучный клин, но Дерек этого уже не видел. Он заметил лишь, как смертельно раненый Якоб с обнажённым кинжалом бросается на своего противника, пронзает ему шею и валится с ним на землю. Рука с тесаком будто бы сама перерубает ближайшему орку ключицу, круша кольчужное полотно, серокожий с рёвом бросается на Дерека, пытаясь перерезать ему горло волнистым лезвием меча, но другая рука изо всех сил удерживает смертоносное лезвие в дюймах от шеи. Правая тем временем бросает бесполезный в тесноте фальшион, снова хватается за кинжал, и Йохансен бьёт ненавистного врага уже вслепую, чувствуя, как клинок входит в незащищённую плоть. Последним своим броском орк валит солдата наземь, отовсюду слышны воодушевлённые крики монтерцев, переходящих в атаку, и где-то на грани сознания играет волынка с барабанами.
Он не помнил, сколько пролежал вот так, под телом погибшего врага. Его товарищи уже давно ушли дальше в неудержимой атаке, по всей видимости, посчитав его погибшим, да и никому не было до него дела в такой резне. Придя в себя и решив, что надо что-то делать, он кое-как скинул с себя ненавистное тело, заткнул за пояс перепачканный базелард, нашёл рядом свою алебарду и хотел было куда-то пойти, но, оглядевшись вокруг, увидел картину смерти вокруг себя, осознал масштабы произошедшего и ужаснулся. От того, что ему открылось, он просто осел на окровавленную траву, опершись на древко родной алебарды.
Якоб так и не разжал руки, державшей кинжал, чей клинок унёс с ним на тот свет последнего врага. Кончик орочьего копья торчал у него из спины, и Дерек попросту не мог поверить, что Якоб Петерс, один из лучших его друзей, с которым они делили все тяготы и радости этого похода, мёртв и ушёл абсолютно безвозвратно.
Слева ничком лежал Отто. Из страшной раны в области шеи до сих пор струилась кровь, рот был открыт, а в оцепеневших, стекленеющих глазах застыл непередаваемый ужас и чувство несправедливости от такой суровой и болезненной смерти. Где-то там, впереди, можно было разглядеть и тело Михеля, свернувшегося почти калачиком. Нет, то была не красивая смерть, не такая, какую художники любят изображать на картинах – она была нелепа, некрасива, ужасна и отвратительна. К горлу у Дерека подступили слёзы. Он не смог больше держаться и зарыдал, намертво вцепившись в древко алебарды. Все их надежды, всё их воодушевление перед началом битвы обернулось прахом, было втоптано в грязь и перемешано с кровью. Чего угодно, но только не такой картины он ожидал от этого сражения. Здесь, на этих холмах, война явила себя Дереку во всём своём ужасе, от которого хотелось убежать прочь, лишь бы не видеть никогда больше, и всё более явственно вставал у парня перед глазами облик отца. «И ведь ты… ты тоже все это видел?.. Теперь я понимаю, папа. Понимаю, почему ты никогда не рассказывал о битвах подробно. Не знаю, как ты мог пережить такое. Не знаю, как я переживу. Я скорее рехнусь, сойду сума, но, наверное… наверное, я должен выдержать. Мне есть ради чего терпеть весь этот кошмар. Всё-таки, по всему видать, я выдержу. По крайней мере, за тебя я отплатил им сполна».
Он вдруг почувствовал на плече прикосновение. В царившей вокруг тишине необычайно звонко прозвучал голос тихони-Йохана:
– Дерек. Дерек! Друг, ты в порядке?
– Да, Йохан. Я… может быть, в порядке, – ответил Йохансен, не поднимая головы.
– Не ранен?
– Нет. Якоб и все остальные…
– Да, знаю, я видел, – его пальцы крепче сжали плечо Дерека. – Рад, что хотя бы ты остался. Послушай… Мы победили, и сейчас Бреннер дал команду собирать погибших. Дерек, нам надо помочь. Понимаешь? Всем сейчас тяжело. Но надо по крайней мере похоронить их достойно. Наверное, это всё, что мы можем для них сделать теперь… ты как?
Алебардист тяжело вздохнул и молча поднялся на ноги, шмыгнув носом и утерев лицо. Обернувшись, он оглядел уходивший вверх склон холма, усеянный телами, и непроизвольно нахмурился. В небе, темнеющем под сенью наползавших туч, уже кружились стаи хищных птиц. На вершине осталось одно из малых ротных знамён, местами прорванное стрелами и арбалетными болтами, а между тел уже ходили одинокие фигуры сборщиков.
Дерек содрогнулся всем телом и перевёл многозначительный взгляд на Йохана. Боевое крещение было пройдено, и теперь оставалось разве что отдать товарищам последний долг уважения. Поле боя оставалось за Миртаной.
- Нам теперь вместе надо держаться, Дерек, - произнёс Лембек совершенно серьёзным тоном. – Теперь, когда нас двое, теряться нельзя ни в коем случае.
Алебардист хотел было что-то ответить, но тут у них появились гости.
- Ну что, пехота? – послышался голос Леопольда. Йохансен даже не вздрогнул. – Сидим грустим? Да вы сидите, сидите. Я с вами посидеть пришёл. Тепло у вас тут, - прокряхтел сержант, присаживаясь рядом. – Дерек, ты вот о чём сейчас думаешь? Скажи мне.
- Да я всё… своих вспоминаю, сержант. До сих пор как живые.
- Понимаю. Поверь, понимаю. Нам всем от такого было тяжело. Война, друг, жестокая штука.
- Сержант, сколько мы потеряли сегодня?
- Тебе примерно сказать? По роте – человек триста. По армии не спрашивал, но я точно знаю, что Ли у себя по центру орков в пух и прах распотрошил.
- И много это, триста человек?
- Так ведь смотря для кого. Для роты – не так уж мало, но и совершенно не много. Это, слава Инносу, не Хагенау. А для тех, кому они были мужья, сыновья, братья – это целая жизнь уходит. Целый мир.
- Вот то-то и оно, сержант. Целый мир, - Йохансен вздохнул. – А для меня эти четверо… ох, не знаю даже. Мы ведь лучшие друзья были. А теперь вот только мы двое… остались.
Он повернул голову в сторону Йохана и слегка улыбнулся товарищу. Тот ответил тем же.
- А знаете, что самое паскудное? – снова вздохнул алебардист. – Это ведь я их всех позвал за собой. А они пошли. Я, понимаете? Они погибли, потому что пошли воевать по призыву меня и Якоба. И мне тяжело от этого, черт побери, понимаете?.. – казалось, парень был готов всплакнуть, но всё-таки сдержался, помотал головой и замолчал.
- Дерек, - сказал Леопольд, - я тебе уже говорил и ещё раз повторю: в каждом бою, даже самом маленьком, происходит столько случайностей, что никогда нельзя сказать, кто именно выживет, а кто умрёт. Ни-ког-да. Ты правильный человек, знаешь, чем? Вину за их смерть сваливаешь не на других, а на себя. Но это ладно. Ты просто поймёшь со временем, что нет здесь и не может быть никакой предопределённости. Ну а вообще, про всё это… такова уж наша солдатская доля, друг, в этом жестоком и прекрасном мире, - голос Крюгера немного изменился. - Всякий раз после всякой потери смотреть на небо и думать, а почему из всех выжил я? Почему именно я?.. Но вот… есть у нас замечательная вещь под названием дом. Семья. Друзья, - он многозначительно указал на Лембека. – И оно всегда заставляет любого солдата идти дальше. Как бы ни было тяжело.
- А вы, наверно, всё-таки правы, сержант.
- Знаешь, что? Называй меня Лео теперь. Вот так. Заслужил, честное слово.
- Вы всё-таки правы, Лео, - горько заулыбался Дерек. – Нам, солдатам, на месте стоять нельзя, только вперёд и вперёд. А я… я как-нибудь справлюсь со всем этим. Обязательно справлюсь.
№ 2.1.
– Ты не достигнешь цели, Урр-харш.
"А какова моя цель, провидец?"
...Будь его воля, он бы стал бездыханен. Когда я приблизился, он ощетинился, скалясь, но не смел зарычать. Хрипя, он захлёбывался проточным горным воздухом. Он страшился шума собственного дыхания. И этот нелепый страх был ещё более странен, чем его враждебность.
"Зачем ты здесь, ярру?"
Он смотрел на меня сквозь нетающий туман, взбитый опрокинутыми в озеро горными реками. В его зрачках тускнели лунные блики. Он зашёл по брюхо в дымчатую воду и попытался напиться, но не смог глотать.
Чужаки зовут этого зверя "волк". Их речь невнятна, как плеск, но это слово мне знакомо. Ярру редко покидают низинные леса, они охотятся там стаями, внушая страх малорослым чужакам. Но по настоящему опасен лишь тот, кто бесцельно скитается в одиночку, приходит к воде и не может напиться. Путь его недолог, сердце изнурённого скитальца замрёт внезапно, устав толкать загустевшую кровь. Любой, кого обезумевший от неутолимой жажды ярру попробует на зуб, обречён.
Я плавно опустил ладонь на рукоять краш-варрока.
Ярру поднял лобастую голову и вновь уставился на меня, прижав уши. Его шкура, намокнув, лоснилась бронзой. Жёсткая шерсть не была всклокочена и замызгана. С его узкой морды не падала хлопьями отравленная пена. Его взгляд был взглядом разумного существа.
Я, зевая, почесал ладонь о рукоять краш-варрока и забрёл по колено в озеро. Зачерпнул горсть воды и начал пить.
Ярру выбрался на берег и встряхнулся, окатив меня колкими брызгами. Животворная вода Гиблого озера не выстудила из его шерсти едкий запах дыма. Я, обернувшись, смотрел, как он рысил, опустив голову, вниз по тропе...
Дым... Ярру долго лежал у костра, не решаясь окунуться в ночь. Он был в смятении. Он был оглушён хлынувшими в его сознание звуками. Он задыхался от распирающих его ноздри запахов. Пламя, благодаря которому он всегда прозревал во мгле, ослепило его.
Он убил много волков и обменял их жёсткие шкуры на строку изящных знаков, начертанных кистью искусника на шершавом лоскуте. Многим ярру стоили жизни несколько веских слов, единожды прочитанных ночью у костра. Шкуры! Всего-то заскорузлые шкуры – вот чем были для взволнованного чтеца лесные хищники.
Он понял, что ярру – это много больше, чем грубая шкура, когда, дрожа, валялся рядом с ожёгшим его зрачки костром, и дым, стелясь, коптил его ощетинившийся бок. Потом он встал и робко шагнул в прохладу. И осознал, как зловещая мгла недреманного леса агонизирует в его ошеломлённом воображении. Лунный серп, словно резец, скользил в облачной выси и гравировал на земле живой узор из мерцания листвы и трав, хитросплетения ветвей и колоннады стволов. И, прежде чем новоявленный ярру признал, что никогда не видел ничего прекраснее, его согбенная ужасом спина распрямилась, как обронившая груз постылой наледи упругая ветвь, и он ринулся вперёд.
Это был бег ради бега. До изнеможения, которое наступило нескоро, ведь у ярру выносливое сердце...
Я знаю, каково это. Так было со мной, когда я подрос настолько, чтобы, встав на цыпочки, украдкой куснуть край самого гулкого барабана во всём поселении. И вот пришла ночь, но в зрачках моих таился бледный день. И я, не веря своим глазам, перешёл Мост Отчуждения, не раня темноту огнём. Дурачество обуяло меня, едва я убедился, что в неровном свете звёзд различаю каждую былинку. Впрочем, я оказался недостаточно резв, чтобы удрать от наставника. Тогда он впервые угостил меня палкой. Ночная зоркость означала, что я взрослею, и тем нетерпимее было моё озорство...
Та зряшная обида оказалась гораздо памятнее кровоподтёков. Ведь уже тогда я, дерзкий сопляк, был далеко не так уязвим, как уязвим варрохо – дух во плоти. Дух человека во плоти зверя. Оборотень. Тот, чьи жажда и голод неутолимы. Одолев врага, он не отведает его крови. Его же раны будут кровоточить, пока он не станет самим собой. Он погибнет от истощения в течение нескольких дней, если нечто помешает ему перевоплотиться. Пускай иной варрохо гораздо сильнее и резвее любого из моих собратьев, но всё же он хрупок, как скорлупка.
Оборотень познал коварство волшбы, растратив невосполнимые силы на бегство от собственной тени. Жажда пригнала его к Гиблому озеру.
В полдень, возвращаясь из непознавательного путешествия по едва различимым на каменистом грунте следам пришлеца, я разглядел на калёном солнцем валуне неподвижно сидящего ярру. Он смотрел вниз, на Ущелье демонов. Это значило, что наши пути никогда больше не пересекутся.
Но он вернулся спустя два дня, перевоплотившись в матёрого уоррга. Не вняв брани дозорных, он пробежался по Мосту Отчуждения, и один из камней, брошенных в нарушителя, едва не проломил его голову. Полудикому зверю нельзя соваться на священную Землю Барабанного Грома, но откуда чужаку знать это?..
Он мусолил языком окровенённый бок, тщась унять боль, когда я ковылял мимо, предаваясь мыслям об отдыхе на новёхонькой циновке, сплетённой из листьев душистого аирра. Этими листьями я запасся в заболоченной низине, поглядывая на забелённую туманом Башню Хозяина демонов и отпихивая от себя подальше рукоятью краш-варрока зубастую морду чересчур любопытного орх-тарра. Полосатый ящер оставил меня в покое, когда его подслеповатые красные глазёнки утомило моё копошение в трясине.
Мысли, закопошившиеся в моей голове при виде раненого уоррга, оказались куда назойливее. Я любого зверя узнаю издалека. Оттенки масти, стать, походка, – всё созвучно неповторимому прозвищу. Битый невежа разительно напоминал Анха, но у того брылы седы.
И вновь мы испытали друг друга немигающими взглядами. И вновь чужак не выдержал моего вторжения в его неясные замыслы. Он спокойно ушёл, прихрамывая. Он понимал, что и на трёх лапах легко унесёт хребет из-под лезвия моего краш-варрока.
Праздные мысли о циновке выветрились из моей головы. Я подступился к смакующему запечённые в золе грибы-черноголовики Сыну Духов и спросил:
– Скажи, Варраг-Шаккар, будет ли мне сопутствовать удача на охоте?
Он велел мне зачерпнуть полную горсть пепла, жалящего кожу брызгами накала, и медленно поворачивать кисть, пока ладонь не очистится. Он слушал шелест струящейся персти, вглядываясь в моё лицо. И сказал:
– Ты не достигнешь цели, Урр-харш.
Видимо, я поморщился.
Зато он не видел, как я улыбался, задремав на груде благоуханных листьев под неумолчный рокот барабанов.
Я не вхож во сны Кру-Шака. Я живу въяве. Когда-то я отказался притронуться к Грахтнакку, в сердцевине которого ждал власти достойного пламень великой силы.
– Он твой, – внушал мне наставник.
Я был лучшим учеником Варрагов. Так думали многие. Но не я. Не лучший тот, кого вразумляют побоями.
Без малого два века никто не коснулся Грахтнакка Граш-Варраг-Анхарта безнаказанно. Я знал, что случилось с моими предшественниками. Счастливчиками, коим наставники пророчили великую честь укрощения гневливого духа, заточенного Анхартом в нетленную сердцевину чернокорого грахта. Самонадеянные дарования уподобились бешеным уорргам, и краш-брокдары воинов Храма залили их кровью священную Землю Поклонов.
Недотрога, едва теплящийся в посохе, который наставник назвал моим, никого не признавал равным Анхарту. Равным же ему самому был только его легендарный собрат, унесённый в Подгорную Усыпальницу Варраг-Хашором…
Наставник тяжело переживал отступление лучшего ученика. Два раза распахнулся и сжался в тончайший серп лунный зрак ночи, и Варраг-Руункх умер во время молитвы. Он лежал, уткнувшись лицом в гравий, и, казалось, посох сломал ему хребет…
Через восемь лет мой младший брат, не избалованный упованьями наставников, бестрепетно взял в руки Грахтнакк Граш-Варраг-Анхарта, и Клан обрёл Высшего Сновидца. Даже вояки-храмовники, дотоле едва ли замечающие щуплого травника, теперь с почтением обращались к нему: Граш-Варраг-Таррок…
Я не жалел о своём выборе. Я не мозжил лоб о серый гравий, усердствуя в молитвах. Я бил кулаками в барабан и смотрел, как танцуют женщины. Мне никогда не забыть, как бряцали и переливались в зарницах вечерних костров браслеты Заррашхан. Я уходил в застенчивую ночь, уходил в кичливый день, и дарил ей речной бисер, морские ракушки, кусочки янтаря... аметистовые, бирюзовые, опаловые и яхонтовые осколки подножной тверди. Я повидал мир, и дольний, и горний... Он стал теснее, когда в зените сомкнулся Грозовой Свод.
Я выбрал тропу охотника и следопыта. Я – разведчик. Как и оборотень, нашедший убежище в Ущелье демонов.
Моя добыча – корыстные, пахнущие кровопролитием умыслы чужаков.
Они теснят нас, и мы отступаем, огрызаясь. Они молятся своим богам в наших святилищах. Он коверкают слова нашего языка, не вникая в их суть. Они называют наш некогда уединённый мирХоринис.
Гхарр-Нэисс. Панцирь краба, погибшего на мелководье в дни юности вселенной. Каменный щит покороблен чудовищной тяжестью небес. Под ним – бездна, огромные пещеры, залитые лавой расселины. Под ним – Усыпальница Кру-Шака.
Но, я думаю, знай чужаки об этом, они не побросали бы кирки, отказавшись от идеи опустошить преисподнюю. И, очевидно, Малый люд стремится к знаниям, не довольствуясь малым – обрывками снов и намёками легенд. Иначе, оборотень не пришёл бы на Землю Гремящих Озёр, которую мы, стражи Усыпальницы, ещё вправе считать своей.
Верно, мне открылись бы его цели, не откажись я когда-то взять посох Анхарта. Если бы малая толика всеведения, которой строптивый дух попытался бы откупиться от меня, не смыла мой рассудок. Любой малец знает, что только Сыну Духов дано слышать чужие мысли. И только цели, никогда не манящие бесхитростные звериные души, выдадут оборотня. Странно, но не всякому старцу ведомо, сколь неточно это знание.
И следопыт изобличит оборотня, видя в причудливости его пути несвойственные уму зверя причуды. Но Варраг узнает варрохо и когда мысли хитроумной твари уже смолкли навсегда. Впрочем, наставники говорили, что труп оборотня, не облачившегося в свою родную шкуру, сгнивает противоестественно быстро, и даже мерзлота не замедлит распад. Что же, и без помощи духов можно уловить душок падали.
Но я не видел своей целью подтвердить или опровергнуть полузабытые ещё прадедами сведения о приметах оборотней. Чужаки всегда неохотно прибегали к магии перевоплощений. Они слишком горды, чтобы падать на четвереньки. Они не умеют терпеть жажду. Мне же и никому из моих собратьев не нужны такие ухищрения. Природа не враждебна нашему племени.
Люди Малого племени уже более десяти веков обживают Панцирь Краба. Они хищничают всюду, куда доберутся, и негодуют, встретив отпор. Их глазами взирает на всё и всех чуждая примирению идея безудержного стяжательства. Оттого мы зовём их чужаками.
Они тщедушны, но опасны. Особенно те, кто не гнушается перевоплощений. Возможно, ни один из чужаков не рядился в звериную шкуру с той поры, как воины Анхарта разорили в северных горах логово оборотней.
Пора сдуть паутину с опыта пращуров, досконально изучивших все тонкости охоты на варрохо. Пусть не благоволит мне удача. За мной пойдут бывалый Анх и проворный Шуг. И ещё мне пособит…некто. Дабы заручиться его поддержкой, мне надлежит подняться высоко в горы, на хребет Лунного Ящера. Вскарабкавшись на один из его каменных позвонков, можно взглянуть свысока на водопады, утоляющие жажду Гиблого озера. Затем придётся идти по леднику, тщательно огибая избороздившие его разломы. Когда-то этот путь не тяготил меня.
Я был моложе.
И только раз я осилил подлунную тропу в одиночку. Но я был не в ладах с собой и оступился. И небо холодно взирало на то, как я корчусь в расселине, оказавшейся слишком узкой для того чтобы проглотить меня. По счастью, я не потерял краш-варрок. И его лезвие оказалось достаточно прочным, чтобы впиться в вековечный лёд. И ещё раз, и ещё, и ещё…
Я вернулся к костру Заррашхан. Я согрелся, но страх, вмёрзший в мою память, так и не истаял.
Теперь переход по ледяной тропе страшил меня больше, чем та встреча, ради которой я затевал восхождение. Я уже стар для таких вылазок.
Пока я несколько дней собирался с духом, занимая себя прогулками по берегу Гиблого озера в обществе следящих за каждым моим движением гха-руудов, другие действовали…
Чутьистые кровохлёбы обнаружили тело раньше меня. Но не могли добраться до лакомой находки, не сломав свои тощие шеи. И я не мог, ибо бескрыл.
Я отогнал досадливо огрызающихся друг на друга зверей, швыряя в них камни. И, убедившись, что ненасытные твари не склонны к необдуманным посягательствам на целостность моего кровообращения, прильнул к краю пропасти и заглянул вниз.
Боец Храма Дарр-Ахаз лежал на уступе и смотрел ввысь пустыми глазницами. Вездесущий охоншо, баловень ветров, стяжал свою награду. Что ж, зоркий искатель и его острокрылые собратья довершат прощальный обряд, достойный воина…
Накануне утром Дарр-Ахаз просил моего совета. Из сумерек он явился к моему костерку, чей хлопотливый треск был едва различим в неумолчном говоре вод, каскадами льющихся через чашу Гиблого озера.
Варраг-Шаккар послал его и ещё двух бойцов выследить и убить изгоя. И спрятать труп, сохранив бесчестное деяние в тайне. Мыслимо ли ослушаться Сына Духов? Мыслимо ли поднять руку на Сына Духов?!
Гордый храмовник тихо спросил у неприкаянного следопыта, как ему поступить?
– Не ищи, – буркнул я, вороша головнёй золу.
Ахаз ушёл, безмолвствуя. Не знаю, искал ли он изгоя. Но он нашёл на извилистой горной тропе свою резвую погибель. Маленький и невесомый, как игривая рыбка, клинок рассёк сухожилия его правой руки, прежде чем она вскинула смертоносный краш-каррок, не помедлив, вспорол живот, и юркий враг метнулся в сторону, не препятствуя падению обмякшего тела с кручи...
Варрохо разведал незнакомые места, осмелел и скинул звериную шкуру. Он пришёл днём, ведь ночь чужда ему. Вряд ли он выслеживал ненавистного ему храмовника, просто шаги и самого грузного из моих собратьев почти бесшумны для никудышного человечьего слуха.
Так я размышлял, вглядываясь в лицо воина, позволявшего себе недопустимую роскошь сомнений. У меня же не осталось времени для колебаний. Но я медлил, будучи не в силах отвести глаза от лица сильнейшего из сыновей Заррашхан, в заострившихся чертах которого угадывал отражение собственного лица. Того, каким оно, возможно, станет в заждавшемся меня завтра...
Когда я, привлечённый перебранкой кувыркающихся в облачной дымке охоншо, добрался до развалин Нагорной крепости, выяснилось, что и другие "травильные псы" Шаккара разделили судьбу Ахаза. У одного из них было обожжено левое плечо. Они нашли отщепенца, но он при помощи Шабанакка убедил их не нарушать его уединение. Вероятно, чужак застиг храмовников врасплох, когда они, образумившись, отступили перед плюющимся огненными сгустками духом посоха и предоставили изгою возможность спокойно отправиться на поиски другого убежища. Тогда и их одолели сомнения.
Прыткому варрохо хватило одного выпада, чтобы насадить сердце палёного храмовника на острие своего потешного меча. Второго посланца Сына Духов он исцелил от всех сомнений тремя глубокими порезами. Наиболее действенным, как это бывает, оказалось кровопускание из горла. Увёртываясь от рубящего воздух краш-брокдара, чужак изрядно взмок, но не обронил ни капли своей крови. О том, что теперь некто из вражьего племени узнает его среди множества других людей, он вряд ли беспокоился. А если чутьё подведёт меня, Анх не потеряет следа...
Истину сказал Граш-Варраг-Анхарт: "тот опасен, кто не боится зверя в себе".
"Ты хочешь перебить нас всех поодиночке, варрохо?" Цель не казалась столь уж недостижимой, если учесть, как мало нас осталось...
Но всё же мне не хватало прозорливости Сына Духов. Помыслы оборотня оставались зловещей тайной. Возможно, изгой мог бы пролить свет на случившееся у стен разгромленной крепости, но я не спешил на его поиски.
Рано мне умирать. Дружище Ур-Шак грозился меня испечь. Он не бросает слов на ветер, но дух его Шабанакка бросается огнём с доходчивой непринуждённостью.
Мог бы я сказать, что именно Ур-Шак и есть всему зачинщик. Но и он во многом винит меня.
Моя вина в том, что я оказался слишком любопытен, но не слишком любознателен.
Всё началось с того, что Варраг-Ур-Шаку опостылела Земля Поклонов. Он сошёл в Долину, исполненный решимости проникнуть в сны Кру-Шака, разбивая лоб о плиты оставшегося без призора ещё при наших прадедах Сердцевинного Мольбища. Вернувшись, Ур-Шак объявил, что скверна выжжена, и он не намерен более терпеть вторжения под своды молельни неугомонных осквернителей. И дабы внушить им уважение к святыне, деятельный Сын Духов навещал отвоёванную у чужаков молельню чуть ли не через день. И благодаря оным всеблагим нисхожденьям столь глубоко вник в грёзы Кру-Шака, что взял за обычай изрекать диковинные премудрости, быстро набившие оскомину догматику Варраг-Шаккару. И сей благочинный законник уже тогда начал точить зуб на вольнодумца.
Граш-Варраг-Таррок слушал крамольные речи Ур-Шака и не воспрещал слушать другим. Терпимость Верховного Духовидца смиряла недовольных, смущала вдумчивых и питала затлевшую надежду честолюбца Шаккара на невозможное возвышение…
А я, дивясь словам Ур-Шака, решил, что смутьян встретил на тропах снов дух Граш-Варраг-Арушата, у которого была пропасть времени разочароваться в бессмертии.
У Клана Гхарр-Нэисс был выбор, когда хлынувшие на наши берега с бесчисленных стругов бойцы Клана Иррг-Охоншо уже восторжествовали. Наши предки могли принять бой и погибнуть с честью. Они могли смирить гордыню и вступить в переговоры с вождями Клана Воронова Крыла. Но Граш-Варраг-Арушат воззвал к явившемуся ему в спасительном видении Кру-Шаку...
Выжившие притеснители утекли к морю, и чёрные паруса унесли их прочь с такой скоростью, каковой не вычерпать из попутного ветра крылам ворона.
А победители стали "и живые, и мёртвые"... Граш-Варраг-Арушат и четверо его братьев усыпили лютующего Демона-Заступника биением своих сердец, замурованных в криптах из серого гранита.
Иначе наш остров стал бы пустыней. Всякая победа имеет свою цену, великая победа – великую цену...
Наши предки выбрали бесчестье, сказал Ур-Шак. Они боялись умереть в бою, они брезговали слукавить на переговорах. Они вымолили защиту у сущности, чуждой солнечному свету и лунному отсвету. Они были безвольны и бездумны, они стали не живы, не мертвы.
Таковы и мы, говорил Ур-Шак. Ни живы, ни мертвы. Клан Панциря стал кланом надгробия. Не пора ли вернуться к жизни?
И когда ропот не живых вскипел до негодования, Граш-Варраг-Таррок сказал:
– Это правда, мы вырождаемся.
На это и Шаккар не нашёл опровержений. Всяк бы прикусил язык. Улыбчивая танцовщица Заррашхан родила четырнадцать крепких сыновей. И ни одной дочери. Минули те времена, когда другие матери завидовали бы ей, шепчась: никого из входивших в её шатёр, не одолевала немочь… Возможно, когда Граш-Варраг-Анхарт спохватился и запретил усыхающему на глазах Клану Панциря отсекать от себя услаждающие сон Кру-Шака жертвы, было уже поздно. С того дня, когда храмовники насадили на колья, вбитые в землю близ малых алтарей, головы оборотней, дремлющему в недрах острова Избавителю жертвовали только зарвавшихся чужаков.
Но мы уходим в небытие, как последние капли стихающего ливня уходят в песок. Что если, спросил Ур-Шак, дети, сегодня делающие первые шаги, – последнее колено некогда полнокровного Клана Нэисс? Что тогда? Не о том ли, перед тем как обрести бессмертие, сказал повелитель молний Варраг-Унхилькт: "когда смолкнут барабаны, Кру-Шак пробудится"?..
Верно, подумал я, выбивая сдержанный гул из упругой шкуры тенелюбивого хаз-орру, современники поняли обладателя Клинка времён чересчур буквально…
Хватит доверяться невнятным пророчествам, не унимался Ур-Шак. Не лучше ли жить своим умом, а не внимать благоговейно шороху праха? Чего ради мы цепляемся за вражду с Малым людом, которая лишь приближает наше неминуемое исчезновение?
Всё бы так, друже Ур-Шак, да только и чужаки не прочь враждовать с нами. Может статься даже, мысли мои были услышаны, но тут заклекотал Шаккар:
– Если ты, Варраг, забыл смысл пророчеств, не говори за других!
– И тот, кто помнит все толкования, пусть скажет за себя, – молвил Таррок. – Пусть скажет, почему он, возжелав повелевать духами, не искал в горах прямоствольный грахт, почему не срубил в низинном лесу вечнозелёное деревце шаба, почему не совершил ритуал призыва? Почему он всего лишь дерзнул присвоить себе одухотворённый посох одного из наших пращуров?.. Если Сыны Духа не хотят говорить об этом, я скажу за себя. Я сделал так, потому что не был уверен в однозначности толкований всех тонкостей сего изощрённого обряда. Ведь многие знания наших предков утрачены или искажены. Вспомнив о пророчествах, помянем и пророков. Зачем воины Клана Иррг-Охоншо устроили резню на Гхарр-Нэисс? Им нужна была дань… не вещная. Знания. Лучшие зодчие и каменотёсы жили на Панцире Краба. Лучшие рудознатцы и кузнецы. Варраги Клана были целителями, ловцами молний, заклинателями огня, укротителями подгорных демонов. Задумайтесь: мы сыты крохами их вежества! Я спрашиваю себя: предвидели они наше невежество? И не нахожу ответа…
Скажу за себя: я задумался. Особенно когда мой младший братец, правопреемник достославного Анхарта, последовал баламуту Ур-Шаку и, попросту говоря, зачастил в Сердцевинную молельню. Несомненно, тот, с кем встречались духовидцы, был существом из плоти, не знающим дорогу в мир снов...
Я явился к мольбищу безлунной ночью и устроился в раскидистой кроне старого бука, стоящего возле полуразрушенной арки. Застыв, я созерцал в потёмках творение рук своих умелых прародителей, и на рассвете услышал приближающиеся шаги.
Чужак шёл уверенно, шаркая по земле тяжёлым подолом багряного балахона. Миновав арку, пришелец стал посреди засыпанного гравием двора, извлёк из рукава дощечку и начал что-то царапать на ней крохотным ножичком. Я наблюдал за ним, припав к разлому в стене, изрядно пострадавшей от охаянной Ур-Шаком вражды Клана Панциря с Малым народом. Зрелище быстро мне наскучило, и я спрыгнул со своего насеста. Чужак был, в сущности, безоружен, и я не спешил хвататься за краш-варрок. Хотя по законам Клана должен был зарубить любого иноверца, застигнутого на священной земле. Я ожидал, что он бросится наутёк при моём появлении...
Мне пришлось нагнуться, чтобы заглянуть ему в лицо. Зрачки его затмила непроглядная муть. Слепец был немолод, как я здраво рассудил, в несказанном изумлении пялясь на его морщины и редкие седые волосы. Как бы там ни было, его почтенные седины никак не объясняли его невозмутимости. Не зная, что предпринять, я зарычал, искусно подражая зыку рассвирепевшего хаз-орру. Обычно этого вполне достаточно для внушения и вооружённым чужакам мысли о бегстве.
Багряный человек усмехнулся. Потоптавшись в полнейшей растерянности вокруг диковинного незнакомца, я заглянул ему через плечо. На дощечке он с замечательной точностью вырезал цепочки знаков – отрывки пророчеств, о толковании которых ожесточённо спорили Ур-Шак и Шаккар. Эти туманно вещающие о былом и грядущем символы здесь, на мольбище, были повсюду, куда ни глянь. Они же, нацарапанные на обструганной древесине, недвусмысленно говорили о зоркости мутноглазого чудика. Это открытие произвело на меня необъяснимо тягостное впечатление. Я взбесился так, словно уличил пожилого любомудра в гнуснейшем воровстве.
Я ударил нечестивца по руке, и табличка, грянувшись оземь, брызнула щепами. Чужак, скосоротившись, попятился. Смехотворный ножик он направил на меня, и по чёрному трёхгранному лезвию заметались малиновые искры. Белоглазый, отступая, принялся сноровисто чертить рдеющей "занозой" в воздухе какие-то завитушки. Непотребная волшба мигом вернула мне дар речи.
– Рок Кру-Шак кор ганорг! – взревел я, стиснув кулаки.
Колдун живо развернулся, взметая подолом мелкие камушки, но естественное для чужака незнание запрета на чародейство в святилище, чреватое дерзким вторжением в сны Кру-Шака, не избавило нарушителя от пинка, попутного его желанию сгинуть с моих глаз.
Он распахал пупом дребезжащий гравий почти до арки. И тут волна жара припекла мой правый бок, и чья-то тяжеленная лапа разворотила мне плечо.
Я, упав навзничь, смотрел, как напавшее на меня чудище разворачивается в накалённом воздухе, лениво взмахивая чёрно-бордовыми крыльями. Не доводилось мне встречать подобных тварей, но узнать рууш-даарга было нетрудно...
Жить мне оставалось недолго – до второго удара раскалённой лапы. Переливающаяся всеми оттенками талого камня шкура крылатого дива не настолько прочна, чтобы её невозможно было уязвить краш-варроком. Но я, на свою беду, уже не чувствовал правую руку. Чувствовал только, как кровь выплёскивается из разодранного плеча. Всё же я сел и нащупал левой рукой своё почти бесполезное оружие. Тварь отрыгнула клубящееся пламя и устремилась ко мне.
С каждой каплей крови я терял уверенность в том, что смогу удержать в руке краш-варрок. Но я успел скрестить его лезвие с прогудевшими перед носом растопыренными когтищами, и огнедышащий крылан, ухнув, отшатнулся в сторону и взмыл повыше, готовясь выполнить ещё один разворот.
Я был ещё жив только благодаря выдающейся тупости врага, не догадывающегося о возможности без затей изжарить меня на выдохе. Но сознание моё угасало. И когда несметные золотисто-алые лучи, пронзив бурлящий воздух, впились в бездумную голову рууш-даарга, я успел порадоваться тому, что всё же мне довелось повидать грозного духа, прирученного Анхартом, в бою...
Очнулся я на следующее утро. Таррок рассказал, что хотя лучение Грахтнакка и не нанесло урона жаростойкому демону лавы, лукавый дух посоха лишил выходца из недр воли и заставил биться о камни до тех пор, пока тот не издох… Не вернулся в преисподнюю, откуда призвал его Граш-Варраг-Кас'Ардасс.
Так мой брат назвал белоглазого кощунника. Верховный Духовидец Малого народа защищался от меня, недалёкого ревнителя условностей, от священной рутины которых я сам же и отлынивал годами, отвергнув посох Анхарта...
Я грубо вмешался в переговоры оскуделого Клана Панциря с процветающим Малым племенем, каковые Ур-Шак и Таррок затеяли втайне от воинствующего праведника Шаккара и его сторонников, полагающих для себя чем-то зазорным хотя бы иногда переходить Мост Отчуждения. Сыны Духов немалым трудом достигли взаимопонимания с надменным и подозрительным "слепцом". Пока я не навестил мольбище, главной помехой казавшемуся дотоле чем-то немыслимым примирению было естественное обоюдостороннее косноязычие переговорщиков. Именно Кас'Ардасс сделал первый шаг к несбыточному миру, заинтересовавшись разнообразными символами, высеченными в камне, и признав их достойными изучения. За этим занятием и застал его в молельне гонитель скверны Ур-Шак, оказавшийся, при всей своей воинственности, несравнимо дальновиднее меня.
В то время как просвещённый Клан Нэисс, всецело посвятивший себя охране покоя Кру-Шака, в бесконечной череде священных дрязг терял своих непревзойденных мастеров и духовидцев, вынужденных браться за оружие, терял их знания, убережённые от тени Воронова Крыла, дикари из низины охотно учились, набивая на бездорожье познания собственные шишки и подбирая крупицы опыта первопроходцев. У Кас'Ардасса были немногие предшественники, благодаря пытливости которых он смог объясниться с Ур-Шаком, не прибегая к силе. Не увидь мутноглазый чужак в моём друге занятного собеседника, он хладнокровно переступил бы через его труп...
Я не верил своим ушам.
Но мой незлобивый брат Таррок на деле испытал немалую силу подслеповатого человечка, отстаивая мою никчёмную шкуру. Кас'Ардасс уступил и, негодуя, покинул ставшее ареной святилище, возможно, ещё не желая видеть в показавшихся ему разумными зверях вероломных и кровожадных тварей. Да,зверь – орк, так зовут любого из нас чужаки. Кто из них помнит значение этого слова? Так или иначе, я нанёс не привычному к скотскому обращению Граш-Варрагу Малого люда нестерпимое оскорбление, а Таррок помешал гордецу воздать мне по заслугам, чем, сам того не желая, подлил масла в огонь. И вот хрупкий мир горних и дольних людей повис на волоске...
Я же довольно натерпелся от оскорблённого миротворца. Что тебе в нём, спросил я Таррока, что тебе в том, чей мертвенный взор обращён внутрь, и чьи истинные цели невидимы?!
Бессмертные, ответил Верховный, не вольны покинуть Усыпальницу Кру-Шака. Но и Заступник дотоле не пересёк рубеж Сердцебиения. Сыны Духов заманили Пришлеца в ловушку, но вечно ли его ожидание? Настало время невежества, которое он предвидел. Никто уже не помнит, чем искушал его Граш-Варраг-Арушат... Возможно, Кру-Шак искал убежища в неуютном светлом мире, и вот ему даровали великолепные хоромы и верную свиту? Наитие или наваждение двигало Бессмертными, но они, попав в свою западню, лишь выменяли миг у вечности. И если Кру-Шак, упившийся снами, теперь достаточно силён и решителен, он взломает Панцирь Краба, и никто из ныне прозябающих на Земле Барабанного Грома не остановит его. В пророчестве же ясно, как не толкуй, сказано: пять клинков обратят острия против Заступника, и… отпрянет, и вернётся туда, откуда зван.
Если уж тебе, Граш-Варраг-Таррок, глумился я, не даются и не дают покоя эти легендарные мечи, кому доверишь их? Заносчивому чужеплеменнику, вряд ли способному приподнять Клинок Бессмертного? Малоумные сородичи Кру-Шака ему в этом деле не помощники.
– Я не смогу, – ответил Таррок. – Потягаться с Унхильктом или поспорить с Касоргом рискнул бы, но Арушат непобедим.
– А Кас'Ардасс и не рискнёт, – уверенно пророчил я. – Разве надоумит кого-то на самоубийство... С чего ты взял, будто чужаку по зубам то, к чему тебе не подступиться?!
– Нам нужны их знания, Урр-харш, – ответил он устало. – Не их порожние черепа... Помнишь слова пророчества?
Я помнил. "Ступившему во тьму – дан Клинок Света. Жаждущему свободы – дан Раскалывающий миры. Имеющему терпение – дан Клинок времён. Не щадящему врагов – дан Удар демона. Хранителю равновесия – доверен Клинок наказания."
– Их будет аж пятеро? – озарило меня. – Но отчего же всенепременно Кас'Ардасс и ему подобные? Сказано разве: слепцу – дан Клинок света, погромщику – Раскалывающий миры, сомлевшему – Клинок времён, немощному – Удар демона, карателю – Клинок наказания?
Таррока не впечатлил мой смелый пересказ древнего пророчества.
– Отчего? – удивился он. – Назовёшь кого-то из наших?
И я соизволил заткнуться...
Хотя я и помалкивал, Таррок не смог утаить от Клана нелестные для меня подробности ссоры с могущественным чужаком. И пусть выспавшийся Кру-Шак ещё не взломал Панцирь Краба, на Земле Поклонов случился раскол. Варраг-Шаккар, не подчинившись Верховному Духовидцу, велел храмовникам выставить стражу у запятнанного моей кровью святилища. И наказал им измельчить всякого недоростка, замеченного близ арки. Следствием этого мудрого и своевременного наказа стала ожесточённая стычка с рубаками в красно-чёрных кожанках из Низового становища. Чужаки отступились от молельни, но в тот же день предприняли, с самым плачевным итогом, вылазку в Расселину Восхождения. Возомнивший себя великим полководцем Шаккар уже смаковал невразумительный план осады Низового становища, когда Таррок, видя крах своих едва забрезживших в сумеречном грядущем надежд, во всеуслышание заявил о жизненной необходимости примирения с Малым народом.
Только зачинщик Ур-Шак поддержал его. Прочие Варраги примкнули к воителю Шаккару или же отмолчались.
Ясным утром мой брат и мой друг перешли Мост Отчуждения. И я потащился за ними, надеясь отговорить их от безумной затеи.
Но наши пути разошлись. И обрушившееся с потускнелого вечернего неба ожесточённое ненастье смыло их следы.
Я не нашёл их ни живыми, ни мёртвыми, и даже чутьё уорргов оказалось бессильно...
Боевой пыл обезглавленного Клана Панциря быстро остыл, несмотря на подстрекательства Шаккара. Но чужакам ни капли не перепало от миролюбия сгинувшего в Долине Таррока. Я не искал с ними встреч, но они были не прочь затравить отбившегося от стаи зверя... Я приносил их смердящие головы к жертвеннику на островке посреди Мглистой трясины и насаживал на колья, вколоченные в вязкую почву. То были жертвоприношения не Кру-Шаку, сытому грёзами истовых и легковерных. Я пытался говорить с вездесущими духами тёмных вод, отражающих изменчивые небеса и омывающих подземье, как говорили с ними когда-то отцы Бессмертных. Я рассеивал над тлеющими углями прозрачные лепестки аирра. И, обходя стороной мраморные туши раздражительных двахк-тарров, оглядывался на путеводное радужное мерцание, превозмогающее зеленоватую мглу. И тешился мыслью: брат мой и друг мой отомщены…
Время текло, и мир преобразился. Чаша Туманов стала Гиблым озером. Тропка к озерцу, называемому Слезой Ледника, стяжала недобрую славу Ущелья демонов. Я видел, как там оживают камни, и еле унёс оттуда ноги. Те мои собратья, которым, возможно, и довелось свидеться с Хозяином демонов, мертвы. И некому рассказать у костра, каков он. Но я, думая о нём, вспоминаю морщинистый лоб, седые волосы и мутные зрачки. Думаю, Граш-Варраг-Кас'Ардасс так и не простил всему Клану Панциря моей ничтожной провинности, каковая вся в том, что я не зарубил его на месте.
Я понимал: во многом Таррок был прав. И никак не мог надивиться тому, как человек, заиндевелый взгляд которого, вероятно, смутил бы и Кру-Шака, с лёгкостью втёрся в доверие к Сынам Духов. От этих мыслей мне становилось не по себе.
И я содрогнулся, увидев вернувшегося из небытия Ур-Шака. Он был измождён. Он постарел...
Когда он пришёл на забывшую его шаги Землю Барабанного Грома, я был в Долине. Я следовал руслу реки Ленивки и собирал бисер для погребального наряда Заррашхан. Все стареют. И все уходят… О том, как воскресший Сын Духов стал изгоем, я знаю со слов Ахаза.
Варраг-Шаккар встретил Ур-Шака радушно, как и подобает. Он просил его забыть о раздорах и объяснял свою былую воинственность помрачением ума.
– Час примирения настал, Варраг-Ур-Шак, – ликовал он, – как мог я противиться неизбежности?!
Надо отдать Шаккару должное, он в своё время отказался от идеи выжить в Долину таинственного Хозяина демонов или вовсе сжить того с бела света. Однако не о вынужденной терпимости Клана Панциря к неискоренимому соседству зашла речь. С каменным лицом Ур-Шак выслушал рассказ о полуголых чужаках, заявившихся к Мосту Отчуждения с незатасканной целью принести самих себя в жертву Тому, кто спит. Все жертвенные пришлецы были вооружены длинными мечами, исключая их предводителя, горбоносого мужчины с немигающим взглядом. Все они были безволосы, и тела их были покрыты знакомыми любому из Клана Нэисс символами. И ни один не коснулся оружия, даже когда изумлённые храмовники с бранью окружили их, размахивая краш-брокдарами. И предводитель чужаков, как выяснилось, умел изъясняться не только жестами.
Я знал, откуда они пришли. Двоих бритоголовых, не отличавшихся, впрочем, столь завидной выдержкой, я когда-то скормил нежащимся в Мглистой трясине двахк-таррам, кои рады любой поживе.
Совет взволнованных небывальщиной Варрагов был недолог. Ибо накануне были ниспосланы им видения, воплощение каковых наяву опередило их толкования. Кру-Шак ждал гостей, и вот чужаки попрали священную Землю Поклонов и, блюдя строй, вошли в Усыпальницу.
– Ты понимаешь, что это значит? – прохрипел Ур-Шак.
– "Единоверцам открыты врата Храма", – вдохновенно ответствовал Шаккар, – грядёт возрождение Клана Гхарр-Нэисс!
Варраг-Ур-Шак не стал цитировать пророчества. Он с неожиданной для истощённого многими страданиями миротворца силой огрел Шаккара своим Шабанакком и, глядя свысока, как тот корчится на циновке, произнёс:
– Ты был не жив и не мёртв, и мог выбирать. Теперь ты мертвец, Шаккар, как и все мы. Можешь не вставать…
Как не велико было возмущение потрясённых Варрагов и храмовников, Ур-Шак невредимым покинул Землю Барабанного Грома. Словно ему благоволили духи, знающие о нашем мире несравнимо больше сгорбившегося под сводами Подгорной Усыпальницы Кру-Шака...
Я помнил, куда убегал строптивец Ур-Шак, захотев побыть в одиночестве. И я поспешил к руинам Нагорной крепости.
Изгой мне не обрадовался. Я признался, что не надеялся увидеть его живым. Я спросил его о Тарроке. Он ответил, что мой брат, подточенный недугом, нашёл в себе силы задержать погоню…
– Всё напрасно, – сипел он, – я опоздал!
Я тормошил его, но он оставался безучастен. Всё же я узнал, что просвещённые Варраги Клана Нэисс, взыскующие мира с презренными стяжателями, попали в рабство и долгие годы надрывались на каком-то руднике, таская обломки породы и довольствуясь склизкой похлёбкой, побоями и неверным светом чадящих факелов. Я возблагодарил молчаливых духов тёмных вод за то, что они приняли мои жертвы.
– Эти ублюдки, – сквозь зубы процедил я, – дорого заплатили за каждое оскорбление, которое они нанесли тебе и Тарроку!
Ур-Шак отвлёкся от созерцания затянутого сизым туманом Дола и взглянул на меня. Я увидел, как щурятся и слезятся его глаза, отвыкшие от дневного света. Я заговорил о жертвеннике Мглистой трясины.
– Убирайся, – каркнул он.
Я оцепенел.
– Быть тебе отличным вожаком стаи натасканных уорргов, – проскрипел он, скалясь, – дело за малым – встать на четвереньки!
Всё же он позволил мне уйти. Но больше не будет поблажек, я хорошо его знаю... Дело оставалось за малым – найти Таррока, о судьбе которого я ничего не успел выяснить.
Но я знал, где искать того, кто мне поможет.
Ночь застала меня на хребте ледника. Ветер ожесточённо драил мою шкуру снежным крошевом. В гудящей выси содрогались созвездия. Я доплёлся до нависающей над проложенной лишь в моей памяти тропой чёрной кручи, резко выдохнул искрящийся пар и протиснулся в щель между угловатыми глыбами. Кромешное безветрие объяло меня.
Я не спросил, ждал ли он меня. Я не гадал, намерен ли он поквитаться со мной за все мои ошибки. Я склонился и взял его обеими руками. Миг спустя моя туша значительно расширила лаз в укромную пещерку, выдавив с мёрзлой лёжки неподъёмную глыбу, и звёзды, тускнея, взвихрились метелью...
Он пытался ослабить мою хватку. Пёк мои ладони и калил суставы. Он пытался растопить мой слипшийся в леденистый ком рассудок, затмить мою волю своим лучистым гневом, заставить меня разжать пальцы. И вдруг остыл. И звёзды обрели свою колкую безмятежность, прервав круженье.
Я живу въяве. Ни демонам, ни духам нет хода в мой разум. Не знаю, вкусил ли Кру-Шак от моих снов...
Я без сил валялся на ледяных буграх и прижимал к груди онемевшими руками Грахтнакк Граш-Варраг-Таррока.
Эта выстуженная пещерка была нашей тайной. Моей, Таррока и Ур-Шака. Сорванцов, то и дело сбегавших от наставников, куда глаза глядят. Тогда мои глаза без страха глядели на гибельный ледник. Таррок углядел трещину в скале. И Ур-Шак тотчас, издав ликующий вопль, исчез во мраке. Тогда никому из нас не пришлось, кряхтя, просачиваться меж обледенелых камней. По праву старшего я нарёк открытие Жемчужницей. Мы приходили в заветную пещерку не раз, со временем всё реже и реже, и вход становился всё уже, словно задетая нашим невниманием "ракушка" медленно сжимала створки.
Тайна стала тайником. Миротворцы Таррок и Ур-Шак перед тем, как пропасть в Долине, взошли на ледник и доверили "раковине" свои огненные "жемчужины". Духи льда мне свидетели, я пытался вразумить безумцев.
В Долине нет безоружных, убеждал я их. Нет беззащитных в этом мире. Беззубость и покорность судьбе противны самой природе любой живой твари. Тот, кто не силён, не клыкаст и не ужасен с виду, – защищён своей чуткостью, незаметностью, проворством и непреходящим страхом. Потерявший страх – мёртв.
Но их страх вымерз, пока они шли по льду.
– Огненные духи защищаются, нападая, – ответил Таррок. – Нелепо говорить о мире, шагая по трупам. Если же нас не выслушают, ни у кого не будет соблазна присвоить оружие, воплощающее мысль в действие.
Вряд ли он вспомнил Шаккара. И, по мне, он был слишком высокого мнения о возможностях чужаков. Я упрекнул его тем, что он оставляет стаю без вожака. Не эту ли дерзость припомнил мне Ур-Шак?..
– Стая дремлет под настом, – сказал Таррок безмятежно. – Ждущим лавину вожак не надобен.
И миротворцы сошли в Долину без страха и без своих ярых слуг, для кого страх – лишь повод вспылить. А я, снедаемый дурными предчувствиями, поплёлся к Земле Барабанного Грома и, оступившись, едва не вмёрз в лёд. Но предугадать судьбу переговорщиков прозорливости мне не хватило.
Чужаки многочисленны, что мухи. Они изобретательны и жалят на расстоянии, не прибегая к заклинаниям или помощи духов. Быть может, двух ненавистных зверей не убили только потому что они были безоружны. Сильны и выносливы. И даже понимали обращённую к ним речь. Но вот их самих никто не выслушал. Да, низинные люди не так уж сильно отличаются от нас, горцев.
Но к ожидающим напророченную лавину собратьям Варраг-Ур-Шак не пожелал явиться безоружным. Несколько дней он прятался от преследователей в туманном суборье, где царил сумрак, щадящий отвыкшие от солнечной яри глаза. От встречи с чужаками беглеца уберег матёрый белогривый хаз-орру, в логове которого он нашёл себе приют.
Сколько бы палок не сломали, лютуя, чужаки о хребет Варрага Клана Нэисс, они не сломили его гордость. Но, подозреваю, рассудок его помутился за годы унижений... Когда непогода утишила солнце, Ур-Шак решился на самоубийственное восхождение по тропе звёздного озноба к Жемчужнице.
Но пока он отсыпался под косматым боком сумеречного зверя, пока он, выбиваясь из сил, полз по леднику, пока он вразумлял Шаккара, его следы остыли, и поднялись смятые им травы, и я не мог пройти его путём и найти Таррока. Только друг, расщедрившийся лишь на удостоверенные жгучим омерзением угрозы при встрече запечь меня, кровожадного вожака уорргов, в собственном соку, мог сказать мне, где искать брата.
А действовать надо было наверняка.
Молнии Грозового Свода раскололи небо, и звёзды скромно померкли. Здесь, на леднике, испепеляющая преграда близка настолько, что, кажется, – подними руку и коснёшься. Впрочем, моим загребущим лапам и без того досталось.
Я встал с трудом, опираясь на Грахтнакк, будто на клюку. И внимательно осмотрел свои ладони. Ожоги существовали только в моём воображении. Зато ушибы были настоящие. Стоило возрадоваться тому, что лукавый дух не втемяшил мне идею расквасить череп о валявшиеся повсюду камни.
Теперь же привереда, засевший в сердцевине посоха, должен был подчиняться моим мысленным приказам, предугадывать мои желания и предупреждать меня об опасности. Ветер усилился, и опасность закоченеть была очевидна. Я, лязгая зубами, жаждал тепла, и тусклые лучи вытаяли из стужи и проникли в мою кровь, унимая дрожь.
К варрохо дух Грахтнакка не будет столь нежен.
Утром я, скрытый туманом, окунулся в незримую рябь Гиблого озера и, доплыв до обжитого водяным ящером островка, спрятал Грахтнакк в обломках Рдяной башни. Надёжнее укрытия не сыскать, дурная слава этих развалин, якобы наводнённых призраками, отпугивала любопытных. Никто не должен видеть бродягу-следопыта с посохом Варрага.
Но, едва достигнув островка, я ощутил чьё-то присутствие, вернее, почувствовал, как затлел тревогой дух Грахтнакка и сразу остыл. Кто бы, бесплотный, не витал в тумане, он был ко всему безразличен...
Обдумывая свою новую многообещающую способность осязать невидимое и неслышное, я плутал близ Ущелья демонов. Если во время моей отлучки к поднебесному тайнику варрохо и был здесь, он не сбрасывал звериную шкуру. Мне не удалось его учуять.
Недалеко от Моста Отчуждения я встретил трёх юнцов, возвращавшихся из дозора в Ущелье Восхождения. Они рассказали, что тела заколотых чужаком бойцов уже готовят к мумификации у Врат Храма. В отсутствии других новостей я нашёл косвенное подтверждение того, что оборотень умерил свой исследовательский пыл, и выслеживать его нужно в низине. Дозорные удивлённо разглядывали мои ссадины, гадая, с каким зверем я не поладил. Я сказал им, что едва не сорвался с кручи, стараясь поднять из пропасти тело Дарр-Ахаза, и они стыдливо опустили глаза. Я спросил их, что говорят в Клане о случившемся. Придумка Шаккара, коей они поделились со мной, порадовала обтекаемостью. Избегая прямого обвинения Ур-Шака в измене, провидец заявил, что упорствующие в ложной вере чужаки выследили беглеца и, разведав безопасный путь к Нагорным руинам, устроили резню.
– Что за невидимки бесчинствует средь нас? – спросил я учтивых молокососов. – Оборотни?
Не дожидаясь ответа, я повернул к Гиблому озеру. Ещё до заката весь Клан будет предаваться заимствованным у пращуров воспоминаниям о тех славных днях, когда Граш-Варраг-Анхарт исцелял остров от заразы перевоплощений. Шаккару не замять эти разговоры. Будет ему, о чём задуматься. Одно дело травить недругов бойцами Храма, и другое – вспомнить о долге Варрага и самому отправиться на охоту...
Но я выручу его. Приволоку на Землю Поклонов разлагающуюся тушу ярру, или же тело человека с выжженным сердцем. И скажу: вот искупительная жертва отступника Ур-Шака. Варраги не усомнятся, что оборотня покарал огненный дух из сердцевины посоха, принадлежащего их брату. И придётся Шаккару слать к изгою переговорщиков или даже перейти Мост Отчуждения, возложив бремя молений на других челобитчиков.
Зная его приверженность исключительно к мысленным скитаниям, я предвидел, что именно мне он доверит миссию возвращения отщепенца в Клан.
На случай посольства, цель которого – уладить раздирающие братство Хранителей Усыпальницы несогласия, предусмотрен немудрящий церемониал. Примиритель трубит о своём приближении в костяной рог – Белый Вестник, который, по преданию, достался Варраг-Унхилькту от одного из вождей Клана Иррг-Охоншо, выкупившего немного времени для отступления своего потрёпанного отряда.
Вдруг хотя бы неизжитое любопытство удержит изгоя от соблазна, исполняя свою угрозу, поучить меня искусству убивать силой мысли. И я не буду дожидаться разоблачения своего дерзкого обмана. Всё, что хочу я от Ур-Шака – узнать, где искать Таррока.
Замысел, признаю, был мутноват. Шаккар предсказуем. Но я лишь гадал, что взбредёт в голову моему старому другу, которого я перестал понимать. На помощь его я не рассчитывал...
Не на кого мне надеяться. Заявись я с Грахтнакком на Землю Барабанного Грома, кто пошёл бы за сумасбродным угрюмцем? Храмовники, науськанные Варраг-Шаккаром, давно уже и не чающим узреть наяву какого бы то ни было Граш-Варрага…
Что зреет в мыслях того, кому претит месть?.. Ур-Шак, не желая враждовать с Малым народом, ощетинился против всего мира. Отколовшись от Клана, он тоже ждёт стихию, которая не то вознесёт нас на гребень славы, не то смоет в безвестность. Окоченелому трупу, коим он вообразил себя, к лицу безразличие.
Я же ещё жив. Но что бы ни предприняли мои собратья, оборотню несдобровать.
Я забрал Грахтнакк из хранимого безвестной невидалью тайника и поплыл в тумане на гул низвергающихся в Гиблое озеро водопадов, затем взял чуть левее, и вот пелена истощилась, и пенная река Торопь поволокла меня в долину. Течение едва не унесло меня к Нижнему каскаду, но я успел выбраться на берег, глубоко втыкая посох в глинистую почву. Лесом я дошёл до речки Ленивки и побрёл вдоль опушки, время от времени глухо взлаивая.
Уоррги не заставили себя долго ждать. Молодой Шуг на радостях урчал и мел хвостом воздух. Седой Анх исподлобья смотрел куда-то сквозь меня, и его алые зрачки были подобны тлеющим в золе углям.
Наитие побудило меня спуститься к Мглистой трясине. Не приближаясь к утлым лачугам бритоголовых, мы кружили по устланному валежником склону, и вскоре я вдохнул знакомый смрад.
Шуг крутился вокруг да около, но Анх уверенно взял след.
Дорога оборотня повела нас в гору. И вот цепляющие дождевые облака кроны сомкнулись над нашими головами. И вновь расступился лес. Теперь мы, плутая в цепких зарослях каменики, двигались вдоль обточенных вечностью обломков древних скал, взирающих свысока на штурмующее кручу море. Похоже, варрохо шёл к одинокой башне, на отсутствующей ныне верхушке которой некогда полыхал денно и нощно путеводный огонь. Воины Анхарта погасили его, пожертвовав духам моря изрубленные тела оборотней, поддерживавших пламя.
Уоррги остановились. Шуг рычал, от нетерпения перебирая лапами. Анх был неотличим от чёрного камня причудливой формы.
– Вперёд! – выдохнул я.
Они знают своё дело. Они закружат огрызающегося "зверя", не позволят ему улизнуть. Поджарый Шуг легко опередил крепыша Анха.
И сгоряча подставился под удар. Он захлёбывался гневным рёвом и вдруг заскулил, и преждевременное ликование его иссякло. Анх нападал молча. Он был непредсказуем, неудержим и недосягаем. Но былой выносливостью он не мог похвастать…
Но я подоспел вовремя. И ещё не вывернулся из объявшего меня дружескими колкостями подроста, как бессчётные золотисто-алые, жемчужно-розовые и иссиня-белые лучи пронзили сердце оборотня, прижатого к тёмно-бурому валуну ярящимися уорргами.
– Лежать! – проревел я. Анх и Шуг, отпрянув, пали в вихрастую траву.
Я узнал, сколь ослепительна месть. Я шёл туда, где замкнулось лучение Грахтнакка, не видя ничего, кроме врага. Прижаренный оборотень рухнул на четвереньки. И всё же он сопротивлялся. Его сердце билось, не подчиняясь цепенящему пылу лучезарного карателя. Он не выпустил из рук оружие. И силился оторвать его от земли.
Я не знал, как долго продлится агония. Право, я всё же многое забыл из того, чему меня учили. Я бросил взгляд на неподъёмное орудие кровопролития, наказавшее Шуга за горячность.
Померкли слепящие лучи, и кроткий огонёк затрепетал в моих ладонях.
Не думаю, что это самое подходящее оружие для расправы над уорргами.
Для ручонок чужака тяжеловата сия краса. Неопалимый кротак – подъязычная кость огнедышащего ящера кронх-тарра… хаз-так, острый как нож, твёрдый как камень, – рог таящегося во мгле гривастого хаз-орру… ядоносный перламутровый двахкарр – зуб обитателя трясины двахк-тарра… и дробящий кремни орф-антак – изжелта-белый клык горного великана орф-варра, чей кулак вмиг размозжит досадившего ему… Всё было на месте, согласно обычаю.
Одно то, что хрупкий чужак расправился со всеми этими небезобидными тварями, было достойно изумления. Но ведь единственный, кто вправе собрать вместе столь броские трофеи, – это Граш-Варраг Клана Гхарр-Нэисс! Мой младший брат.
Только Верховный Духовидец определит безошибочно, честным ли путём добыты кости и зубы опаснейших хищников острова. Граш-Варраг вправе решить, достоин ли добытчик стать обладателем священного знака великой силы и мужества. Желанным гостем у всякого костра. Тем, кому подражают, у кого просят совета. Кому охотно отдадут в дар любую вещь, на которой он чуть задержит взгляд.
Приносящим Удачу.
Дух Грахтнакка терпеливо ждал моего приговора. И варрохо ждал. Бисерины пота катились по его побагровевшему, искажённому болью лицу. Он надсадно дышал, скрежеща зубами. На его губах пузырилась слюна. Казалось, он вот-вот обернётся бешеным ярру.
Дарр-Ахаз, – прошептал некто. Дарр-Ахаз, – зашелестел чей-то бесплотный голос в моей голове. Ахаз… Ахаз… Ахаз… – отозвалось моё смятение. Ахаз – повторил я беззвучно.
Варрохо убил Ахаза. Варрохо сдохнет!
Гнев плеснул багряным мраком мне в глаза.
И вдруг я услышал, как сквозь гул потока невосполнимого времени голос Таррока… неуверенный голосок скучающего ученика повторяет урок: "Не щадящему врагов – дан Удар демона"...
И шепоток, любезно напомнивший мне то, что и сам я не забуду, пока жив, утих и осыпался прахом.
Остывший Грахтнакк тяготил меня. Я опустил затекшую руку, и карающий жезл вновь стал посохом. Опорой.
Разве я, Урр-харш, охотник за головами и вожак уорргов, щадил своих врагов? Оскорбил ли я пощадой хоть одного из бросивших мне вызов? Друг мой Ур-Шак посмеялся бы над столь нелепым предположением.
Приносящий Удачу – неприкосновенен.
– Лежать, – напомнил я уорргам. Анх был само безразличие. Шуг, поскуливая, зализывал рану.
Чужак вытер дрожащей ладонью пот, застивший ему глаза, медленно разогнул спину и, шатаясь, встал. Забавно, но он тоже не преминул воспользоваться своей громоздкой Удачей, как подпоркой. Так мы и стояли, разглядывая друг друга.
Не сказал бы, что все люди Малого народа для меня на одно лицо. И не сказал бы, что Приносящий Удачу отличался чем-то от многих прочих своих собратьев. Но его нагрудник и наручи привлекли моё внимание. Щитки, выбитые из мозаичного панциря гах-люга. Немалых трудов стоило просверлить в них отверстия для крепёжных ремней...
Не знаю, углядел ли оборотень во мне ненаглядном что-либо необычное, но он зашевелился первым. Не делая резких движений, чужак подолбил кулаком свой нагрудник и уже было открыл рот, дабы, полагаю, назваться.
Я не хотел знать имя убийцы Ахаза.
– Таррок?!! – гаркнул я, вспугнув робкую учтивость чужака.
Варрохо с лязгом зубовным вернул нижнюю челюсть на место. Впрочем, оторопь мигом его отпустила.
– Таррок, – подтвердил он хриплым баском, с опасной лёгкостью одной левой ворочая своей клыкастой Удачей. – Таррок... Улу-Мулу!
– Таррок! – повторил я требовательно, стукнув Грахтнакком по земле.
Оборотень с опаской покосился на посох Граш-Варрага. И показал мне растопыренную пятерню: жди.
У ног его валялась уёмистая сума из непромокаемой шкуры водяного ящера. Верно, он скинул ношу с плеча, когда увидел несущихся к нему уорргов. Чужак опустился на одно колено, пристроил на мятом разнотравье Улу-Мулу, и запустил руку в перемётную "сокровищницу". В траву с глухим стуком выпали два загадочных широких бруска, обтянутых замусоленной тёмно-красной тканью. Варрохо, буркнув что-то, поспешил запихать их обратно, и выяснилось, что непонятные предметы – это толстые стопки изжелта-серых листов, усеянных крошечными закорючками. Когда-то Таррок упоминал подобные вещи: "пока у чужаков есть книги, они не растеряют свои знания"... Недоумение моё крепло. Невольно я подумал, что оборотень и средь Малого люда слывёт странным парнем.
Затолкав свои пухлые "знания" поглубже в суму, чужак извлёк оттуда скомканную тряпицу и, встряхнув её, расстелил на траве. Я насторожился: уж не удумал ли он прочесть какое-нибудь заклинание, но чуткий дух Грахтнакка оставался бесстрастен.
На холстине было намалёвано нечто совершенно неудобопонятное. Пока я терялся в догадках, оборотень вынул из-за пояса нож и пригвоздил таинственную мазню к земле. Вытянул лезвие из почвы и ещё раз проткнул неведомо в чём повинную тряпку. Зажал большим пальцем крестообразную прореху и, воззрившись на меня, уколол острием ножа свой непробиваемый нагрудник. И в мою сторону ткнул рукояткой. На этом возня не закончилась. Чужак ещё два раза пырнул мятый образ неописуемого хаоса и, упёрши кулак в скрещение порезов, выразительно произнёс:
– Таррок!
В жизни я не чувствовал себя таким болваном.
– Таррок, – настаивал чужак, проминая кулаком исколотое полотно.
В вышине зарокотал Грозовой Свод. Чужак отвлёкся, запрокинул голову. Я тоже посмотрел ввысь. Все мы – и горние и дольние люди, – как мошкара, зудящая под опрокинутой чашей, мечемся под прозрачным Куполом. Он примет всякого, и никого не выпустит на волю. Варраги винили в его появлении злокозненных чужаков, грешивших всевозможным непотребством на древних жертвенниках. Так это или нет, но все бы вздохнули свободнее, если бы эта гнетущая красота, сплетённая из молний, исчезла...
"Жаждущему свободы – дан Раскалывающий миры", – прощебетал в закоулках моей памяти мальчишка Таррок. Я опустил глаза. И прозрел.
Если бы я, преуспев в нечестивой магии перевоплощений, обернулся бы чернокрылым охоншо и, поймав восходящий поток воздуха, взмыл под облака... я бы увидел Долину примерно такой, какова она была изображена на порезанной холстине. Вот здесь я, варрохо, Анх и Шуг, а здесь – Таррок. В лощине, кишащей чужаками.
...Прежде чем спуститься к руднику, я заберусь повыше в горы. На этом ухабистом пути, который не по силам моим преданным уорргам, останется не так уж много порубленных и обугленных трупов. Люди Низины – неважные скалолазы.
Чтобы подтвердить свою догадку, я указал Грахтнакком в избранном направлении и спросил:
– Таррок?
Чужак закивал, ощерившись. Видимо, улыбнулся, радуясь моей догадливости. И, нахмурившись, чиркнул себя ребром ладони по кадыку: тебя убьют. Я усмехнулся, сощурившись: увидим... Он укоризненно покачал головой и снова коснулся своего горла. Подцепил ногтем тонкий чёрный ремешок и снял с шеи амулет, спрятанный за пазухой. Серебряное кольцо, утяжелённое прозрачным голубоватым камнем. Помнится, я дарил Заррашхан подобные самоцветы. Замкнувшие в себе отсветы ясного неба весомые градины, не тающие на ладони... Чужаки, верно, ценят такие редкости. Правда, они вроде бы обычно надевают кольца, с камнями ли, без камней, на пальцы. Похожие украшения я видел на костлявых перстах Кас'Ардасса. Но у варрохо, надо полагать, свои обычаи.
Он взвесил в горсти искромётный оберег, глядя на него с неявным сожалением. Терзания его были недолги. Чужак протолкнул ремешок в прорезь, указующую на лощину, и затянул скользящий узел. Скатал холст и обмотал получившийся свиток ремешком, ухватившись за кольцо. Проделав всё это, он встал, поднял из травы свою Удачу, протянул мне тканый образ Долины, кольнув мои недоумевающие глаза леденистым блеском камушка, и отчеканил:
– Аданос!
Знакомый клич. Многие чужаки, тщась выпотрошить меня, выкрикивали это слово. Имя одного из богов, коим они поклоняются. Надо думать, не самого искусного в военном ремесле...
– Аданос! – повторял варрохо, тыча мне в лицо окольцованным свитком.
"Перед единоверцами открыты врата..."
Если я и верил когда-либо во что-то, так это разве только в плеск реки, в грохот водопадов, в солёный вкус морской пены, шипящей на прокалённом добела песке, и в своевременность топящего зной ливня. А духи? Что духи, они существуют вне веры или неверия, как деревья и звери.
– Аданос! – талдычил чужак.
"Имеющему терпение – дан Клинок времён"...
Его дружеский оскал был невыносим. Ему припомнились наши краткие встречи? Вряд ли, пялясь на меня, он смутно вспоминал того орка, разглядывать которого, внезапно возникшего на узкой горной тропке, ему было недосуг. С чего вдруг? Все мы, зверьё, для него одинаковы на рыло! Хотя, может быть, я ошибаюсь, и он видел ясно, сколь похож я на Таррока.
Я пролил слишком много крови, чтобы необходимость снова убивать смутила меня. Но Таррок... на самом-то деле он разительно не похож на меня, захочет ли он идти по трупам?..
– Ад'Анасс, – выговорил я, протянув руку к свитку. Образ Дола не был мне нужен, но размалёванная ветошь, и, пуще того, яркое колечко были моей Удачей, которую я не собирался упускать.
На прощанье я легонько ткнул варрохо в лоб его оберегом и сказал ему:
– Ад'Анасс!
Он промолчал. Видимо, подумал, что я его не пойму. Может быть, он ошибался.
Не знаю, смотрел ли оборотень мне вслед. Я не обернулся.
Уоррги рванули за мной, не дожидаясь приказа. У реки я отпустил их. И побрёл не самой короткой, но самой безлюдной дорогой к лощине.
Предвидел ли премудрый сновидец Кру-Шак, что косность и невежество стражей Усыпальницы, веками служившие ему щитом покрепче каменной толщи, обернутся против него? Верно рассудил Таррок: вера слабеет, знания рассеиваются, а суеверия неизживны.
Поверье о Приносящих Удачу родом из тех времён, когда наши предки ещё не владели кузнечным ремеслом. И крушили черепа врагов каменными и костяными лезвиями, надёжно закреплёнными на деревянных рукоятях. Тот, кому удавалось выбить зубы горному великану, конечно, мог принести удачу своему племени.
Вспугнуть капризную Удачу, навредив ей чем-либо, значило навлечь беду и позор на весь род. И теперь осудят того, кто пренебрежёт ею. Поднять руку на Приносящего Удачу – бесчестье. Даже Шаккар, какое бы противоречие с угодными ему толкованиями пророчеств не виделось в нежданном явлении чужака с Улу-Мулу, не посмеет нарушить этот неписаный закон в присутствии тех, кто и поныне вымаливает и у духов огня и вод, и у Кру-Шака, прежде всего, удачу.
Оборотень перейдёт Мост Отчуждения.
Что потребует он в дар?
Тарроку известен ответ на этот вопрос, я же не столь прозорлив. Или слишком недоверчив. Цель оборотня – темень кромешная...
"Вступившему во тьму – дан Клинок света".
Удача нежити не соблазн. У чужака есть только одна возможность одарить себя мечом Бессмертного – ударить первым. И наносить удары до тех пор, пока Не Живой и не Мёртвый не сделает неминуемый выбор, которого он был лишён. Умрёт.
Нет, я не верил в Удачу оборотня. Хотя могу поклясться, он способен опередить любого противника.
Как бы там ни было, я-то не решился заглянуть в тусклые глаза Граш-Варраг-Арушата и потребовать у него Клинок наказания. Ни я, ни Таррок, ни Ур-Шак, никто из нас. Любой из Клана Панциря вправе назваться Хранителем равновесия. Не жив, не мёртв – точно сказано о любом из стражей Подгорного Храма. Преуспев в толковании пророчеств, мы упустили из виду одну малость – дабы сбылось предвиденное, надо действовать.
Я-то уже давно расстался с захватывающей идеей разоружить Бессмертных. Не верилось даже, что я когда-то помышлял о таких деяниях. Всё, чего я хочу сейчас, – вручить Тарроку его Грахтнакк. Если брат мой ранен или болен, ему пригодится крепкий посох.
Такая вот невеликая цель. Я её достигну.
№ 2.2.
Паладины остановились как вкопанные, точно по команде. Никто не смел шелохнуться, пока возглавляющий поход лорд Хаген не сделал шаг по направлению к замку Старого Лагеря.
- Нет… Мы не могли опоздать, - шепот главнокомандующего был едва различим, лицо приобрело оттенок мела. Он вдруг тяжело осел на землю – адъютанты бросились поднимать своего начальника, беззвучно шлепающего губами. Остальные же продолжали в тяжком безмолвии смотреть вперед – на поднятую решетку ворот, на горы трупов, на флагштоки с развевающимися полотнищами, украшенными непонятными орочьими символами. Они не могли опоздать. Но опоздали.
- Ворота были открыты изнутри, это не вызывает сомнений. Но кто мог покуситься на жизни наших братьев? Предать лучших из лучших, последнюю надежду Хориниса и Миртаны? Я не понимаю… - Кирсен устало провел по лицу рукой, словно пытаясь снять паутину, мешающую ему увидеть истину.
- Ты уверен? – Ингмар нахмурился, что-то обдумывая.
- Боги, да! Вы слышали об отряде Ли, чудом спасшемся из лап орков под Фарингом?
- Мало кто о нем не знает.
- Это я вывел генерала и солдат из окружения. Мое звание следопыта – не просто громкие звуки перед именем, командир. И не случайно именно меня отправили в эту экспедицию.
- Если не заткнешься – похваляться заслугами будешь в порту Хориниса, - резко прервал его паладин. Он продолжил уже немного спокойнее:
- Стоит сейчас людям узнать, что виной произошедшему не орки, а один из своих – и все! Крах! Сгинет мужество, пропадет вера, исчезнет желание сражаться с врагом, - Ингмар заговорил негромко, но очень проникновенно. – Тогда нам точно не побороть волосатых ублюдков. Ты этого хочешь, солдат?
- Нет… Нет, - срывающимся голосом ответил Кирсен. Мир в его глазах закачался, грозя окончательно утратить ясные очертания и формы. Следопыт мог рассказать историю каждой былинки и песчинки; без упреков сносил жизнь в самых паршивых условиях, в лютый мороз или под палящим солнцем; храбро смотрел в глаза любого противника – но выступить против собственных моральных принципов для него было выше сил. Однако сейчас от этого зависел успех похода – и его собственное будущее.
- Тогда, - глаза нового командующего сверкнули, - тогда найди нам достойного врага. Которого мы с удовольствием порубим на куски, мстя за павших. Возьми след орков, ищейка – ибо я не вижу ни одного!
Хриплое пение рога мгновенно сбросило с Даршака туманную пелену сна.
Кровь. Кровь зовет.
Со всех сторон слышался топот ног – орда, сомкнувшая кольцо вокруг замка вонючих морра, снялась с мест и устремилась вперед.
Железный заслон краш?
Выбравшись из палатки, Даршак нашел подтверждение своей догадке: решетка, до того укрывавшая собой последнее пристанище людей, исчезла. В разверзнутый зев прохода неслись все, кто был рядом – а позади маячили подтягивающиеся силы орков.
Смерть. Смерть для морра.
Неважно, кто и как сумел избавиться от железного заслона. Значение имеет лишь кровь, что прольется с минуты на минуту.
Достав краш пах, Даршак ринулся в атаку.
«Следы множества орочьих лап… Они ломились внутрь гурьбой, презрев всякий строй и тактику. Просто жаждали поскорее расколоть черепа людей своими огромными топорами…»
Изумленные часовые были сметены толпой – им нечего было противопоставить животной мощи, что ворвалась в их обиталище. Даршак не сумел прорваться в первые ряды, и потому лишь с сожалением расплющил своей ногой голову одного из защитников крепости.
Мало! Крови!
Ночь сыграла на руку нападавшим: паладины абсолютно не были готовы к обороне. Часть из них спешно пыталась забаррикадироваться в самом большом каменном здании, остальные обнажали клинки и тщетно бросались в бой.
Даршак рванул направо, к башне и стенам, на которые в смятении пытались вскарабкаться его будущие жертвы.
Орак шака!
Вся земля по левую руку от ворот была вытоптана нынешними хозяевами замка. Впрочем, и без того там было сплошное месиво, прочитать в котором что-либо не представлялось возможным. Кирсена куда больше заинтересовала группа следов, ведущих к высокой башне и пыточной. Здесь еще можно было что-то разобрать, чем разведчик и не преминул воспользоваться.
«Кажется, сюда свернуло не так много тварей. Они неслись во весь опор, потому что… Ага, несколько людей пытались влезть по ящикам на стену замка. Разумно, хотя это было лишь отсрочкой неизбежного. Именно их и преследовала отколовшаяся группа орков. Несколько из них пало, видимо, паладины старались дать отпор. У одного в башке арбалетный болт, у других… Так-так… Что? Какого…»
Даршак краем глаза заметил, что не он один заинтересовался беззащитными морра.
Никто не сметь брать моя добыча!
Не сбавляя ход, Даршак нанес сокрушительный удар более прыткому собрату, чуть обогнавшему его. Затем, затормозив, резко отвел волосатую лапу назад – еще один орк, забулькав, рухнул наземь. Третий, плетущийся (относительно остальных) позади, выхватил краш агаш, приготовившись сражаться за право убить.
Тупой, слабый, мертвый!
Даршак бросился на соперника – и уже занесенная для удара рука замерла в воздухе. Орк, еще мгновение назад щерившийся и размахивавший краш агашем, нелепо взмахнув руками, упал навзничь. В его широком лбу застряло острое короткое жало.
Морра помогать Даршаку. Морра приблизить свою гибель.
С этими мыслями орк – по утверждениям некоторых, представитель мудрой и разумной расы, которую просто нужно понять – бросился к ящикам у стены.
«Эти скоты рубят своих же. Вот уж не думал... Твари под Фарингом себе такого не позволяли. Или мы просто не видели. Мерзкие, гнусные отродья, чье призванье – нести смерть. Ингмар прав – мы должны любой ценой добраться до них, - Кирсен бессознательно сжал кулаки и стиснул зубы. – Быстрее, нужно быстрее. Вот отчетливый след. Отпечаток грязной лапы на ящиках… Потом… Очень странно!»
Водрузив ногу на человечий сундук, Даршак неожиданно с силой оттолкнулся от него и буквально влетел в небольшую комнатушку с правой стороны. Уготованные для его головы жала просвистели впустую, вонзившись в деревянную плоть ящиков.
Внутри повсюду стояли загадочные инструменты, а в углу жался к стене безволосый широкоплечийморра, выставивший перед собой длинный плоский клинок.
Страх в глазах. Смерть в глазах. Живой труп!
Даршак рубанул – и изумленно хрюкнул, когда лысый остановил смертоносный полет его руки, а затем начал пусть и не стремительную, но напористую контратаку. Загнанная в угол, жертва озверела, и теперь ее немалая (даже по меркам орков) силища рвалась наружу, заставляя Даршака отступать к выходу, постоянно отражая яростные выпады. Каморка буквально пропиталась обжигающей ненавистью ловца и отчаянным безрассудством добычи, вздумавшей встать на его место.
Морра не побить меня! Никто не побить меня!
Орк, улучив момент, обрушил на противника сразу град мощных ударов. Бешенство, охватившее его при сопротивлении жалкой добычи, принесло свои плоды: меч безволосого, жалобно звякнув, раскололся надвое. Жертва снова была жертвой.
Сверху послышалась какая-то возня. «Сосредоточься на враге», - эту простую истину Даршак, рожденный для убийства, впитал с молоком матери, а потому не посчитал нужным отвлечься на посторонний шум. Зато морра поднял башку, кинув взгляд вверх, а потом внезапно превратился в живую пружину – и прыгнул.
«Он изменил свой первоначальный замысел – даже в пылу битвы сообразил, что не успеет влезть на стену, не схлопотав болта в лоб. Использовал ящики как опору для скачка, укрылся в пыточной. Здесь был кто-то еще. Вероятно, паладин… - разведчик поморщился при виде разорванного на множество кусков тела в чем-то, что ранее почти наверняка было стальной броней. - Нет, следы сапогов не похожи… Скорее кто-то в доспехе стражника Хориниса. Он явно был не трус – и вступил в схватку, - Кирсен поднял обломки некогда хорошего меча. – Увы, она, видимо, сложилась не в его пользу. Но что за чудесная подмена? Где труп смельчака? Сожрали? Применили в своих темных ритуалах?»
Словно подгоняемый чьей-то чужой волей (интуиция – неотъемлемое качество любого следопыта), Кирсен задрал голову – и понял все.
Изумленный Даршак теперь удостоил вниманием потолок – и скрежетнул желтыми гнилыми клыками: над ним, чуть впереди, зияла квадратная дыра, в которую сейчас поспешно втягивали удачливого недруга.
- Тяжеленный, сукин сын! Давай, давай, Брутус, еще чуть-чуть! – для орка эти слова слились в единый неясный поток забавных звуков.
Никто не уходить от смерти! Даршак пировать на костях!
У пары паладинов, почти втащивших своего союзника наверх, захватило дух, когда грузная волосатая туша с легкостью бабочки (правда, без должного изящества) стрелой влетела проем. Орк с победным ревом снес голову Тандору, готовому в любую секунду закрыть решетку лаза и пресечь преследование, а затем кинулся на паладинов.
Кирсен, цепляясь за невидимые простому глазу трещины, ловко вскарабкался наверх. Его взору представилась… «Бойня», - только и смог прошептать переполняемый горечью и отвращением солдат, выдержка и ясный рассудок которого камнем летели вниз, в пасть первобытного ужаса и беспросветного мрака безнадежности.
Оставшиеся противники схватились за оружие, но Даршак не видел в них опасности. Два паладина(это слово орки у замка слышали столь часто, что запомнили навсегда) пытались обойти его – напрасно, комнатка была слишком мала. Брошенный товарищами морра беспомощно повис, мертвой хваткой вцепившись в край дыры.
Не сговариваясь, но будто по команде, враги отчаянно бросились в бой. Крепкие бойцы, только вот…
Страх в глазах. Смерть в глазах. Живые трупы!
Даршак отразил удар паладина спереди, подался чуть назад – клинок слуги Инноса по левую руку лишь рассек воздух. Затем орк на удивление сноровисто толкнул одного из соперников по направлению к проему – морра в тяжелой броне не сумел удержать равновесия и рухнул вниз, где уже поджидали сородичи Даршака. Они немедленно принялись раздирать свежую добычу на куски, а последний воин, издав исполненный боли утраты и ярости клич, ринулся на убийцу. Зря – берсерк из него был никудышный. После непродолжительного обмена выпадами Даршак легко разделался с ослепленным бешенством паладином.
Даршак крагх! Даршак тарах! Даршак…
Резкая боль прервала краткий миг ликования.
«Кому-то из них удалось, - Кирсен со злорадством воззрился на отрубленную по локоть орочью лапу. – Жаль, что не до конца – твари на этом этаже не видно. Впрочем…»
Рядом стояла прочная на вид лестница, ведущая, судя по всему, на верхние пролеты. Если куда и могли деться орк и его недруг, так только туда. Эту догадку подтверждал и вонзенный в дерево исполинский топор.
«Оружие помешало бы ему взбираться. Оставленное здесь, оно давало убегающему солдату шанс на спасение».
Кирсен решительно взялся за одну из нижних перекладин. В его душе теплился слабый огонек надежды – следопыт обрел веру в то, что кто-то мог выжить.
Багровая пелена, сотканная убийствами, окончательно застила глаза Даршака – именно поэтому он совершенно забыл про морра, называемого смешным словом Брутус. А тот не стал терять времени и таки забрался в комнату, а затем, подобрав клинок одного из убитых, нанес коварный крагх сзади.
Морра слаб. Морра труслив. Даршак сжать шею морра, клац его тонкую шею!
Развернувшись, орк успел лишь краем глаза заметить, как его надоедливый противник стремглав карабкается еще выше.
Если бы Брутус рискнул посмотреть вниз, то наверняка вознес молитву всем известным богам: его преследователь, оставив свою смертоносную секиру покоиться в объятиях лестницы, был ныне совершенно безоружен. Хотя блеск во взоре орка заставил бы содрогнуться самого Робара.
«Солдат тоже оставил меч внизу. Залез, подхватил какую-то железку с пола, решив подкараулить скотину и сбросить с этой верхотуры».
Даршак сипло захрюкал; издаваемые им звуки при наличии фантазии можно было бы назвать смехом.
Морра глуп. Даршак ум. Морра умирать, Даршак пировать.
Засохшие кровавые пятна вели в темный угол – разглядеть там что-либо было очень сложно, но отчетливо были видны очертания чего-то крупного, сваленного у стены. Кирсен шагнул по направлению к трупу (сомнений этот факт не вызывал) - и смех огласил мертвую тишину башни.
Даршак недаром считался одним из лучших – он умел полностью брать под контроль каждую клеточку своего тела. И сейчас только это умение могло спасти ему жизнь.
Руку не крагх. Руку не тарах.
Техника самовнушения (правда, орк не знал таких мудреных слов) работала безотказно: убаюканная жгучая боль на время отступила, и Даршак, собрав в кулак всю оставшуюся после утомительной битвы энергию, нечеловеческим прыжком влетел в последнее укрытие своей жертвы.
Гирион, бродивший по замку, уже с полминуты слушал льющийся из башни хохот. Его лицо хранило непроницаемость, но это… Это было последней каплей.
Стальная заготовка, найденная Брутусом, тоскливо звякнула об пол. Сам силач хрипел и извивался; его мускулистые руки отчаянно, но впустую молотили воздух. Даршак в самозабвенном упоении сжимал его шею в своей волосатой лапище.
Добыча – не охотник. Кровь за кровь.
Сопротивление становилось все слабее. Морра уже не брыкался, лишь натужно сипел; его лицо приобрело синюшный оттенок.
Всех их ждет смерть.
Даршак отбросил бездыханное тело в угол. Он славно поохотился сегодня, пора было присоединиться к братьям и гордо поведать о собранном урожае.
Безумный – этот эпитет лучше всего характеризовал смех Кирсена. Он, опустившись на колени у еще одного человеческого трупа, смеялся, смеялся, смеялся – как ему показалось, целую вечность. «Их не одолеть. Один волосатый урод порубил в капусту троих паладинов и голыми руками придушил силача Брутуса. Они упиваются причиненными страданиями, и чем больше смертей приносят, тем больше им хочется убивать. Им нет числа, у них нет жалости и совести. Разве способен человек противостоять такому? Мы все падем. Наш век – в прошлом».
Кирсен знавал Брутуса – еще юношами они вместе топтали плац в Венгарде. Потом их пути разошлись – кошачьи повадки и орлиная зоркость окунули Кирсена в бытие следопыта, а еще в детстве переломавший все ребра шайке воров, забравшейся в его дом, Брутус ступил на стезю мастера пыточных дел. Но они были если не друзьями, то приятелями – и это сломило разведчика, и без того опустошенного зрелищами орочьей беспощадности.
В его памяти внезапно всплыл рассказ одного из хоринисских служак – тот, напившись в местной таверне, болтал о схваченном много лет назад маге Воды Наватисе, призывавшем к миру с орками. Он убеждал всякого, кто попадал ему под руку, что с этим культурным и развитым народом легко договориться и подружиться, и лишь люди виновны в войне.
«О да! – разум Кирсена закипал, распаляемый остервенением и невыразимой скорбью. – Где все эти умники, кричащие на каждом углу о мудрости и праведности белиаровых отродий! Они сидят в своих кельях и марают бумажки глупыми рассуждениями, накурившись болотника! Отчего же они не пришли сюда и не договорились? Может, потому что орки – невежественный тупой скот, который налетел на людской род подобно саранче? Может, потому что орки – убийцы, созданные нести смерть? Я бы с удовольствием обменял жизни сотни «просвещенных» ублюдков на жизнь одного этого воина, который не думал, а сражался за наш народ! Мы, - Кирсен задыхался, - мы найдем тварей. И я с превеликим удовольствием вспорю брюхо каждому из этих безбожных монстров и намотаю их кишки на их же паскудные знамена!»
Слух погруженного в собственные мысли следопыта привычно уловил какой-то слабый шорох. Кирсен обернулся…
Слишком поздно.
Морра глуп. Морра глух и слеп!
Даршак, до того таившийся под грудой мешков у противоположной стены, наискось, от паха до плеча, рассек Кирсена. Тот, даже не успев осознать, что произошло, рухнул на пол. Жаждущий спасти чужую жизнь, он лишь расстался со своей собственной.
Даршак доволен собой. Даршак делать воля Хош-Пака.
Орк, последний раз взглянув на результат своей работы, аккуратно достал из-за пазухи желтый рассыпающийся свиток, любовно погладил его и забормотал что-то под нос. Миг – и в башне не осталось ни души, лишь новые останки пополнили импровизированный склеп.
Шаманы недаром почитались среди народа орков – магия, заключенная Хош-Паком в клочке пергамента, перенесла Даршака прямиком к его цели. За забор. Эта постройка раздражала орка-воина – как и все непонятное. Собратья строили его несколько недель, но он не укрывал за собой ровным счетом ничего. Ни подкреплений, ни лагеря – голая пустыня. И ответа на вопрос «зачем?» от шаманов не последовало.
Внутри царило шумное оживление: сородичи торопились к берегу моря.
Вожди прибыть!
Даршак со всех ног поспешил следом. Все было ясно без слов: наконец-то прибыли корабли, которые должны были перевезти орду с Хориниса на материк. Орк прибавил ходу.
Вот они – величественные галеоны. Даршак вырвался в первые ряды, с благоговением наблюдая за шаманом в незнакомых белых одеяниях, который выходил на капитанский мостик.
Прощальное слово – и дорога.
Очень быстро у кромки воды собрались все, кто уцелел после атаки на замок. Внушительная армия – такой точно хватит, чтобы окончательно сломить всякое сопротивление в Миртане. Громпел обвел ее взглядом и невольно скривил лицо: варвары. Невежественная и темная сила, растерявшая в погоне за кровью всякий цивилизованный облик. Это ли лицо будущих властителей мира?
- Братья! – голос шамана разнесся над гладью моря, заставив затихнуть грызущихся за места орков. – Пришла пора выдвигаться в путь, на штурм последних людских оплотов!
Над толпой прошли радостный рев и гул.
- Однако, - продолжил Громпел, - мне стало известно, что несколько дней назад вы разгромили морра, укрывшихся за каменными стенами. Это так?
Над орочьей ватагой воцарилось безмолвие. Все знали приказ – не трогать морра в замке. Что-то теперь будет!
Из толпы навстречу кораблям выступил сам Хош-Пак – мудрый шаман и вождь орды Хориниса. Он громогласно произнес:
- Сам Сурх подарил нам жизни паладинов! Заслон исчез, орки убивать во славу Сурха!
- Не забывайся, Хош-Пак! Проводник воли Сурха не ты, а я! – в голосе Громпела послышался гнев. – И я велел не трогать морра! Другие разозлятся и пойдут по вашим следам! Пустят вслед свои корабли!
- Хош-Пак не годовалый сопляк! Хош-Пак использовать магия в каменной хижине людей – магия переносить всех за забор! Нет следов! Никто не найти умный орда!
- У морра хватает не менее умных разведчиков. Они придут сюда и приведут других!
- Мне являться отряд паладинов во сне. Один морра-разведчик. Хитрый, умный… Мертвый! – Хош-Пак довольно ухмыльнулся, а Даршак надменно выпятил грудь: теперь он понял, зачем вождь заставил его дожидаться одного морра в башне.
Даршак помогать Хош-Пак и Сурх! Даршак нужный! - Вы все равно ослушались приказа, - Даршак вдруг понял, как изменился голос шамана в белом: теперь он звучал почти нежно, по-отечески, но вместе с тем был наполнен некоей затаенной горечью. Орк вдруг начал расталкивать сородичей, пробиваясь назад, к забору.
Громпел тем временем продолжал:
- Жажда смерти в ваших душах сильнее разума! Вы не сумели подавить ее даже во имя воли Сурха!
Хош-Пак хотел было что-то возразить, но твердый раскатистый голос Громпела не давал этого сделать.
- Вы – скот! Вы – жалки! Вы, - шаман набрал в грудь воздуха, будто собирался нырнуть глубоко-глубоко в морские пучины, - вы недостойны будущего.
В этот же момент из-за бортов показались оскаленные болтами арбалеты – и сотни жал начали косить орду. Взвыв, орки разбегались, но отступать было некуда: забор преградил им путь. В исступлении они пытались вскарабкаться на него, но когти скользили по гладкой обточенной поверхности. Лезли друг на друга – и падали, скидываемые своими же собратьями. Спасения не было.
Даршак, раньше других достигнувший забора, рухнул, зарубленный одним из сородичей…
«Смысл нашего существования не в том, чтобы высвобождать первородную инстинктивную ярость, ослепляя ею самих себя. Он и не в том, чтобы сокрушать всякого, кто станет на пути орка. Сурх учит мудрости. Орк тоже должен учить мудрости, восстанавливать справедливость, неся заслуженное возмездие. Мы – будущее мира, а у будущего не может быть морды зверя, искаженной желанием истребить все вокруг. Потому всякий, кто не может превозмочь себя, должен обрести лучшую долю в колыбели Тьмы под ласковый, убаюкивающий ненависть напев Сурха, зовомого людьми Белиаром. Люди… Братья наши меньшие, чье сердце подчинил себе Иннос, бог скоропалительности и необдуманности. Лишь Сурх знает, как освободить их от гнета эгоистичного брата. Скоро орки сломят последнее сопротивление недалеких глупцов, которые – какая ирония! – изо всех сил стараются перерубить руку, подающую им ключ от кандалов… Мы станем отцами людям, искореним их жадность, честолюбие, трусость, воспитаем по собственному образу и подобию. И воцарится мир! Жаль, что засевшая в душах грязь отскабливается с трудом, под вопли недовольства и агонии…. Трудно расставаться с тем, что являет часть твоей сущности. Нелегко это дается и нам, оркам. Братья, что упивались гибелью отважных паладинов в замке… Нет, ни слова более о них! Стереть любое упоминание о животном начале – и через полвека орки уже и не вспомнят, что могли получать наслаждение, убивая…» - Громпел отложил в сторону перо, встряхнул затекшую руку. Он очень устал: пальцы, привыкшие сжимать посох и испускать потоки пламени, никак не могли привыкнуть подолгу держать орудие чистописания. Но все это было пустяком по сравнению с попытками изъясняться подобно самым просвещенным людям. Чужой язык способный шаман освоил довольно быстро, а вот его премудрости и особенности пока не поддавались упорному натиску. Ничего, раньше было гораздо…
Размышления Громпела прервал осторожный стук в дверь каюты. Он выслушал вошедшего орка-матроса, недовольный несвоевременным вторжением. Впрочем, известия не могли не радовать: благодаря попутному ветру материка планировалось достигнуть в ближайшие три недели. Кивнув, шаман проводил взглядом своего посетителя и вновь взялся за перо:
«Каждому представителю нашего народа должно понять: ради чести и благородства можно и нужно отринуть любой соблазн. Яркий пример был подан мною Сурхом совсем недавно. Орда Хориниса могла бы враз сокрушить остатки армии Робара, но принять помощь осквернителей сути жизни – самому быть причастным к этому ужасному преступлению. Созидание и просветление – вот задача истинно мудрой расы. Потому мы позволяем стать в один ряд с нами тем, кто познал наши законы и усвоил принципы жизни орка. И стоит…»
Деревянная дверь сотряслась под ударами мощных лап, и внутрь ворвался запыхавшийся вахтенный.
- Корабль на горизонте, великий шаман! Корабль паладинов, но ни одного паладина там нет. Мы видеть… видим, - с видимым трудом исправился орк (Громпел заставлял каждого члена команды учиться грамотно говорить по-человечески), - только спорящих морра. Мало морра, слабый доспех, не ждут смерти. Краш?
Прикрыв глаза, строитель будущего с минуту молчал. Замерший рядом орк почтительно ждал, когда шаман соизволит заговорить. Наконец Громпел очнулся от своих неведомых раздумий и глухо произнес:
- Плывем дальше. Не трогать морра.
Ошеломленный, но не подавший виду, вахтенный с почтительным поклоном удалился, а оставшийся в каюте шаман решил, что сегодня больше не будет писать. Сурх сказал, что человек на борту замеченного судна очень важен. Что ж, пусть так.
«Пора отдохнуть», - сонно подумал Громпел, смежая набрякшие веки.
- Руки прочь от этого золота!
- Послушай, будет действительно лучше, если…
- Я даже и слышать не хочу об этом!
- Я слышал, война с орками идет плохо.
- И?
- Возможно, нам все равно нигде не удастся потратить все это золото.
- Это золото останется на борту!
- Что толку от этого золота, если мы опрокинемся в самый легкий шторм?
- Но я не вижу шторма!
- Пока нет.
- Расслабься, все будет в порядке.
- Не уверен, - вмешался в оживленную дискуссию Мильтен. – Пока вы тут чесали
языками и выясняли, что лучше – пойти ко дну или ступить на сушу без набитых до отказа кошельков, на горизонте появились какие-то корабли. Целый флот. И они похожи на орочьи…
- Так вот как «все будет в порядке»!
- Погоди, пока они так и не повернули в нашу сторону, - поспешил успокоить
компанию маг огня, пытаясь предотвратить новую перепалку. – Впрочем, лучше не расслабляться…
- Если мы не выбросим золото, то волосатым ублюдкам даже делать ничего не
придется! Я говорю…
- А я говорю, что не отдам морским пучинам ни монетки!
- Нет, послушай…
И над зеркальной гладью безбрежных вод еще долго слышались сердитые голоса спорщиков, которых впереди ждало множество удивительных приключений и авантюр, где Сурх или Белиар пообещал свести всесильного избранника богов и мудрого шамана орков. Эта встреча непременно изменит судьбу всего мира, но произойдет она еще не скоро, а пока…
Пока решалась судьба огромных груд золота, сваленных в трюме «Эсмеральды».
№ 3.1.
Оставляя в кильватере пенящуюся струю белового цвета, джекасс «Фортуна» несся навстречу Оку Инноса. Это был единственный в своем роде корабль: золоченые обводы корпуса, косые паруса на всех мачтах, кроме нескольких верхних прямых на фок-мачте, и резная скульптура на носу судна, изображавшая полуобнаженную женщину, прикрывающуюся одной рукой простыней. Это было поистине красивый и, одновременно с этим, грозный властитель морей.
Капитан, одетый в клепаную куртку темно-бардового цвета, стоял, опершись о руль. Его голову от нещадно пекущего Ока Инноса прикрывала черная треуголка. Капитана звали Ленолл, он был старым и опытным моряком, много повидавшим и многое пережившим. Миртанское море, Южные острова, остров Хоринис – он побывал везде, куда могла занести его «Фортуна».
Подставив бородатое лицо пенящимся брызгам, Ленолл вдохнул соленый воздух Миртанского моря. Скрип качающейся палубы под ногами, солоноватый привкус во рту, лихие абордажи, запах пороха – он не мог без всего этого. Это была его жизнь, та жизнь, о которой он мечтал еще будучи практически несмышленым клопом.
– Судно слева по борту! – раздался сверху голос. Капитан Ленолл поднял голову наверх, сощурив глаза от яркого света, и увидел в гнезде, прикрепленному к практически к самой верхушке грот-мачты, впередсмотрящего. Тот одной рукой придерживался за канат, а другую руку сложил козырьком на лбу и смотрел куда-то вдаль. Вглядевшись туда же, капитан ничего не увидел, лишь отражающая в себе Око Инноса синяя гладь моря. Но оно и не удивительно: возраст у него уже не тот, а в гнездо отправляются лишь самые молодые с острыми, как у орла, глазами.
Впрочем, вскоре он и сам увидел, как в море появилась белая точка, быстро увеличивающаяся в размерах. Через некоторое время можно было увидеть очертания парусов и корпус судна. Если глаза Ленолла его не обманывали (а это случалось очень редко), то к ним стремительно несся на волнах барк.
– Флаг Миртаны! – вновь закричал впередсмотрящий, когда смог разглядеть белое полотно с разрезающим воздух на своих крыльях орлом на верхушке грот-мачты.
– Приготовиться к бою! – рявкнул Ленолл. Тут же после его команды казалось бывшая сонной до этого момента команда корабля задвигалась, сразу же послышался все нарастающий топот.
– Живее, ленивые крысы! – проорал какой-то человек в рупор с пестрым платком на голове с неестественно кривым носом – возможно, его сломали в драке. Несколько матросов начали взбираться наверх по вантам, другие стали раздувать фитили и заряжать пушки, а остальные принялись вооружаться. Никто не сидел без дела.
– Поднять «Веселого Роджера», - последовала новая команда от капитана, а когда все приготовления закончились, и наступила относительная тишина, Ленолл продолжил: – Судно беречь, бить только по парусам! На абордаж пойдут группы Дейса и Флейна. Хафир, ты со своими парнями будешь в резерве.
Таиться смысла не было. Джекасс «Фортуна» был хорошо известен не только в Миртанском море, но и далеко за его пределами. На верхушку грот-мачты скользнуло черное полотно с белым оскаленным черепом с двумя скрещенными ножами под ним.
На бриге тоже пришли в движение, когда сообразили, с кем они повстречались. Корабль тут же повернул в сторону, становясь по ветру. Драться с одним из самых беспощадных и страшных капитанов во всех близлежащих водах они не собирались. Тут же раскрылись дополнительные паруса, наполняясь свежим ветром.
Ленолл слегка повернул штурвал, и джекасс, послушный его воле, повернул следом, устремившись вслед за беглецом. Капитан презрительно ухмыльнулся – бездари, им бы следовало занять такое положение, при котором джекасс со своим косым парусном вооружением пошел бы против ветра, сейчас же «Фортуна» имела огромные шансы на то, чтобы догнать противника.
Корабли начали сближаться. Когда же они сблизились на расстояние прямого выстрела, с носовой части пиратского корабля прогремели две пушки, окутываясь темно-серым пороховым дымом. Недалеко от брига шлепнулось два ядра, подняв столбы брызг. Выругавшись, канониры на носу начали брать новый прицел. Когда пушки были вновь перезаряжены, стрелки вновь поднесли фитили к пушкам. Но они вновь промахнулись, ядра шлепнулись в двух метрах от брига.
Это были салочки, где наградой за участие могло быть либо спасение, либо смерть от рук безжалостных головорезов. Одни хотели грабить и убивать, а другие – просто выжить.
Сделав легкий поворот, бриг развернулся левым бортом к пиратскому судну и выстрелил из четырех бортовых пушек. Прицел был взят слишком поспешно, и ни один снаряд не долетел. Зато ответ пиратов оказался убийственно точен, все два ядра, пущенные из носовых пушек джекасса, вонзились в корпус брига выше ватерлинии.
Лейн был спокоен. Несмотря на то, что он был самым молодым в команде жестокого капитана Ленолла, он был, тем не менее, довольно-таки опытным моряком. С самого детства он, подобно своему отцу-пирату, путешествовал по морям вместе с ним, набираясь у того опыта. Когда же отец погиб во время боя, а вместе с ним утонул и их корабль, нелегкая вывела пятнадцатилетнего подростка к старому знакомому отца – капитану Леноллу. Почти три года прошло с того момента, когда он вступил в его команду, а он так и продолжал плавать под командой знаменитого пирата.
Лейн был причислен к абордажной роте Флейна. Эта группа должна была высадиться на носу брига, который, как оказалось, назывался «Мирабель», а Дэйс со своими людьми должен был атаковать с кормы.
Наконец, джекасс догнал своего противника, Ленолл тут же крутанул руль, и корабли сравнялись. Джекасс был не лучшим ходоком при попутном ветре, поэтому сейчас преимущество было на стороне миртанцев. Но заранее заряженные книппелями пушки правого борта пиратского корабля будто взорвались. Снаряды с огромной скоростью прошивали паруса насквозь, вот один снаряд удачно попал в фок-мачту, которая с треском начала заваливаться набок. Ванты оказались крепкими, они и удержали переднюю мачту на весу, но теперь бриг начало сильно кренить влево. Сразу же забегали матросы на бриге, замелькали топоры и сабли с мечами, обрубающие ванты. Вскоре вся верхняя часть фок-мачты рухнула в воду, подняв огромный столб брызг.
«Фортуна» резко повернула вправо, сближаясь с противником. Канониры миртанцев все же очнулись, и с левого борта их корабля последовало в разнобой несколько выстрелов: три ядра пробили корпус джекасса, а четвертое пролетело, ничего не задев, выше. Пиратский корабль тут же вновь повернулся влево, сдвигаясь с бригом вплотную. Послышался треск ударившихся друг о друга судов. Прятавшиеся все это время за высоким фальшбортом корсары резко вскочили и выбросили вперед абордажные крючья. Два корабля оказались мгновенно сцеплены.
– Арбалетчики, не дайте им отцепиться, - сквозь гарь взрывающегося пороха, тяжелый дым, завывания ветра и треск дерева послышался спокойный и уверенный голос капитана Ленолла. Тут же десяток пиратов, держащих в руках заряженные арбалеты, вскинули свои оружия и выстрелили. Густо оперенные болты начали с близкого расстояния прошивать куртки матросов, пытавшихся отодрать крючья и расцепить корабли.
– За мной, ублюдки! – проорал Флейн, держа в одной руке маленький арбалет, а в другой – саблю. И, подавая остальным пример, первым прыгнул на палубу вражеского корабля. Выстрелил из арбалета, убив болтом какого-то матроса, и взмахнул саблей. Следом за ним начали прыгать остальные.
Лейн был в числе первых. Вытащив свою излюбленную, прошедшую с ним множество боев саблю, он ринулся в атаку. Быстро присел, крутанувшись на полусогнутых ногах, избегая свистящего клинка над головой, и рубанул противника поперек живота в повороте. На доски хлынула горячая кровь, и матрос рухнул, как подкошенный. Лейн тут же рубанул кого-то в спину, не заботясь о честности поединка.
Через несколько минут на носу судна не осталось ни одного живого врага, и корсары, не теряя времени, вновь устремились в атаку, но теперь уже они атаковали центральную часть верхней палубы. Со стороны кормы тоже слышался отчаянный лязг стали.
Команда брига дралась с отчаянием обреченных. Они знали, с каким противником имеют дело, и ожесточали свои сердца тем, что их не пощадят.
Лейн, расправившись со своим очередным противником, перекатился вперед и, не вставая, нанес удар снизу вверх в живот, и тут же сделал кувырок назад, чтобы на него не попала лишняя порция крови.
Ловкач. Такое прозвище дали Лейну пираты Ленолла за то, что тот всегда в движении, он всегда кружит, всегда скачет вокруг противника, выискивая слабые места. Так его учил сражаться отец, и Ловкач не только запомнил его советы, но и развил, как смог, эту технику борьбы.
Вскоре все было кончено. Остатки команды брига на верхней палубе были побеждены.
– Флейн, бери на себя каюты, а я возьму трюм, - проорал Дэйс. Флейн кивнул, подавая знак своим людям.
Вскоре корсары шагнули внутрь брига с оружием наготове. Командир абордажной роты шел первым со вновь перезаряженным арбалетом в одной руке и саблей в другой. Группа тут же рассеялась, чтобы быстрее прочесать каюты.
Получилось так, что Ловкач Лейн пошел один. Когда он зашел в выбранную им каюту, то сначала ничего не увидел и уже решил развернуться и уйти, как вдруг услышал тихий всхлип. Шел он откуда-то от кровати, закрытой красной ширмой. Он осторожно приблизился и кончиком сабли приоткрыл ширму. Поджав под себя колени, на кровати сидела молодая девушка лет девятнадцати. Ее черные волосы были слегка растрепаны, а сапфировые глаза смотрели со страхом на вошедшего человека. Девушка закрывалась одеялом, надвинув его до самого носа, словно этим самым пыталась защититься от всех невзгод и несчастий этого мира.
Сзади послышался топот, и, обернувшись, Лейн увидел двух пиратов, ворвавшихся в одну с ним каюту. Они вмиг оценили ситуацию и двинулись к кровати с ухмылками.
– А эта ничего, – сказал один из пиратов. Сквозь приоткрытый в мерзкой ухмылке рот были видны два неполных ряда желтых зубов. – Ловкач, с братьями принято делиться. – Пират с хитрым прищуром ткнул Лейна локтем в живот.
Ловкач вдруг почувствовал в себе бешеную злобу, даже сам не поняв отчего.
– Эта девушка – моя добыча, Баск, я ее нашел, – стараясь дышать ровно и не показать обуревавшую его ярость, сказал он.
– Ха, но ведь ты не против, чтобы мы с ней немного позабавились, правда ведь? – добавил второй пират.
– Против! – резко отрезал Лейн, развернувшись к девушке спиной, и встал перед двумя собратьями по ремеслу. – Как член Братства Морей, я имею право потребовать любую добычу, какую захочу.
Несколько минут пираты буравили друг друга взглядами.
– Ладно, – неожиданно покладисто сказал Баск, известный своим ослиным упрямством. – Тогда мы пошли. – И он ушел, увлекая за собой сопротивлявшегося второго пирата.
Когда морские разбойники ушли, Ловкач еще некоторое время смотрел им вслед, пытаясь решить про себя, почему эти двое так легко отказались от столь желанной и красивой добычи. Все еще недоумевая, он повернулся к девушке, которая с еще большим испугом смотрела на него, впрочем, кроме страха там была еще и слабая, почти незаметная, доля благодарности. Для нее, несомненно, разговор корсаров представился битвой шакалов, решающих, кому достанется больший кусок.
– Не бойся, я тебя не обижу, – сказал Лейн мягко, присаживаясь на краешек кровати. Девушка еще сильнее отшатнулась от него. Только тут он сообразил, что до сих пор держит оружие в руке, и, мысленно хлопнув себя по лбу, вложил его в ножны. – Меня зовут Лейн, – представился корсар. – А тебя как?
– Л-Линдет, – дрожащим голосом ответила девушка.
– Линдет, не бойся, ни я, ни кто-либо другой тебя не обидит. Обещаю.
– Правда? – девушка с недоверием уставилась на него, а когда получила твердый кивок головой, немного успокоилась. А потом спросила: – Что со мной будет?
Этот вопрос неожиданно смутил Лейна. Постоянно дергающий за усы смерть, бесстрашный и находчивый корсар не знал, что ответить девушке. Он и сам не понимал, почему вдруг решился вступиться за эту девушку, просто так получилось, можно даже сказать, что неожиданно.
– Ничего плохого, – ответил он, наконец, Линдет, уже начавшей волноваться. Корсар еще немного помолчал, не зная, что сказать дальше.
Неожиданно за дверью послышались две строчки из старинной пиратской песни.
Мы спина к спине у мачты
Против тысячи вдвоем.
А затем в каюту ввалился молодой человек, года на три старше Лейна, распевающий во все горло. Одет он был только в простые штаны, заправленные в сапоги, с черным платком на голове. Новоприбывший оглядел комнату, остановившись взглядом на девушке, а затем хитро подмигнул корсару, сказав:
– Ого, какой ты куш отхватил! Повезло.
– Кто успел… – развел руками Ловкач.
– Да уж, я уже прослышал, от Баска, что ты рьяно защищаешь свой трофей. – Внезапно шутливый тон у новоприбывшего пирата оборвался, и он продолжил, сразу посерьезнев: – Будь осторожен, Лейн! Баск и Эллон этого так не оставят. Кажется, что очень уж по вкусу им пришлась твоя девка. – Кивок в сторону трясущейся от страха Линдет. – Я, к сожалению, успел услышать лишь конец их разговора, но кое-что понял: они что-то задумали, и вряд ли это что-то хорошее.
– Да, спасибо, Торвальд, – немного рассеяно сказал Лейн.
– Да что уж там, – всплеснул руками Торвальд. – Для того и существуют друзья, чтобы помогать друг другу. Ладно, чего тут-то торчать, идем отсюда.
– Ты прав, не стоит тут задерживаться, – кивнул Ловкач и повернулся к девушке. – Линдет, собирай вещи, эта посудина в скором времени пойдет на дно морское.
Неуверенно кивнув, девушка встала с кровати и, косясь на пиратов, начала собирать свои пожитки. Когда она собралась, все трое вышли из каюты и поднялись на палубу. Когда они вышли на свежий воздух, даже грабеж ненадолго приостановился. Линдет поежилась от вида полуголых и небритых мужиков, которые бросали на нее хищные взгляды. Она, даже не заметив этого, поближе придвинулась к Лейну, словно ища защиты у него.
Ловкач провел девушку в свою собственную каюту, небольшую, но уютную, выделенную ему капитаном Леноллом по старой памяти. С Торвальдом он попрощался у самых дверей.
– Пока будь здесь, – сказал Лейн девушке. – Для тебя на палубе пока небезопасно, пока я не улажу все формальности, так что не уходи отсюда никуда.
– Спасибо тебе, Лейн, - сказала девушка уже без прежней дрожи в голосе. Теперь она слабо улыбалась. От этой улыбки в душе корсара как-то даже потеплело. – Спасибо, что защищаешь меня. Я знаю, я это чувствую, что ты не такой, как все остальные. Ты добрый.
Ловкач невесело усмехнулся, вспомнив походы, в которых он участвовал, грабежи и насилие над другими людьми. Он определенно не считал себя добрым.
– Ты ошибаешься, – сказал корсар. Девушка не нашла, что ответить. Глядя на нее, Лейн думал, какая же она все-таки красивая. А девушка и впрямь была привлекательна: стройная с длинными и черными, как безлунная ночь, волосами и острым носом, светлокожая, а глаза цвета чистого сапфира шли в тон с небесно-голубым платьем.
Всегда находчивый и бесстрашный Ловкач Лейн вдруг почувствовал себя неловко, будто он допустил оплошность и опозорился перед огромной толпой людей. Такое с ним было впервые. Стоя рядом с этой хрупкой на вид девушкой, корсар знал, что выглядит весьма неприглядно: вечно лохматый и с постоянной щетиной на лице, изрядно потрепанные и потускневшие штаны, рубаха, превратившаяся из белой в серую, с обрезанными рукавами, на ногах кожаные сапоги, выделявшиеся своей чистотой. Он никогда не заботился сильно о своей внешности, думая, что это ни к чему. Как оказалось зря.
Он готов был провалиться сквозь землю. Чтобы не чувствовать себя так неловко, корсар сказал слегка заплетающимся языком:
– Мне это… надо идти. Капитан, наверное, заждался. – И буквально выбегая из каюты, добавил: – Закрой дверь, кроме меня никого не впускай.
Оказавшись на свежем воздухе на палубе, Лейн сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, успокоился, сердце, наконец, перестало стучать, как бешенное.
– Что, огонь, а не девка, да? – Этот прозвучавший почти в самом ухе ехидный голос заставил Ловкача вздрогнуть.
– Фух, ты меня напугал, Тор, – выдохнул Лейн, когда понял, что это лишь его друг.
– Да? Что-то ты совсем расклеился в последнее время, вернее в последний час. – Торвальд издевательски изогнул бровь и рассмеялся. На подначку друга корсар решил не обращать внимания, не до пикировок ему сейчас.
– Сколько у нас потерь? – поспешил он перевести тему.
Лицо друга помрачнело, и он сказал:
– Семь человек. Семь!!! Два из твоей группы, четверо у Дейса и одного шальным ядром задело. Да и куш я бы не назвал большим. Плыл явно купец, но небогатый. Груз тысяч на шесть-шесть с половиной, семь – максимум.
– Мда, не повезло, – покачал головой, полностью пришедший в себя, Лейн. Их прервал злой окрик капитана, стоявшего у штурвала:
– Торвальд, морской змей тебя побери, марш помогать таскать тюки, а ты Лейн быстро ко мне!
– Есть! – хором рявкнули друзья. Подмигнув, Тор побежал помогать остальной команде, а Ловкач взбежал по трапу наверх и подошел к капитану.
– Звали? – Капитан Ленолл был, возможно, единственным человеком, которого Лейн боялся и уважал одновременно.
– Ты давай мне без этой всякой официальщины, - поморщился Ленолл так, будто хлебнул кислое и вместе с тем теплое пиво. – Ненавижу расшаркиваться с людьми, как все эти придворные лизоблюды.
– Хорошо, – согласился молодой корсар. Не знать этого он не мог, просто он всегда начинал разговор с капитаном таким образом. Была ли это своеобразная проверка или же просто дань уважения к человеку, заменившему ему отца, он и сам не знал, никак не мог прийти к определенному решению.
– Я слышал, что ты захватил молодую девушку, – поинтересовался Ленолл, опираясь о штурвал.
– Да, – слегка поморщившись, ответил Лейн. Неужели ему сейчас каждый встречный поперечный будет говорить об этом?
– Так же я слышал, что ты собираешься по законам Кодекса Братства Морей объявить ее своей военной добычей, тем самым забрав ее в свое единоличное пользование. Так?
– Да, капитан.
– Тогда будь осторожен, Ловкач! Баск – это не тот человек, который оставляет все на самотек, если ему что-то не удается.
– Я знаю, – ответил Лейн, задумчиво глядя вдаль, туда, где белела стайка чаек.
Ленолл же смотрел на корсара. Из-под маски сурового командира и безжалостного пирата, проскользнула так несвойственная ему забота о ком-либо. Ловкач был единственным человеком, который мог рассчитывать на кое-какие поблажки. Он – сын Айвела, человека, с которым он, капитан Ленолл, делил один кусок хлеба еще в детстве, с которым, он начинал вместе бороздить моря. Когда Айвел умирал, он пообещал, что позаботиться о его сыне. И еще не было человека, который бы сказал, что он не сдержал данное им слово.
– Я постараюсь поддержать тебя и твою просьбу во время дележа добычи, когда мы прибудем в убежище. Но, если все повернется очень плохо, мне придется не вмешиваться, иначе может подняться бунт. Тебе ясно?
– Да, капитан, спасибо и за это, – сердечно поблагодарил Ловкач Ленолла.
– Вопросы есть?
– Нет, капитан!
– Тогда иди и помоги остальным, нужно управиться до захода Ока Инноса.
– Есть! – Лейн сбежал по трапу вниз и бросился в трюм соседнего корабля.
Работа шла до самого вечера. Небо уже успело окраситься в красные тона, а Око Инноса постепенно заходило за горизонт, когда пираты перенесли последний тюк на свой корабль, и на бриге «Мирабель» не осталось ничего ценного. Миртанский бриг запалили, и, когда джекасс отошел от него на приличное расстояние, огонь уже весело гулял по всему судну.
Слегка усталый, но в приподнятом настроении, Лейн возвращался к себе в каюту, весело перешучиваясь с Торальдом. За долгой работой он совсем позабыл про захваченную им девушку. Он очень удивился, когда дверь оказалась неожиданно заперта, и только потом вспомнил про Линдет. Хлопнув себя по лбу, он громко сказал:
– Линдет, это я, Лейн. Открой!
Дверь открылась, и Ловкач прошел в свою каюту. Девушка сейчас смотрела на него уже без прежнего страха. Пока он отсутствовал, она привела все мысли в порядок и пришла к определенному решению. Под маской пирата она сумела разглядеть в нем добрый характер, иначе он бы просто не спасал ее, а это что-то да значит.
– Привет, – поприветствовал он девушку. На этот раз он не чувствовал никакой неловкости, мысли перестали сумбурно перескакивать с места на место. – Все нормально?
– Да, – тихо ответила девушка, а потом, решившись, спросила: – А что будет дальше со мной?
– Честно, пока не знаю, – пожал плечами корсар. – Все окончательно решиться на нашем убежище, где у нас состоится общее собрание, до тех пор можешь ничего не бояться.
– Спасибо, это понятно. А что с тобой?
– О чем ты?
– Я вроде как твой трофей, военная добыча. Ты же можешь делать со мной все, что заблагорассудиться. – Было видно, что девушка одновременно и ждет ответа, и страшится его.
– А, ты об этом… – Юноша вдруг вновь начал чувствовать смущение. Руки стали лишними, и он не знал, куда их деть. – Можешь не бояться, ничего противоречащего твоей чести я с тобой делать не буду.
– Спасибо, – девушка тепло улыбнулась. – А ты еще говорил, что не являешься добрым.
– Я… я не считаю себя добрым. Я… Ты, наверное, есть хочешь? Сейчас принесу.
Не дожидаясь ответа, юноша выбежал из каюты, надеясь спастись от столь нежелательной для него темы. Освежившись, он спустился к коку, корабельному повару, и набрал несколько тарелок с едой и бутылку вина. Поставив все это на деревянный поднос, он пошел к себе в каюту. Дверь снова оказалось закрытой, ногой он постучал в нее и окликнул Линдет.
Когда они сели ужинать за небольшим столиком, уже окончательно стемнело. Бледная на темном небосводе луна заменила собой яркое и горячее Око Инноса. Сквозь приоткрытый иллюминатор дул приятный легкий ветерок.
– Извини, молока не было, поэтому пришлось взять вино, – сказал Лейн, присаживаясь.
– Ничего-ничего, вино тоже пойдет, – улыбнулась Линдет. Теперь она уже не походила на ту съежившуюся от страха девушку, спрятавшуюся под одеялом. Это была уверенная в себе и своих силах особа. Либо она смирилась со своим положением – что маловероятно, учитывая ее уверенность, – либо что-то задумала. Второе – гораздо вероятнее.
Первые несколько минут, пока ели, они молчали, а потом девушка сказала:
– Вот ты мне недавно доказывал, что ты не считаешь себя добрым. Почему?
Помянув мысленно мракорисов, гоблинов, орков и еще Белиар знает каких тварей и их взаимоотношения друг с другом, да так, что ежели хотя бы половина из этого оказалось действительностью, то этот мир оказался бы уничтожен ужаснувшимся Творцом, Лейн уставился в тарелку. И что этой девке неймется?
– Это не для женских ушей, – ответил он после короткого молчания.
– Ну почему же «не для женских»? Я знаю, что ты пират, возможно беспощадный к врагу, но ты добрый.
– С чего ты вообще это взяла? – слегка раздраженно спросил Лейн, все эти разговоры о его доброте уже начинали порядочно нервировать.
– Да потому, что ты не позволил другим пиратам даже прикоснуться ко мне. И даже не это главное. Главное, что ты и сам не позволяешь этого себе, ты сам мне это сказал, если это, конечно, была не ложь с целью успокоить меня.
– Это… это совсем не то. Просто мне стало жалко тебя, и я не захотел, чтобы ты попала в руки других пиратов. Они бы позабавились тобой и выбросили потом, как ненужную вещь. А твоя жизнь была бы сломана. – Перед глазами корсара пролетели все лица девушек, которые когда-либо попадали в лапы пиратов, пока он пиратствовал с отцом и служил у капитана Ленолла.
– То, что ты сделал, и является человеческой добротой.
Лейн уже не знал, что ответить. Мысли его начали метаться по голове, нигде долго не задерживаясь.
– А что такое вообще добро и зло? – спросил он, наконец, после долгого обдумывания.
– Когда ты помогаешь кому-то, пусть и не всегда бескорыстно, но помогаешь, когда ты, рискуя собой, спасаешь другого – это и есть добро. Зло же – это жестокость, ненависть, убийства и другие пороки.
– А где та невидимая, почти неосязаемая грань между ними? – И, не дожидаясь ответа, Ловкач сам же и продолжил: – Друид убил лесоруба, который рубил деревья в священном лесу. С точки зрения первого он совершил благородное деяние, ибо спас священное дерево. А вот с точки зрения семьи лесоруба было совершенно убийство. Где здесь добро, а где зло, Линдет? Нужно лишь посмотреть на все с другой стороны, и многие вещи предстанут в совершенно другом значении: зло становится добром, а добро – злом.
Ковыряясь вилкой в тарелке, девушка долго молчала, что-то обдумывая, а потом спросила:
– А ты не пробовал заглянуть на свою жизнь с этой самой другой стороны?
– У пиратства нет второго дна, – Лейн, насытившись, откинулся на спинку стула и взял в руку бокал с вином, делая маленький глоток. Слегка скривился, так как вино оказалось немного кислым. – Для всех мы – это отщепенцы, морские разбойники, люди без роду и племени, для которых важна лишь добыча, для которых нет ничего святого. Где тут может быть второе дно?
– Но почему тогда ты меня спас от остальных пиратов? – спросила девушка, тоже откидываясь на спинку стула и беря в руку бокал с вином.
– Стало жалко, – повторил Лейн, допил вино одним глотком и вышел из каюты, хлопнув дверью.
Ночь была теплой и в меру светлой. Все небо было усеяно мелкими-мелкими яркими точками. Мерцание звезд отражалось в широкой глади черного от темноты ночи моря.
Очертания джекасса смутно виднелись в ночной темени, и то лишь из-за фонарей, развешенных по всему кораблю. Паруса «Фортуны» лениво хлопали на слабом ветру. С кормы доносились строчки старой, как мир, пиратской песни.
Лейн сидел на носу судна и задумчиво глядел вдаль, держа во рту мундштук деревянной трубки. Он то и дело выпускал изо рта порции табачного дыма, которые тут же растворялись в воздухе. Разговор с Линдет никак не шел у него из головы. Что она хотела добиться этим? Добилась ли? Много вопросов и ни одного ответа.
Казалось, прошла вечность с того момента, как он присел на бочку и запалил трубку, набив в нее табак. Юноша все пытался разобраться в себе. Действительно, а почему он спас эту девушку от Баска, Эллона и остальных пиратов? С ним такого никогда не было, всегда участь пленников была решена заранее: матросов вешали, а девушек оставляли на растерзание команды. Так что с ним произошло? Он никак не находил ответа.
Неужели эта девушка так ему понравилась, что он неосознанно решил оставить ее только себе? А как тогда объяснить то смущение, которое он испытывал при общении с Линдет? Неужто он влюбился?
Корсар рассмеялся, впрочем, в этом смехе больше преобладала какая-то горечь, чем радость. Он всегда считал, что никогда не влюбится, что он не пробиваемый. Даже с другими девушками он никогда не сходился надолго, предпочитая принцип: поматросил и бросил.
Нет, он просто не мог так позорно влюбиться в Линдет! Здесь что-то другое, совсем иное. Скорее всего, он просто испытал сильную жалость к этой девушке.
Лейн немного успокоился, придя к этому простому и очевидному выводу. Все на самом деле просто: ему действительно стало по-человечески жалко девушку, вот он и защитил ее.
Но если бы Лейн заглянул поглубже в себя, то понял бы, что эта жалость была вызвана чем-то совсем иным, иные чувства породили эту жалость. Но он не заглянул… или просто не захотел, страшась того, что узнает.
Вдохнув поглубже, Ловкач спрыгнул с бочки и потушил трубку, засунув ее за пояс. Со спокойным сердцем он вернулся в каюту, которая оказалось открытой. Линдет лежала на самом краешке кровати с закрытыми глазами, видимо, спала. Ступая осторожно, как вор в чужом доме, он прошел через всю каюту и, чтобы не потревожить спящую, сел в кресло и крепко уснул.
Но девушка не спала. Устроившись на краешке кровати, она лежала и размышляла, прикрыв глаза. Сначала, когда пронеслась весть, что их начал преследовать пиратский корабль, она испытала настоящий ужас. Она уже пожалела, что отправилась именно на этом корабле в Хоринис к своему дедушке. Линдет очень надеялась, что они смогут оторваться от беспощадного пирата, но – увы и ах! – их все же догнали, удача от них отвернулась.
Все время боя она пряталась в своей каюте, дрожа от страха. Странно, но это был, пожалуй, первый раз, когда она была так сильно напугана, истории о зверствах пиратов вовсе не были вымыслом. Когда дверь тихонечко отворилась и кто-то вошел, она не выдержала и всхлипнула. Кажется, именно этим она и выдала тогда себя.
Страх и ужас лишь усилился. Когда ширма откинулась, она испуганно вжалась к стенке, ожидая чего угодно: гогота, причмокиваний, разных замечаний в свой адрес.
Перед ней предстал типичный образчик пирата, небритый, безвкусно и небрежно одетый. Приготовившись к самому худшему, она стала покорно ждать дальше, когда в каюту ввалились другие пираты. Спор морских разбойников представился ей битвой хищников, делящих одну добычу.
К счастью, все оказалось не так плохо. Названный Лейном, корсар отнесся к ней неожиданно по-доброму. Еще она заметила в нем оттенки неуверенности и смущения и начала догадываться о чувствах их порождающих; благодаря своему деду, магу Воды Ватрасу, жившему и проповедовавшему на городской площади Хориниса, она научилась неплохо разбираться в чувствах людей, что очень помогало ей в жизни. Вечерний разговор лишь подтвердил ее предположения: корсар Лейн влюбился в нее. Впрочем, ей стоило признать хотя бы себе, что она испытывает некоторую симпатию к этому юноше, но ей стоит задавить это чувство в зародыше, пока оно не успело перерасти в нечто большее. Вряд ли родные обрадуются, если узнают, что она полюбила пирата.
Она еще лежала и размышляла, когда дверь тихонечко приоткрылась, и в каюту тихонечко зашел Лейн, сел на кресло и уснул. Перевернувшись на спину, девушка начала думать о том, что ей делать дальше. Ясно, что ей опасно надолго оставаться в обществе жестоких и беспощадных пиратов. Ей надо бежать! Но вот только как? Прокрасться ночью, перерезать держащие лодку веревки и уплыть на ней, предварительно, украв столько еды, сколько удастся? Нет, вряд ли ей это удастся. Или попытаться бежать, когда они прибудут к убежищу?
Не успела Линдет обдумать эту мысль, как ей в голову пришла одна идея. Если удастся ее реализовать, то Лейн сам поможет ей бежать. Если она сумеет нужным образом надавить на его чувства, то тот сделает все возможное, чтобы спасти ее. С этими мыслями девушка и уснула.
Утром Лейн проснулся рано. Сквозь так и оставленный открытым иллюминатор били яркие лучи Ока Инноса, которые и разбудили корсара, мягко скользя по закрытым векам. Потянувшись, он со счастливой улыбкой встал и посмотрел на кровать. Линдет еще спала. Волосы у девушки за время сна спутались и сейчас обрамляли ее лицо, почти наполовину закрыв его. Грудь мерно вздымалась.
Проведя рукой по давно не бритой щетине, Лейн осторожно, чтобы не производить лишнего шума, выскользнул из каюты, тихонько закрыв дверь на ключ. Девушка так и осталась досыпать и видеть сны.
Гордо скользя по волнам, джекасс несся вперед на всех парусах. После трехмесячного плавания его дно полностью заросло, что существенно снижало скорость, и корабль нуждался в кренговании. Корабль еще спал, до всеобщего подъема оставалось почти полчаса.
Вдохнув воздух полной грудью, Ловкач прошел к ведру на баке и ополоснулся, заодно приведя себя слегка в порядок – побрился и, наконец, причесал вечно растрепанные волосы. Жаль только, что с одеждой ничего нельзя сделать, с собой в плавание он взял только старую и потрепанную.
Пока он приводил себя в порядок, по кораблю пронесся сильный звук боцманского свистка, поднявший всех. Пока сони поднимались на палубу, матросы, дежурившие ночью, начали готовиться к тому, чтобы отправиться спать.
Забежав к коку, который вставал раньше остальных, чтобы успеть приготовить поесть, Ловкач прихватил у того еды на двоих. Когда он открыл дверь и вошел в каюту, Линдет сидела на кровати и ошалело трясла головой, пытаясь избавиться от резкого звука свистка в ушах. Лейн усмехнулся: все проходят через это; к счастью, сия чаша уже давно минула его, научив не обращать много внимания на противный звук.
– Доброе утро! – весело поприветствовал он ее, кладя поднос на стол. – Вижу, что уже встала?
– Явно, не по своей воле, – буркнула девушка, поднимаясь. – Где здесь можно умыться?
– На баке стоит ведро с водой, но тебе на палубе лучше вообще не появляться, – ответил корсар.
– И как мне тогда помыться?
– Хорошо, я сейчас принесу тебе воды, чтобы умыться.
Лейн вернулся быстро; опустив по веревке ведро в море, чтобы набрать воды, он поднял его обратно и понес в каюту. После того, как Линдет умылась, сели завтракать. После этого, Ловкач отправился на палубу, матросскую службу никто для него не отменял. Несколько раз за день он возвращался, чтобы проведать девушку. Ни Баск, ни Эллон никак не проявили себя за этот день.
Дальше дни пошли по накатанной колее. После побудки умывались и завтракали, а потом Лейн уходил на палубу, обед, снова на палубу и ужинали. Очень часто разговаривали. Линдет была приятной собеседницей, способной поддержать разговор почти на любую тему. К счастью, разговора о доброте больше никто не заводил.
Спать все время на кресле было совершенно неудобно, и корсар раздобыл для себя небольшой набитый соломой тюфяк, на который он и ложился спать. Со временем Линдет начинала выходить на палубу в сопровождении Лейна, потому что постоянное сидение в каюте было сродни пытке. Пираты, сначала бросавшие на девушку алчные взгляды, постепенно привыкли к ней и не уже пожирали ее плотоядно глазами. Хотя тут, наверное, виной было то, что однажды Лейн пришел с синяками на всем лице и в кровь ободранными костяшками на руках, шел он тогда осторожно, боясь сделать лишнее движение и держа одну руку на боку. Взяв из сундука несколько тонких зеленых трав, уже подвявших, но не потерявших свои лечебные свойства, он истолок их в миске и начал осторожно прикладывать получившуюся жижу на синяки. Посмотрев на его попытки, Линдет сжалилась, уложила пострадавшего на кровать и начала сама обрабатывать «боевые трофеи».
Покопавшись в том же сундуке, она нашла несколько слабых целебных эликсиров, два из которых дала выпить корсару. Дед научил ее не только правильно разбираться в людях, но и исцелять некоторые раны, в основном несерьезные, поэтому на следующее утро Ловкач проснулся полный сил и телесно полностью здоровый. Еще Линдет заметила, что почти добрая четверть команды расхаживает в синяках и ссадинах, а пираты перестали глазеть на нее, буквально пожирая глазами.
Шел уже шестой день после того, как был абордирован купеческий корабль Миртаны. Лейн как раз стоял на руле, когда заметил темную полоску, плывущую по направлению к джекассу по синему небосводу. В тот же миг раздался крик впередсмотрящего: «Прямо по курсу надвигается шторм!». И сразу же все зашевелились, забегали. Спешно укреплялись ванты, убирались лишние, ненужные паруса.
Когда все приготовления были закончены, на корабль налетел страшный ветер. «Фортуна» накренилась и заскрипела. Буквально в одночасье начался шторм. Лейна на руле сменил старый капитан Ленолл со словами: «Иди и отдохни, малыш. Ты после ночной вахты, поди, и не спал почти». Ловкач уже собирался отправиться в каюту, когда на палубе мелькнула подозрительно знакомая фигура. Линдет впервые вышла на свежий воздух без сопровождения и сейчас стояла и озиралась по сторонам, пытаясь отыскать глазами своего единственного друга на этом корабле. Но из-за затянувших небеса темных туч и бегающих туда-сюда матросов, совершенно не обращавших на нее внимания – не до того сейчас, – было плохо видно, поэтому она его так и не заметила. Тот подошел совершенно бесшумно к ней со спины, хотя это было совершенно несложно из-за грохота шторма, скрипа корабля и топота матросов, и дотронулся до плеча девушки. Линдет дернулась и резко обернулась. Вздохнула с облегчением.
– Тебе не стоит здесь сейчас находиться, здесь слишком опасно, – сказал он громко.
– Но ты же здесь, несмотря на это, к тому же я никогда не видела настоящего шторма и хочу посмотреть на него.
– Я уже шел в каюту, мне капитан велел.
– Ну давай посмотрим! – За время весьма короткого знакомства корсар и девушка успели сдружиться. Линдет начала позволять себе некоторые капризы, прикладывая к просьбам умоляющий взгляд. Ловкач никогда не мог противостоять ей, когда видел эти большие сапфировые глаза, всем своим видом выражавшие сильную мольбу. Это сработало и на этот раз, опустив голову, Лейн согласился.
Корабль тем временем кидало в разные стороны, но ведомая твердой рукой капитана «Фортуна» шла прежним курсом. Высокие штормовые волны бились о борта судна и, прокатившись все смывающим потоком, откатывались назад. В воздухе повисли соленые брызги. Молнии сверкали на темном небосводе, иногда почти задевая мачты корабля, рискнувшего бросить вызов беспощадной и неумолимой стихии.
Резко схватившись за канат, Лейн притянул девушку к себе за талию и крепко сжал ее. Линдет даже не успела удивиться такому обращению, как на них рухнула темная волна, едва не смыв их за борт, если бы не крепко держащийся Ловкач. Когда волна прошла, Лейн отпустил девушку и обратил свой взгляд на море.
Корабль начало кренить сильно набок, и девушка уже сама схватила за плечи юношу, чтобы не упасть. «Фортуна» все же выровнялась со страшным скрипом. И тут же волна обрушилась на судно всей своей громадой.
Ныряя носом в волны, корабль продолжал нестись вперед. Ничто не способно было поколебать его уверенность в своих силах. Гордо реял на верхушке грот-мачты пиратский флаг.
Лейн повернулся к девушке, на ее губах играла счастливая улыбка, а в глазах застыло выражение крайнего восторга. Не отрываясь, она смотрела на бушующую вокруг них стихию. Мокрая с ног до головы с взъерошенными волосами она все равно оставалось очень красивой. Корсар начал чувствовать, как по груди распыляется щенячий восторг. Девушка, словно почувствовав, что на нее смотрят, перевела взгляд на юношу, улыбнулась, но уже ему, и снова посмотрела на море.
Сорвавшаяся с небес белесая молния ударила по фок-мачте, воспламенив ее. К счастью, огонь удалось быстро потушить. И вновь огромная волна обрушилась на корабль.
Ловкач взял Линдет под руку и прокричал:
– Пошли, если ты еще хоть немного задержишься на палубе, то заболеешь.
Девушка счастливо кивнула, и последовала за юношей. В каюте качка была не такой сильной, но тоже вполне ощутимой. Иллюминатор был плотно закрыт, и каюта из-за этого осталась сухой.
– Отвернись, пожалуйста, мне надо переодеться! – сказала девушка и начала снимать с себя мокрую одежду, когда корсар отвернулся. Прежде чем переодеться в чистую и сухую, она вытерлась полотенцем. – Все, можешь повернуться. – Линдет стояла перед Лейном в облегающем черном платье с небольшим вырезом. На шее сверкало жемчужное ожерелье. Подмигнув корсару, она с комфортом развалилась на кресле. Лейн так и остался стоять, глядя на нее.
– Что? – спросила она, стрельнув на него глазами.
– Ты красивая, – пожал плечами тот. – Куда еще-то кроме как на тебя смотреть?
Девушка смущенно улыбнулась и пригладила упругие волосы рукой.
– Ты мне вот что скажи: почему ты так спокойно сидишь здесь, несмотря на шторм? – продолжил юноша. – По идее ты должна лежать на кровати с вымученным лицом и ведром в обнимку. Пусть, сейчас шторм не самый сильный, но и не самый слабый, а ты говорила, что еще никогда не видела никогда настоящей бури. Почему так?
Девушка пожала плечами. Не рассказывать же ему, что ее дед – маг Воды, и некоторая устойчивость к водной стихии передалась по наследству и ей.
– От рождения так, наверное, – ответила девушка.
На этом тот разговор и закончился. Через некоторое время легли спать.
А корабль все боролся со стихией, не уступая ни пяди, и также несся вперед, как голодный мракорис, почуявший добычу.
Через пять дней вдали показалась полоска земли, увеличивавшаяся с каждой пройденной морской мелей. Матросы постепенно расслабились, чувствуя скорое возвращение домой. Уже скоро «Фортуна» бросила якорь в уютной бухточке. Пираты, наконец, достигли своего убежища.
Убежище представляло собой заросший кустами и деревьями остров с единственной бухтой. На возвышении рядом с бухтой был устроен своеобразный форт из нагромождения камней, скрепленных друг с другом специальным раствором, из небольших щелей оттуда выглядывали жерла пушек. Годы пиратства приучили Ленолла к некоторой осторожности, и абсолютно весь остров представлял собой одну огромную ловушку для нападающих, если таковые найдутся.
Лейн вместе с Линдет спускались в одну из оставшихся шлюпок почти последними. Когда девушка спустилась вниз по неустойчивой лестнице, Ловкач подал ей руку и помог сесть в лодку. Двое матросов веслами оттолкнулись от корабля и налегли на весла. Через десять минут лодка мягко заскользила по песку, и веселый прибой выкинул ее подальше. Все пираты сразу же спрыгнули, и начали втаскивать лодку подальше на песок, чтобы приливом ее не унесло в море.
С помощью Лейна, снова подавшего руку, девушка спрыгнула на желтый песок и огляделась. Чуть дальше виднелся небольшой поселок, из которого навстречу прибывшим начали выходить новые люди. А еще дальше виднелось большое вспаханное поле, на котором что-то росло, а за полем шла сплошная стена леса.
А вечером состоялся общий совет перед большим костром. Весело смеющиеся и гогочущие пираты вместе разбирали трофеи, добытые за время трехмесячного похода. Что-то откладывали, чтобы продать, что-то собирали в другую кучу, что можно было распределить уже сейчас.
– Капитан, – вышел вперед Лейн, когда пришло его время, – во время последнего боя я захватил в плен молодую девушку и по закону Братства Морей требую ее отдать в мое личное пользование. Я никогда ничего не просил, удовлетворяясь обычной долей, поэтому сейчас прошу удовлетворить мою просьбу. За это я готов отказаться от другой своей доли в добыче в пользу остальных. Я все сказал.
Линдет сидела в это время на небольшой бочке недалеко от двух куч добычи и куталась в широкий плащ, спасаясь от пронизывающего ветра. Она была проинструктирована Лейном заранее и знала, чего следует ожидать.
Капитан Ленолл обвел взглядом сначала Ловкача, стоявшего прямо и гордо, а потом остальных.
– Что ж, Ловкач, ты всегда показывал себя храбрым пиратом и морским разбойником, – начал говорить Ленолл при неверном свете полной луны. – Ты никогда не отступал и всегда рвался вперед. Поэтому я, твой капитан Ленолл, своим решением удовлетворяю твою просьбу и…
– Подождите, капитан. – Так некстати прервавший Ленолла пират вышел вперед. Свет костра осветил его худое лицо, бросая блики на коже. Это был Баск. Посмотрев в упор на Лейна, он сказал: – По законам Братства Морей я, как и любой другой пират, имею права требовать от него испытания, и, если он пройдет его, то может забирать ту добычу, которая понравилась ему. И я, от имени всех остальных, назначаю тебе испытание, Ловкач Лейн. Согласен ли ты пройти его? Или откажешься, и твоя добыча будет принадлежать всем?
Лейн с ненавистью уставился на Баска. Так вот что он задумал! Долгими ночами корсар лежал и думал над тем, что задумал пират, и никак не мог прийти к решению. Что еще может противопоставить пират законам Братства? Только другой закон того же Братства! А он – идиот, а не Ловкач! – не сообразил этого!
– Я пройду твое Испытание, Баск! – твердо сказал Лейн, стараясь не показать обуревавшую его ярость и негодование от своей собственной тупости.
Хищно оскалившись, Баск сказал:
– Ты будешь биться! Со мной! Насмерть! Если ты выиграешь бой, то твое требование будет исполнено, а если нет, то… сам понимаешь.
Проклятие!!! Драться с лучшим бойцом в команде Ленолла – это самоубийство! Ловкость ловкостью, но опыт играет, пожалуй, роль побольше, а его у Баска было более чем достаточно.
– Хорошо, – сказал Лейн, пожав плечами, – драка так драка.
– Капитан, определите правила поединка, – громко обратился к Леннолу Баск.
Минуту помолчав, капитан сказал, разглядывая обоих бойцов:
– Правила таковы: никаких подлых ударов и никакой магии, тот, кто побежит, проиграл, можно пользоваться любым оружием, – помолчав, он добавил: – Кроме метательных и стрелковых. – Сейчас Ленолл лишил сына своего друга хорошего преимущества, метать ножи и кинжалы Лейн умел очень хорошо. Но еще лучше умел это делать Баск, он был лучшим среди пиратов в этом. Рисковать Ленолл не хотел.
Поединщиков отгородили от всех остальных, поместив их внутрь круга, вокруг которого в землю были воткнуты факелы для лучшего освещения. За это время Торвальд по просьбе друга сгонял к нему домой, и принес два тонких меча в старых потертых ножнах. Это были парные мечи. Один меч был чуть длиннее другого и обоюдоострым – «брат», – а тот, что покороче, почти не имеющий острой кромки, – «сестра». Эти мечи были последим подарком отца. Выиграть поединок с заведомо более опытным противником у Лейна был только шанс с этим оружием, которым он владел в совершенстве.
Лейн приготовился и встал в боевую стойку: мечи на разных вертикальных плоскостях – «сестра» в левой руке и чуть впереди, а «брат» в правой и чуть позади нее, – ноги слегка расставлены в стороны и полусогнуты. Баск вышел против него с длинной двуручной абордажной саблей в руках. Осторожно вертя мельницу клинком, он двинулся к противнику навстречу, защищая бока.
Яростно закричав, Баск обрушил удар сверху вниз, надеясь разрубить противника надвое. Лейн выставил навстречу скрещенные «брат» и «сестру», чуть отступил, гася инерцию двуручника. Металл звякнул о металл, высекая яркие искры. Левой рукой, с зажатым в ней клинком, Ловкач отвел саблю противника, а другим клинком, который годился как для колющих, так и для режущих ударов, нанес поперечный удар в грудь. Баск лишь в последний момент успел отшатнуться. Не давая времени противнику прийти в себя, Лейн метнулся вправо и сделал прямой выпад в сердце «сестрой», годящейся только для колющих ударов. Пират все же успел увернуться, сделал шаг вперед и рукоятью врезал Ловкачу в лицо.
Ошалело тряся головой, корсар сделал большой прыжок назад. Звон в ушах прошел довольно быстро, и уже следующий удар Лейн принял на скрещенные клинки в полуприсяде. Подкинул оружие Баска вверх своими и нанес два одновременных косых удара. Но промахнулся, пират успел отпрыгнуть назад.
Баск чуть присел, качнулся вправо и ударил саблей горизонтально. Вновь раздался звон столкнувшихся клинков. Придерживая «сестрой» оружие противника юноша рубанул вертикально «братом». Баск вновь вынужден был отступить. И Лейн вдруг почувствовал в правом боку сильную боль. Оказывается, отступая, пират успел подтянуть к себе двуручную саблю, и остро отточенная кромка клинка распорола ему бок. Из раны побежала темно-красная, почти черная, кровь.
Ловкач начал потихоньку звереть, в груди распылялась бешеная злоба. Волевым усилием корсар загнал чувства и эмоции подальше. «Эмоциональный враг – мертвый враг!» – любил говаривать его отец.
Стараясь держать на виду оружие противника, он рубанул «братом», одновременно приседая, пропуская этим над головой двуручный меч. И тут же выпрямился, нанеся один точный укол «сестрой». Баск все же успел дернуться назад, и «брат» миновал противника, не причинив тому урона, а вот «сестра» достигла цели. На темно-серой рубашке пирата в районе правого плеча показалась темное мокрое пятно.
Баск зарычал, как раненный снеппер, и бросился вперед, рубя саблей крест-накрест и нанося стремительные удары. «Брат» и «сестра» давали кое-какое преимущество Лейну, но только на расстоянии двух вытянутых локтей, и то только благодаря «брату», а вот двуручная сабля, превосходившая самый длинный клинок Ловкача почти в два раза, могла рубить и с дальнего расстояния. Корсар вынужден был отступать назад под градом ударов. Сильные рубящие удары отдавались болью в руках и плечах, поэтому он их старался не блокировать, а уводить в сторону, иногда он просто уворачивался.
Краем глаза он заметил, что уже стоит почти на границе очерченного факелами круга. Если он сейчас ступит за нее, то проиграет.
Надо вспомнить, чему его учил отец!
Зарычав не хуже мракориса, Лейн сделал единственное, что ему оставалось – прыгнул вперед и в сторону, перед этим отбив удар противника. Кувыркнулся на песке и вскочил на ноги. «Брат» буквально запел в его руке, когда он нанес рубящий удар по груди противника с разворота, делая одновременный укол «сестрой». Баск не успел. Хлынула кровь из двух ран, и он начал заваливаться набок. Миг – и он лежит на песке с недоуменно раскрытыми глазами. Под ним стремительно красился красным песок.
Ловкач вытер тыльной стороной ладони пот со лба и, отдышавшись, сказал, повернувшись к капитану:
– Капитан! Выступавший от имени всех остальных пиратов Баск проиграл схватку – я прошел испытание. В соответствии с этим я, Ловкач Лейн, требую девушку Линдет себе в качестве трофея.
Весело посмотрев на своего подопечного, Ленолл незаметно для других подмигнул корсару и серьезно сказал:
– Ты доказал, что имеешь право получить ту добычу, которую хочешь. С этого мига девушка принадлежит тебе и только тебе.
Уже потом, когда он пробрался через ряды падких на зрелища пиратов, которые выражали ему свой восторг от поединка и радость от его победы, впрочем, нашлись и те, которые, недовольно бурча, убрались восвояси, он подошел к девушке и сказал:
– Вот и все! – Неопределенно хмыкнул и даже не сел, а упал на песок на пятую точку. Девушка кинулась к нему.
– Ты как? С тобой все в порядке? – В ее голосе слышалась сильнейшая тревога за него, это было как бальзам на израненную душу.
– Сейчас уже все в порядке, – ответил он, – пойдем в дом.
Он встал и скривился от сильной боли в боку. Похоже, что, когда адреналин, вызванный смертельной схваткой, ушел, улетучился без остатка, за место нее пришла боль в ране. Лейн покачнулся и упал бы, если бы не возникший из темноты Торвальд, который успел подхватить друга.
– Ну ты даешь, – сказал он, – нельзя же над собой так издеваться. Давай я тебе помогу добраться до дома.
– Можно, Тор, можно. Особенно, когда есть цель, – улыбнулся Ловкач, опираясь на плечо друга.
– Да уж. Красивый, кстати, бой. Никогда бы не подумал, что ты так владеешь своими клинками. Ну, пойдем.
И они пошли втроем в темноте, минуя приземистые деревянные домишки. Когда вошли в затопленный мраком дом, Лейн устало оперся об косяк, в то время как Торвальд зажигал светильники в доме. После этого друг помог Лейну лечь на кушетку и, оставив его на попечении девушки, ушел. Сначала он хотел сам заняться раной Ловкача, но, узнав, что Линдет умеет врачевать довольно неплохо, передумал.
Внучка мага Воды сразу же пробежалась по дому, ища разные целебные травы и зелья, и приступила к врачеванию. Осторожно сняла с корсара окровавленную рубаху и начала водить по ране мокрой тряпкой, смывая грязь и кровь. Потом капнула несколько каплей красного зелья на рану, Лейн зашипел от боли. Разжевав несколько целебных растений во рту, она вытащила их и приложила к ране, после чего обмотала все это чистой тряпкой. Остатки зелья девушка заставила корсара выпить.
– Ну вот, вроде и все. А ты боялся, – щелкнула Линдет юношу по носу пальцем.
– Спасибо, – кивнул он. – Что бы я без тебя делал?
– Как это что? Истекал кровью, конечно! А теперь спи! Ты потерял много крови и тебе надо восполнять силы.
– Хорошо. – Через минуту корсар уже крепко спал.
Проснулся он от того, что светлые лучи Ока Инноса били ему прямо в лицо сквозь открытое настежь окно. По-летнему теплые, они дарили ощущение небывалой радости и свободы. Лейн перевернулся на спину и сладко потянулся, зажмурив глаза. И наткнулся рукой на что-то. Повернул туда голову и увидел, что на самом краешке большой кровати пристроилась Линдет.
Осторожно, чтобы ненароком не разбудить, он встал и вышел из комнаты, прошел на кухню. От раны на боку остался лишь розоватый рубец. Было легко и спокойно на душе. Теперь-то Баск ничего не сможет сделать Линдет, он мертв. Значит, можно немного расслабиться.
Пройдя к плите, которыми так любят пользоваться все домохозяйки на Хоринисе, он начал готовить. Где-то через полчаса проснулась и Линдет, которая присоединилась к готовке. Процесс пошел быстрее. А еще через полчаса они уже уселись за стол завтракать, ведя неторопливую беседу.
– Скажи мне, что дальше будет? – спросила девушка.
Лейн немного помолчал, бездумно глядя на тарелку.
– Даже не знаю, что сказать, – ответил он, наконец.
– Фактически я принадлежу тебе, и ты можешь делать со мной что хочешь. Может, ты отпустишь меня домой? – спросила Линдет в лоб. – Мои родственники, несомненно, отблагодарят тебя.
Ловкач отвернулся в сторону. Мучительно больно не хотелось расставаться с ней, но умом он понимал, что не может силой удерживать ее здесь. Хотя силой-то может, но только из этого ничего хорошего не выйдет. Будет разрушено то, что с таким трудом строилось во время плавания.
Вздохнув, он взъерошил волосы и сказал:
– Хорошо, я помогу тебе добраться до дому. Где ты жи…
Договорить он не успел. Открылась после короткого стука входная дверь. В помещение ворвался свежий морской ветерок, а следом за ним зашел капитан Ленолл собственной персоной. Стуча сапогами по деревянному полу, он прошел на кухню, окинул удовлетворенным взглядом девушку и юношу и сказал:
– Ловкач! Тебя-то я и искал. Ты и еще несколько человек отправляетесь на баркасе продавать добытую добычу. Отправляетесь сегодня, через десять минут. Все ясно?
– Да, капитан! – рявкнул Лейн.
– Тогда собирайся, ты уже через пять минут должен быть на берегу. Надеюсь ты в состоянии отправиться в путь?
– Да, капитан, все нормально!
– Хорошо.
Капитан ушел, оставив после себя быстро собирающегося корсара. Тот быстренько переоделся в коричневую клепаную куртку и такого же цвета штаны, на ноги надел кожаные сапоги. Чуть подумал и повесил на пояс «брата», «сестру» он закрепил на спине на специальный ремень.
Все он готов. Прихватив сумку с кое-какими запасными вещами, а в частности кошельком, он выскочил из дома со скоростью болта, только что вылетевшего из желоба арбалета. И бросил Линдет на прощание:
– Извини! Мне бежать надо, давай потом договорим! Пока!
На берегу ждали только его, все остальные были собраны. Заметил крупную фигуру своего друга, скромненько стоявшего в сторонке.
– Ты тоже с нами? – спросил он у Торвальда. Тот отрицательно помотал головой и сказал:
– Нет. Тебя вышел проводить.
– Ты знал, что я должен сегодня уходить продавать товар? – удивился Лейн.
– Знал, конечно! Твоя ведь очередь… А понятно!!! Из-за своей девки ты совсем про все забыл! Так ведь? – Тор добродушно рассмеялся, хлопнув друга по плечу.
– Ну да, забыл, – слегка смущенно сказал Ловкач.
– Так, раз уж все в сборе, то можно отправляться в путь, – сказал невесть откуда появившийся капитан Ленолл.
– Капитан, можно мне еще пару минут? Другу надо кое-что сказать.
– Иди. Только быстро!
Кивком головы, корсар позвал друга за собой и, когда они отошли на некоторое расстояние, сказал шепотом:
– Тор, я волнуюсь.
– Зачем? – также шепотом спросил пират.
– Я уплываю на несколько дней, а Линдет остается здесь совсем одна в окружении головорезов. Баск-то мертв, а вот Эллон еще жив и наверняка захочет воспользоваться моим отсутствием.
– Ты хочешь, чтобы я приглядел за твоей девушкой?
– Да. Поможешь?
– Конечно. О чем речь вообще? Иди и не волнуйся, я пригляжу.
***
Через три дня подгоняемый попутным ветром баркас бросил якорь буквально в двух-трех днях плавания от острова Хоринис. Спустившись в шлюпки, они подплыли к острову, на котором должна была произойти встреча. Это был даже не остров, так небольшая отмель.
Как бы то ни было, но на берегу их уже ждали несколько человек, таких же пиратов, как и они.
Лейн, назначенный капитаном главным в их небольшой группе, вышел вперед. К нему навстречу вышел человек одетый в красную пиратскую куртку и такие же штаны, на его голове сидел такого же цвета платок. Через всю левую щеку пирата шла вертикальная полоска шрама. Это был Скип, один из самых знаменитых пиратов во всем Миртанском море.
Они пожали друг другу руки, как старые знакомые.
– Как дела, Скип?
– В полном порядке, парень, – ответил пират, слегка улыбаясь. – Сам-то как?
– Отлично все! Мы тут вам кой-какой товар привезли, общею суммой на пятнадцать тысяч, три месяца плавания оказались на редкость удачными. Будешь проверять?
– Нет, конечно! – возмутился старый пират. – Чай не впервой с вами дела имеем, знаем, что не обманете. Мы уж начали думать, что вы не придете в условленное время, и уже подумывали уйти.
– В плавании немного задержались, поэтому слегка опоздали, – ответил он и громко крикнул, обернувшись к своим: – Ребята, разгружайтесь! Товар принят! Вот теперь можно поговорить, – сказал он, вновь поворачиваясь к Скипу. – Рассказывай, что твориться на Хоринисе.
Усмехнувшись, Скип присел на песок и начал говорить. Новостей было много. Пока «Фортуна» была в плавании магический Барьер, созданный лучшими магами королевства, рухнул почти две недели назад, рухнул буквально в одночасье. На острове среди мирного населения началась форменная паника. Небольшие отряды городских ополченцев оказались не в состоянии противостоять сотням преступников, получивших свободу. Вскоре прибыли паладины, и на острове началась гражданская война. У пиратов появились какие-то общие дела с бандитами, о которых Скип умолчал. Как бы подводя черту под разговором, Скип сказал:
– В общем, на острове сейчас БАР-ДАК полный.
После была очередь Лейна рассказывать. В двух словах он пересказал то, что знал.
– Кстати, мне нужен какой-нибудь красивый, но добротный камзол, в котором было бы не стыдно появиться и в Верхнем квартале Хориниса. Найдется такой?
– Думаю, найдем, – хитро блеснув глазами сказал Скип.
Когда пираты Ленолла разгрузили добычу, Скип протянул несколько туго набитых кошельков, приятно оттягивающих карман, и его парни занялись загрузкой товаров на свой баркас, чтобы уже потом на Хоринисе выгодно продать все это. Члены Братства Морей попрощались друг с другом, и Ловкач с остальными быстро отправился обратно на свой остров.
Какая-то нелегкая заставляла Лейна нервно расхаживать по палубе баркаса. Какой-то червь сомнения грыз его изнутри.
Расправив всю громаду своих парусов баркас несся вперед на максимальной скорости, благодаря попутному ветру. Но этого было недостаточно, Ловкач чувствовал это всей своей сутью, он явно не успевал. Скорость возросла лишь после того, как матросы взялись за весла, и то с явным недоумением, но получив остатки золота, которые оставались после покупки камзола, а оставалось там вполне прилично, послушно взялись за них. Через два дня они были уже у острова.
Не дожидаясь, когда лодка заскользит по дну, Лейн спрыгнул в воду и пошел очень быстро. Первое, что он увидел – какой-то труп, завернутый в саван. Предчувствуя неладное, он протолкался сквозь ряды людей и спросил, сильно волнуясь:
– К-кто это?
Матросы, стоявшие ближе всех к нему, начали отворачивать головы в стороны, потом кто-то сказал:
– Торвальд.
– Кто… кто это сделал?
– Эллон, – раздался рядом голос капитана Ленолла. – Он убил твоего друга и похитил Линдет.
– Что?!! Куда он ушел? Почему ему не помешали? – В груди корсара начала подниматься волна гнева, которую он совершенно не контролировал. Захотелось сорваться на ком-нибудь.
– Не успели, мы уже думали снарядить погоню, как вы вернулись. Эллон ушел в сторону пещеры. – Ловкач тут же сорвался с места, сразу взяв высокий темп. И вдогонку ему понесся крик капитана: – Будь осторожен, Лейн!
Но он ничего не слышал, он просто бежал, вкладывая в бег все свои силы. «Только бы успеть! – билась в мозгу мысль – Только бы успеть!». На острове была всего одна пещера, ошибиться с направлением было невозможно.
Наконец, ноги вынесли его к зияющему зеву темной пещеры. Не останавливаясь, Ловкач нырнул во тьму, не заботясь о таком пустяке, как темнота вокруг. Каким-то чудом он ни разу не ударился, ни разу не споткнулся. Наконец, впереди мелькнул какой-то огонек, и он устремился туда еще быстрее.
«Кажется, успел!» – полыхнуло в голове. При свете нескольких факелов он разглядел связанную Линдет и склонившегося над ней пирата.
– Стой, ублюдок! Оставь девушку в покое!
Эллон дернулся и резко обернулся:
– Ты?! Не ожидал, что появишься так рано! – прошипел он.
– Ты! Сейчас! Умрешь! – зло сказал корсар и метнул заранее вытащенный нож. Тот, несколько раз перевернувшись в воздухе, вонзился в лоб пирата. Эллон рухнул, как подкошенный.
– Отец всегда говорил: «Убей врага быстро и не мучайся!», – сказал Лейн, стоя над поверженным, кинулся к Линдет и начал развязывать веревки, после чего вытащил кляп.
– Ты пришел! – кинулась к нему на шею девушка и разрыдалась.
– Конечно! Я ведь обещал!
Последние события убедили корсара в том, что он любит эту девушку, любит больше жизни. Он был готов ради нее на все. На все! Гладя по волосам плачущую Линдет, он думал, что не такое уж это плохое чувство, даже наоборот.
Не удержавшись, он наклонился и поцеловал девушку в губы, та ответила на него, а потом они счастливо рассмеялись…
№ 3.2.
Ветер встречал мощным потом, развевая волнами длинные черные волосы. Прищурив глаза от стремительного воздушного натиска, он устало смотрел вперед, словно решая, как ему быть дальше. Скорее, он просто тянул время, хотя в этом не было никакого смысла. Столько всего произошло и теперь он, пожалуй, даже если бы и хотел, уже не имел права отвернуться. Сейчас все будет кончено, его цели и даже мечты – неужели сейчас все это здесь? Если да, то какой ценой? Сможет ли он теперь принять то, что ждет его всего в нескольких шагах?
Он закрыл глаза, теперь уже наслаждаясь обдувавшим его холодным ветром.
- Стой! Дай я только догоню тебя, проклятый мальчишка! – кричал отец мне вслед, когда я улепетывал от него что есть духу. Сегодня он опять подшофе, впрочем, как и остальные шесть дней в неделю. В одной руке он держал ремень, а другой поддерживал сползающие штаны. В своем уже обычном состоянии он любил иногда браться за мое воспитание, а мне в эти минуты лучше было ему не попадаться, ибо ремня он не жалел. Днем отец работал грузчиком в порту, а вечером относил все заработанное в трактир – мне иногда даже было его жаль. Ведь так было не всегда – лет пять тому назад, еще до того, как мать умерла от лихорадки, что-то в его жизни надломилось, и он стал медленно падать вниз. Наверное, просто оказался слаб.
Мне было всего одиннадцать, и я уже сам выживал в столице Миртаны. Впрочем, слово «выживал» не совсем верное, и в целом мне жилось достаточно сносно. Сбежав от отца, которому кто-то доложил о моих проделках, похоже, опять эта старая ведьма Севилая, у которой на прошлой неделе я воровал репу в огороде, не сбавляя ходу, я помчался через рыночную площадь. Пробегая через ряды торговцев, я, воспользовавшись удобным случаем, схватил на бегу с лотка большущую грушу, и, под непредназначенную для детских ушей ругань торговца фруктами помчался к городским воротам. Крик оставшегося без груши торговца вскоре утонул в гуле голосов, и теперь до меня доносился лишь обычный рыночный гомон и недовольное ворчание тех, кого я задевал на бегу.
Городские ворота были открыты – как раз через них выходил нагруженный рыбой караван, и скучающие привратники в этот раз даже не обратили на меня внимания. Я часто покидал город, они меня и так почти никогда не задерживали. А сегодня был особенный день, по крайней мере, так говорил Себастьян и велел нам всем подготовиться. Что он хотел сказать словом «подготовиться» я понятия не имел, а посему просто поспешил в условленное время к нашему условленному месту – хорошо скрытую зарослями кислого терна пещеру, именуемую не иначе как «пиратским логовом». Когда-то ее случайно обнаружил Грэм, когда, без особого, впрочем, успеха ставил в лесу силки на зайцев.
- А-а, вот и ты, - вместо приветствия сказал Себастьян, когда я влез в несколько узковатый проход пещеры. Себастьян – негласный лидер нашей компании – был по сути таким же уличным бродягой как и я, и сыном того моряка, что почти все время пребывал где-то в плавании, а когда возвращался на сушу, то где-то в борделе и до сына ему особых дел не было. Если у меня был дом, похожий на сарай, да что там, сараем он и являлся, то у Себастьяна не было даже этого.
В эту минуту Себастьян сидел на корточках перед большим ровным валуном со стоящими на нем свечками, служившим нам столом и чем-то усердно занимался. В полусумрачном освещении пещеры я увидел, что он занимается сворачиванием табачного косячка. Будучи всего на год старше меня, Себастьян был мальчишкой довольно крупным и плотным, и возможно в силу этого, в нем прекрасно уживались две такие черты как строгая рассудительность и поглощающая мечтательность, как-то ловко друг друга то и дело подменяя.
- Будешь? – спросил он, протягивая самокрутку, когда она была готова.
- Нет, не сейчас, - я вспомнил прошлый раз, когда чуть не выплюнул свои легкие. Себастьян же курил без особых проблем, чем невероятно гордился.
- Как хочешь, - пожал плечами Себастьян. – А мне так лучше думается. – Он заполнил дымом пещеру, прикурив от свечи.
Скоро в проходе « пиратского логова» появился Грэм – веселый и неунывающий парнишка с соломенными волосами. Грэм был сыном одного из венгардских кузнецов, перенимающим по наследству навыки отцовского ремесла, и как следствие, Грэм был довольно сбитым и крепким парнем.
Поприветствовав его, я достал из-за пазухи украденную на рынке грушу, разрезал ее украденным когда-то у отца небольшим ножичком на четыре части: одну оставил себе, вторую протянул Грэму, оставшиеся две положил на большой валун. Себастьян, докурив и эффектным щелчком метнув окурок в дальний угол пещеры, взял свою часть. На «столе» осталась лежать последняя четверть большого плода.
Рик в нашей компании был что-то вроде белой вороны. Всегда с иголочки одетый, Рик был сыном супружеской пары с верхнего квартала. Говорили, что его отец всего лишь цирюльник. Однако цирюльник при дворе короля превращался в знатную особу, где высоко ценили его мастерство. Я же не понимал, как бритье бород может быть мастерством, но я вообще много чего не понимал в этом мире, и чего мне все чаще хотелось последнее время – это банально быть сытым.
Но Рик задерживался в этот «особенный день». Он вообще часто опаздывал, а бывало, и вовсе не мог придти – его отец с мамашей откуда-то пронюхали, что он якшается с отребьем вроде нас, и устроил за сыном строгий надзор. Но сегодня нужно было явиться не смотря ни на что – было видно, как Себастьяну уже неймется что-то сказать, и Грэм как-то лукаво улыбался и я, не понимая в чем дело, чувствовал себя немного по-идиотски.
Примерно через час появился запыхавшийся Рик – в чистой светлой льняной рубашке и жилете, прошитом посеребренными нитками, в красивых бархатных штанах, впрочем, одна штанина была по колено уделана в грязи, видимо Рик в спешке где-то угодил в лужу.
- Еле удрал, - в оправдание проговорил он, кивая всем в знак приветствия. – Отец с меня глаз не спускал. Но к нему пришел какой-то толстяк, похожий на того борова и выряженный как павлин. Пока батя отбивал ему поклоны, мне удалось удрать. Ох, и влетит же мне!
- Дело важное, - сказал Себастьян, удовлетворенно осматривая собравшихся. – Все в сборе и я хотел бы, что бы мы кое-что друг другу пообещали. Сейчас все расскажу и покажу. – Он достал спрятанную за камнем неподалеку совсем небольшой сундучок, больше напоминавший шкатулку. Потом поднес к свету. Грэм, похоже, уже обо всем знал, поэтому Себастьян с некоторой торжественностью наблюдал за моим и Рика лицом. Нагнетая все больше интриги, он медленно ее открыл и высыпал содержимое на «стол». В шкатулке-сундучке оказались какие-то бумаги, завернутые в свитки и компас. Обычный старый, ржавый компас. Но Себастьян отодвинул его в сторону, взял одну из бумаг и развернул ее.
- Глядите!- торжественно воскликнул он. То, что я увидел, было похоже на карту.
- Это настоящая карта сокровищ! – с интересом глядя на меня, подтвердил сын моряка. Грэм тоже кивнул, мол, так оно и есть.
- Откуда у вас это? – заинтересованно разглядывая карту и косясь на компас, спросил Рик.
- Такая история случилась, - начал Себастьян, - в общем, повстречали мы с Грэмом одного старика…
- Пиратского капитана! – вставил Грэм.
- Капитана или не капитана, - неодобрительно взглянув на Грэма, проговорил Себастьян, - но то, что пират, это как пить дать.
- Иди ты, - недоверчиво возразил я. – Пират в окрестностях Венгарда? Скажи еще и корабль он свой в королевском порту пришвартовал.
- Таких подробностей я не знаю. Только вот старик был при смерти и лежал в канаве по дороге в Готу. Грэма послал отец с посланием к тамошнему кузнецу, а я решил составить ему компанию в дороге. Я знаю по пути одну рощу, где растут медовые сливы… Только мы подошли к сливовым деревьям, как услышали стоны. Видали бы вы, как Грэм струсил…
- Неправда! Я не струсил! – крикнул Грэм, вспыхнув румянцем.
- А кто тогда посоветовал делать ноги? – улыбнулся Себастьян.
- Там могли быть бандиты! Это просто предосторожность!
- Ну предосторожность, так предосторожность… В общем нашли мы лежащего старика, пират ни взять ни дать. Повязка на глазу, длинная седая борода, одет явно не по нашей моде, меч еще у него какой-то гнутый…
- И от него ужасно воняло , - закончил Грэм. – Вся кожа покрылась какими-то отвратными красными пятнами - выглядел он конечно омерзительно.
- У него была горячка и он бредил, - продолжил сын моряка. - Нам удалось разобрать в его бормотании что-то о потерпевшем крушение корабле и о каких-то планах, которым пришел конец. Мне бросилось в глаза то, что он прижимал к груди вот этот сундучок, - Себастьян указал на стоявшую на камне шкатулочку. – Мы, право, не знали, что и делать. Но скоро старик совсем затих, а когда попытался забрать у него эту вещицу, оказалось, что он крепко сжимал ее…Крепко, уже будучи мертвым. – Последнюю фразу Себастьян проговорил несколько зловеще.
При этих словах у меня пробежала дрожь и я мысленно представил себе происходящее и этого омерзительно старика..
- Понятно, в город бы его не пустили, разве что прямиком на виселицу, вы же знаете как король любит пиратов, вот и загнулся он от лихорадки прячась в лесу… - Продолжил рассказ Себастьян. – А шкатулку мы все же забрали, раз он так не хотел с ней расставаться, значит, там было что-то наверняка ценное. А все знают, что для пирата нет ничего ценнее, чем карта сокровищ. Ну или сами сокровища.
А затем мы дали деру оттуда, незачем больше тревожить покойника.
- Здесь еще что-то написано, - вдруг сказал Рик, разглядывая бумаги из сундучка лежавшие вместе с картой. – Язык вроде наш. Это многое прояснит, я думаю.
- Ты можешь прочитать? – спросил его Себастьян.
- Ну мать меня еще только учит… - неуверенно проговорил Рик. - Отец говорил, что скоро отправит меня в храм, где мне будут учить грамоте и прочему…
- Ну в общих чертах понять что там написано можешь?
- Похоже на дневник. Даты, заметки… Я бы взял его с собой, но отец если найдет…
- Ладно, пусть пока полежит здесь,- кивнул Себастьян. – Я хочу, что мы все поклялись, что найдем эти сокровища когда станем пиратами. И забьем это логово золотом до отказа!
- Клянусь! - воскликнул воодушевленный Грэм.
- Клясться будем кровью. Как братья, как одна команда ловких и отчаянных парней пиратов, ценящих свободу и берущих от жизни все! Не признающих королей, вельмож, плюющих в глаза опасностям! Эту карта – знак, посланный нам свыше, зовущий в путь, определяющий нам дорогу в будущее! Или может, вы хотите гнуть спину или проливать кровь на войне во имя короля?
Ты, Грэм, мечтал ли о том, что будешь стучать молотом с утра до вечера не разгибаясь, зарабатывая при этом жалкие гроши? Ты, Рик, всю жизнь будешь отбивать поклоны королям и министрам, жить среди алчных и лживых людей? Хоть и житель верхнего квартала, но всегда будешь сыном цирюльника. А ты… - Себастьян посмотрел на меня, улыбнувшись уголками своих тонких губ, – воровать занятие почетное, но когда-нибудь удача может отвернуться… Да и едва ли ты мечтаешь воровать всю свою жизнь. - сын моряка взял в руки небольшой кортик, лежавший на «столе» среди прочих вещей. - Вы готовы принести клятву, друзья-пираты? Хранить верность дружбе, быть готовым на все ради друзей и, когда придет час, отправиться за сокровищами?
- Клянусь! – снова крикнул Грэм. Себастьян порезал кортиком себе руку, тоненькая струйка темной крови потекла по запястью. То же самое он проделал Грэму, когда тот, зажмурившись, протянул ему свою.
- Клянусь! – сказал я, тоже протягивая руку. Я всегда хотел приключений, а уж стать пиратом вообще была заветная мечта. Кроме того, все эти клятвы, кровью… Это так по-пиратски, как мне казалось! А мои друзья – это еще и моя семья, ведь больше я никому не нужен…
Оставался Рик. Впрочем, он не долго думал и уже засучивал рукав своей беленькой рубашки…
После того, как кровь была пущена, подняв руки кверху, мы соединились кровью.
- Клянемся! – еще раз в один голос воскликнула четверка будущих отважных пиратов.
Сколько меня здесь не было? Пять, шесть, а может, семь лет? Впрочем, за это время изменилось здесь немного, причем не в лучшую сторону. Повсюду ужасная грязь; запахи, с оттенками рыбы, гнили, прочих несвежестей, а также пота и моря витали в воздухе, создавая довольно неприятную ауру. В какофонии звуков, будь то собачий лай, скрип повозок или людской гомон - я чувствовал себя немного не уютно, хотя здесь так было всегда, насколько я помнил. Густонаселенный Венгард стал еще более похож на один большой рынок. И впрямь, здесь, как и раньше кто-то продавал, кто-то покупал – обилие товаров со всех концов материка рождало бесконечный спрос и предложение. Город, в котором я родился и вырос, любил ли я его? Скорее нет, и возвращался я сюда лишь в силу нескольких причин.
Венгард я покинул, едва мне стукнуло тринадцать. Отца к тому времени не стало – будучи сильно пьяным, он упал с причала и захлебнулся.
Я хорошо помнил день, когда моя жизнь поменялась – ту лавку алхимика, когда моя рука сама потянулась за зельем, стоявшим очень заманчиво, почти у самого края торгового лотка. Оказалось, алхимик все это время внимательно следил за мной, несмотря на большую толпу возле лавки. И он схватил меня за руку в самый момент.
- Зовите стражу! Пусть всекут ему розог! – крикнул кто-то из толпы.
- Мелкий воришка! Поделом ему будет, - поддакивали другие голоса, от испуга и волнения для меня все было как в тумане.
Но алхимик не стал никого звать. Присев на корточки, и посмотрев на меня, он лишь сказал:
- Я уже очень стар, а у меня нет детей. Мне не помешал бы ученик, который помогал бы мне в делах. Будешь сыт и одет, и я много научу тебя. Что скажешь?
Я согласился. Тогда еще я толком не осознавал, какая это была удача. Алхимик оказался хорошим стариком. Он забрал меня в пустыню, где была более востребована специфика его зелий – позволяющих людям легче переносить жару и придающие сил. Там он многому научил меня – читать и писать, разбираться в некоторых травах, готовить несложные зелья и даже показал пару приемов рукопашного боя. Взамен я работал на него: занимался сбором растений, доставлял зелья по назначению, помогал в лаборатории. Так прошло около пяти лет и однажды алхимику стало худо. Мы пытались лечить его зельями, но все было бесполезно.
- Просто мое время подошло, ведь я уже давно не молод, - говорил он, лежа в кровати. Пытаясь улыбнуться, его лицо искажала гримаса боли.
Я сидел возле и мне было искренне его жаль. А когда он умер, я разрыдался, как не должен был бы истинный пират. Продолжать его дело я не хотел, а поскольку у него больше не было наследников, по крайней мере, я о таковых ничего не знал, то продал лавку со всем имуществом. Я покинул пустыню и отправился обратно в Миртану. Вырученных с продажи лавки денег мне хватило на какое-то время. В Сильдене я нанялся в строители кораблей и помогал вести бухгалтерию, так как умел писать и читать, а главное, считать. Так прошло еще года полтора, пролетевшие как несколько дней, пока хозяин небольшой верфи, на которой я работал, не вызвал меня на разговор.
- Поступил заказ на постройку небольшой парусной шхуны, ёж ее... Нам потребуются кое-какие чертежи, наши –то уже старые совсем… - почесав подбородок, он продолжил: - Сходил бы ты в Венгард, да и прикупил свеженьких, технический, ёж его, прогресс ... Сейчас я расскажу тебе об этом подробнее. Да и выпишу средств на покупку, ёж их…
Привыкнув за год с лишним доверять человеку, который вел бухгалтерию, он дал мне некоторые средства на покупку чертежей и я отправился в столицу. Согласился идти я охотно, ведь в Венгарде мог еще оставаться кто-то из моих друзей, а я все никак не мог туда вырваться из Сильдена – мешало то одно, то пятое, то пятнадцатое… Я хорошо помнил нашу клятву и сейчас вспоминал об этом с улыбкой.
«Да, Венгард почти не изменился, разве стало еще грязнее», - подумалось мне, когда я оказался в городе. Надо сказать, что я подустал с дороги, поэтому решил зайти в кабак и немного смочить глотку. Туда, где проводил все свои вечера мой отец, я идти не хотел и прошел мимо этой грязной забегаловки, благо в Венгарде не было дефицита в кабаках. Выбрав более менее приличное заведение, я заказал пива и сел за столик возле окна. Предавшись размышлениям о былых временах, скоро я заказал еще одну кружку.
- Сукин сын, как же ты изменился, - услышал я голос за своей спиной. Я обернулся, и мой рот растянулся в улыбке.
- Себастьян, раздери тебя дьявол! – я поднялся и крепко обнял друга, хлопая по его спине.
- Где ты был все это время? – спросил Себастьян когда мы сели за стол. Щелкнув пальцами в сторону трактирщика, тот суетливо закопошился за стойкой и скоро принес бутылку шнапса и тарелку рыбного салата с овощами. – Мы с ног сбились тебя искать. А когда мальчишки донесли, что кто-то похожий на тебя явился в город, я сразу отправился посмотреть, не ты ли это. Дьявол как я рад, ну рассказывай!
Я вкратце осветил ему основные наиболее значительные пункты своей прошедшей жизни, за это время, коих оказалось всего два. Дьявол. Я просто прожигаю жизнь, вдруг пришло мне в голову. Мне только около двадцати, и едва ли что-то изменится ближайшие годы, если только…
- Да, последний раз мы виделись, когда ты отправился со стариком-алхимиком в пустыню. Наверное, это был правильный выбор. – Себастьян задумался, – а я вот перебиваюсь, там да сям. Различные заказы выполняю. Охота в основном, сопровождение грузов, ну ты понимаешь… Разные времена бывают, но в целом живу неплохо. Грэм все помогает отцу в кузнице. Здоровый как бык стал.
- Рад слышать, что у вас все в порядке. А кто тебе доложил о моем прибытии? Ты держишь осведомителей или платишь страже, за информацию о том, кто входит и выходит из города?
- Осведомителей? Нет, это просто мальчишки, иногда прикармливаю их, монет подбрасываю, сам такой же был, - отвечал Себастьян, разливая шнапс по кружкам. - А они за это мне докладывают, что происходит в городе. Тебя мы уже ищем давно относительно. А тут ты сам явился. Так что тебя привело?
- Я здесь по работе. Кое-что необходимо приобрести. Да и вас давно не видел, черт побери! Как Рик? – стукнувшись кружками , мы выпили за встречу.
- Рик сейчас кое-чем занят. – Себастьян утер рукавом рот. - Сейчас я тебе обо всем расскажу. Наша клятва?
- Да, конечно, - кивнул я, улыбнувшись. У меня до сих пор остался шрам на месте пореза.
- Кроме шуток, - серьезным тоном сказал сын моряка, наливая еще по одной. – Помнишь дневник старого пирата?
- Да я помню. Вы разобрались, что там написано? – я закусил, отыскав в тарелке потрепанную в процессе обжарки рыбешку.
- Да, там что-то говорится о месте, которое зовется десятью тысячами Солнц. В записях говорится, что это место дарит тому, кто туда попадет любые богатства, все, что пожелаешь! Так же старый дурак, если это конечно, его записи, пишет о том, что добраться сможет лишь тот, кто сможет пожертвовать чем-то бОльшим. Не знаю, чем мне нужно пожертвовать, но что тут терять нечего, это ясно. Если верить карте, это место где-то далеко на юге и вроде компас должен показать дорогу, но я не понимаю, как он может помочь – вещица полностью неисправна и показывает куда ему вздумается, независимо от времени суток и погоды, вот… Кроме того в записях даты и заметки – пират вел дневник, они плыли как раз в поисках этих самых богатств, но их корабль налетел на подводную скалу близ Венгарда и затонул. Само по себе приближаться к королевской гавани пиратскому кораблю - определенный риск, но видимо они не хотели терять время… Судя по последним, написанным трясущейся рукой записям, он один добрался до берега. Довольно удивительно, местные воды хорошо исследованы, по утверждениям столичных моряков никаких подводных скал поблизости нет, но мало ли…
В записях не говорится, откуда эта карта и компас, по крайней мере, прямым текстом…
Какие-то намеки о старых временах и делишках, разграблении селений диких племен на отдаленных островах, где процветали различные дикие культы, верования и даже каннибализм. Также речь заходит о неком даре в обмен на помилование… Помилование кого и чего, неясно. Сдается, шкатулка и есть дар, а вот помилования, похоже, не состоялось. Но нас уже это не должно беспокоить, судьба привела эти вещи к нам и мы должны воспользоваться предоставленной судьбой возможностью.
- Должны? Вы уже что-то предприняли?
- Рик занимается поиском шхуны. Нам удалось скопить кое-какие средства, но все же этого явно недостаточно…. Местные шакалы-корабельщики цены ломят, только держись. А Рик говорит, что для такого плавания, возможно опасного, не всякое корыто сгодится. Ну и отправился он в Сильден узнать тамошние расценки и, возможно, заказать постройку судна.
- Да ну! И как это мы с ним не встретились! Нужно впредь почаще вылазить из своей конуры, а то так вся жизнь пройдет мимо.
- Тесен мир-то, а? – понимая о чем речь, кивнул Себастьян. – Только тут, видишь ли, какой нюанс… - он воровато оглянулся по сторонам, - строительство корабля – хоть и небольшого – это ж сколько времени?
- Уйдет несколько месяцев, это да…. – согласился я. – Долговато, ну так это же не веники вязать.
- Вот-вот, кроме того, ваши сильденские хоть и цену запросили еще божескую, тем не менее, удовольствие далеко не дешевое, мы хоть что-то и скопили, какие-то средства….
- Что ты предлагаешь? - с сомнением в голосе проговорил я.
- Рик приметил, что там у вас стоит уже почти готовый барк…
- Это заказ торговой гильдии. Он практически закончен и совсем скоро будет готовиться к отплытию. Как только загрузим его всем необходимым… Черт, Себастьян!
- Ладно, не здесь. Пойдем-ка проведаем Грэма, он будет чертовски рад тебя видеть.
Бросив трактирщику несколько золотых, мы покинули заведение.
Грэм и впрямь вымахал. Неизменными остались все те же соломенные волосы, голубые глаза и слегка наивный взгляд ребенка. Он был искренне рад меня видеть: мы обнялись, похлопав друг друга по спине. Затем он проводил нас к себе в дом, где достал бутылку какого ядреного пойла. Сложно сказать, что это было, но голова кружилась у меня здорово. Так, втроем, мы просидели до поздней ночи, вспоминая веселое детство. Воодушевленные мечтами, азартом будущих приключений и алкоголем, решение было принято, ну а детали мы решили обсудить уже на трезвую голову.
- Да ты меня за дурака держишь! – крикнул один из рабочих. Втроем они сидели на деревянных ящиках вокруг бочки, служившей им столом. Тусклый свет масляной лампы кое-как пробивал ночную тьму, окутавшую Сильденский причал, и уже совсем легонько отражался от поверхности воды. Луна спряталась за тучами, предвещая непогоду. – Я видел, как ты шельмовал, стервец!
- Чего клевещешь почем зря? Вот щас как двину по харе! – огрызнулся второй, поднеся кулак к самому носу первого.
Третий работяга сидевший за столом только устало зевнул, прикрывая рот ладонью. Какого черта они должны сидеть здесь всю ночь, играя в карты? Ну кому придет в голову лезть на корабль, на котором из ценностей был только запас провизия да пресная вода? Торговый барк готов к отплытию, и пока они ждали представителей гильдии, проходилось еженочно нести вахту, чтобы с судном и прочим имуществом на причале ничего не случилось. Да, черт возьми, здесь никогда ничего не случалось. Однажды высохшее дерево упало на дом кузнеца, и половина портовых жителей сбежалось посмотреть на это – хоть что-то наконец случилось и пробудило жителей этого сонного городка, где каждый тихонько занимался своим делом.
- Э-э, думал, достанешь туза, я и не замечу? Дудки! Выигрыш мой! – сгребая лежавшие на бочке несколько монет в свою сторону, настаивал на своем первый, чем несказанно озлобил второго. Тут, верно, завязалась бы драка, если бы не появился человек из темноты.
- Чего раскричались то? Ночь кругом. – Словно выплыв из ночи, недовольно -ироничным тоном сказал человек. – На вашем месте я бы выпил чего-нибудь и успокоился, - он поставил на бочку-стол бутылку вина.
- А вам, что же это, не спится? - удивленно уставились на него работяги, узнав в человеке своего коллегу – счетовода, как они его называли, того, ведущего бухгалтерию и занимавшегося прочими подсчетами.
- Не спится и башка ужасно раскалывается. Нужен свежий воздух. Вот вы еще кричите, дай думаю, выйду посмотрю, что за шум.
- Все считаете, уважаемый? – хихикнул один из рабочих. – Расход с приходом не сползается, а?
Во всяк работе свои трудности, вот мне лучше полено пилить себе и пилить, чем все эти циферки…
- Молчал бы уж, - ответил ему второй, - много ты понимаешь, дураком родился, дураком и помрешь ….
- Не сползается, да, - сказал человек, явно не желая слушать начавшийся было новый спор. – Хозяин из меня душу вытрясет. Вот я и подумал, пойду-ка я мозги проясню на влажный ночной воздух. И в тишине хотелось бы… да за глоточком винца…
- Вот это правильно! – поддержал его рабочий, раскупоривая бутылку с вином , – ни что так не обостряет ум, как глоточек доброго, – также подметил он и приложился к горлышку.
- Эй, другим-то оставь, ишь, присосался!
- Какой нервный! Я отхлебнул –то чуть да маленько!
- Мне оставьте, лодыри! – вмешался еще один.
Так, переходя из рук в руки, бутылка ходила по кругу, пока не опустела.
- Дьявол, чего-то и у меня башка разболелась, - промямлил один из рабочих, потихоньку опуская голову на бочку. – Спать охота, страсть… – закончил он, сладко причмокнув.
Второй рабочий, вообще не найдя в себе сил что-либо сказать, просто упал мешком на землю, разрывая храпом воздух.
- Эй, чего это вы? Просыпайтесь! – крикнул третий, на которого, видимо, снотворное, содержащееся в вине, еще не успело подействовать. Подозрительно глянув на счетовода, он перевел взор на корабль, заметив в сумраке силуэты, забирающиеся на борт.
- Караул! – неистово крикнул тот, и собирался уже было вскочить, но счетовод врезал ему по затылку, и тот вторым мешком упал рядом с первым.
- Давай сюда, быстрее! – раздался крик с барка.
Счетовод дернул в темноту и, вбежав на корабль по трапу, и, оказавшись на борту с силой столкнул его в воду.
- Что там происходит, ёж его? – донеслось с берега, сонным голосом. – Твою ж каракатицу! – воскликнул хозяин верфи, увидев, как его корабль, предназначавшийся для торговой гильдии, покидает пристань. – Тревога! – возопил он не хуже, чем если б то звенели колокола.
Из хижин повыскакивали другие рабочие, кто-то достал арбалет и засвистели болты, кто стал прыгать в лодки, однако все понимали тщетность своих усилий, а корабль тем временем набирал ход по еще широкой судоходной реке, только начинающей подавать первые признаки пересыхания к морскому заливу, разделяющему на востоке пустыню Варант и королевство Миртана.
- Это было не так уж сложно, - улыбнувшись, констатировал Себастьян, стоя на корме.
- В Венгарде наша затея не прошла бы. По крайней мере, так просто. Тишина и спокойствие, царящие в Сильдене уже долгое время заставляет людей терять бдительность и быть более доверчивыми. Какая же это охрана – трое пьяниц? - сказал я. - А платить наемникам – да хозяин просто не видел в этом необходимости, да и скуповат он для этого. Тем не менее, какое-то скверное чувство у меня на душе.
- Считай, что корабль ты взял в долг. Вернешься с сокровищами – заплатишь. Да купишь целиком эту чертову верфь целиком, если захочешь.
- Слушай, а ты действительно веришь, что это место… ну… существует?
- Мы найдем его, вот увидишь. Я чувствую это. – Обнадежил Себастьян, и сморщил лоб задумавшись. - Десять тысяч Солнц – может, имеется ввиду десять тысяч золотых монет?
- Не так уж и много для великих сокровищ.
- Вероятно, это образное выражение. Ладно, пойду в каюту – мне надо выспаться. – С этими словами Себастьян спустился с кормы, направляясь в капитанскую каюту.
На мостике за штурвалом стоял один из старых опытных морских волков, что Себастьян нанял в еще в столице. Себастьян уверял, что это хороший и надежный человек, к тому же ему хорошо заплачено. По палубе сновали два его помощника, и, стоявший неподалеку от них Грэм, с интересом наблюдал за их суетой на корабле. А когда капитан выкрикивал какие-то команды, Грэм улыбался как ребенок.
Что и говорить мне не просто далось решение отправиться в путь: уже привыкнув к своему размеренному и неторопливому жизненному укладу, тяжело было так просто все бросить, еще и к тому же угнав корабль практически у самого себя. Но ведь это то, о чем я мечтал в детстве, а мечты должны исполняться… Непросто такое решение далось и Грэму – отец вряд бы поддержал затею сына. Грэм попросту сбежал, да еще и прихватив с собой из кузницы оружие –мечи, кортики и даже большой двуручный топор. Однако теперь он едва ли он жалел о своем решении – наконец что-то в жизни поменялось, более того, они не много ни мало едут искать сокровища. Словом сомневающийся Грэм теперь был только рад, и это читалось у него на лице.
Загадкой оставался только Рик – впрочем, он всегда был довольно скрытным человеком. Подозреваю, что ему мало нравилось работать в королевской библиотеке, куда пристроил его цирюльник-отец в помощь главному библиотекарю – донельзя нудному, по его словам, чопорному и надменному магу Огня. Но еще менее ему нравилось отбивать поклоны и целовать задницы обитавших в верхнем квартале вельмож, так что вряд ли он жалел о том, что удрал на поиски сокровищ. Да и в приготовлении к путешествию его вклад был самый большой, если говорить о финансовой стороне вопроса. Отцовских средств он не пожалел.
Сейчас я увидел, как Рик поднялся из трюма и что-то сказал Грэму, на что тот в ответ улыбнулся, и направился в мою сторону.
- Ну, как ты себя чувствуешь? – спросил сын цирюльника.
- Совесть немного терзает, а так все нормально.
- У настоящего пирата нет совести, - подметил Рик и мы рассмеялись. – Бодрее друг мой! Впереди нас ждут великие дела и большие приключения! Эге –ге –ге –ге -ей!
- Надо просто немного привыкнуть к мысли, что я больше не сухопутная крыса.
- Для этого я даже купил попугая на рынке, который мог сквернословить не хуже портового грузчика, – соглашаясь, приоткрыл секрет Рик. – Но когда выяснилось, что я сквернословлю лучше, он, вероятно, не смог с этим смириться и вылетел в окно за пару дней до отплытия. Вот так то.
Мы опять рассмеялись и к полудню, когда мы вышли в русло реки я пребывал в приподнятом настроении. А ближе к вечеру, когда мы уже покинули залив и наконец, вышли в открытое море, Себастьян поднял черный флаг с костями, и мы подняли из трюма почти все запасы вина, что имелись на корабле и пировали до глубокой ночи распевая песни, порой даже похабные. Наемный капитан, которого я на нетрезвую голову прозвал капитан Крюк, с равнодушием смотрел на происходящий хаос: казалось, старика не интересовало вообще ничего, кроме своей работы. Что ж, так, наверное, оно и нужно. А два его помощника не преминули выпить вина вместе с нами, а один из них даже пытался подпевать нам, иногда выкрикивая окончания песенных строк.
Утро, вернее, к тому времени, когда я проснулся, было уже ближе к полудню, встретило меня ужасной головной болью от выпитого накануне вина. Покряхтев и ругнувшись, я поднялся с кучи соломы, заботливо расстеленной кем-то в трюме. В нос ударил запах специй, идущий из камбуза. Как оказалось, это кухарил Грэм, замесив в котле какое-то непонятное овощное варево. Это фирменный рецепт похлебки моего отца – закачаетесь, говорил он. Хех, на Грэме не было и следа вчерашнего пиршества. А вот Себастьян выглядел хмуро. Поднявшись на палубу, я нашел его у штурвала.
- Старому морскому волку тоже иногда нужен отдых, - угрюмо пояснил он, слегка покручивая штурвал из стороны в сторону.
Попутный ветер ударял в паруса и барк довольно быстро перемещался на юг. Море было спокойно, я посмотрел вдаль. Со всех сторон морские просторы, уходящие за горизонт. Но я знал, что к востоку от нас находятся песчаные берега Варанта, где-то к западу – остров Хоринис, а впереди, на юге загадочные острова и неизвестность. Кто знает, что ждет нас там, впереди?
Стряпня Грэма оказалась очень даже вкусной и все с аппетитом пообедали, а к вечеру мы вчетвером уселись в каюте и допоздна играли в карты. Себастьян демонстративно достал изогнутую трубку, прикурил и выпустил в потолок кольцо дыма. Затем натянув повязку на глаз и скривившись в злобной ухмылке коварного пирата вызвал у нас такой смех, что мы едва не надорвали животы. Рик рассказывал выдуманные и «взаправдавшние» истории морских приключений, коих он достаточно нахватался слушая хвастливых болтунов верхнего квартала; а также из книжек в свою бытность помощником библиотекаря.
За следом прошел еще один тихий и спокойный день, уже никто и не сомневался, что все непременно будет хорошо, опытный капитан вел корабль согласно карте и своему компасу, а кое -кто даже начинал жаловаться, что вовсе не таким представлял себе полное опасностей приключение сидя в каюте, пуская клубы дыма и ловко покручивая на пальце купленный на рынке пороховой пистоль.
Тогда я подумал, что и слава богу, пусть лучше так оно и будет. И раздери меня Белиар, если я был неправ. На третий день плавания как из под воды появились они, доставив нам массу приключений и вместе с ним и проблем. Сложно сказать даже кто это был. Я назвал их для себя морскими дьяволами.
Уже ближе к наступающим вечерним сумеркам, один из помощников капитана сидя на рее прокричал, что к нам приближается корабль со стороны варантских берегов. Никаких флагов и ничего такого, по чему можно было судить о приближающемся корабле и их целях. Они приближались тихо и стремительно, как молния, не давая никаких шансов даже думать о том, что бы попытаться удрать. Себастьян, едва завидев приближающееся судно, отдал распоряжение всем вооружиться кто бы это ни был, и, черт возьми, это было правильное и своевременное решение.
Скоро догоняющий нас корабль оказался совсем близко и внезапно, в каких-то высоких нечеловеческих прыжках к нам на палубу запрыгивали люди, закутанные во все темное так, что видно было одни лишь глаза. Вооруженные кривыми мечами, они явно не намеревались вступать в какие-либо переговоры, бросившись сразу на такой своеобразный абордаж. Ждать дальнейшего развития и предоставлять свободу действий неизвестному врагу не стал никто, и Грэм, крепким ударом весла вышиб одного из них прямо в воду, едва тот оказался на нашей палубе.
Прогремел невообразимый грохот и один из нападавших рухнул на палубу.
- Все-таки он стреляет, - воскликнул довольный, спрятанный в клубах дыма Себастьян, держа в руке свой пороховой пистоль. Еще один из дьяволов прыгнул на него с другой стороны, замахиваясь кривым ятаганом, надеясь поразить Себастьяна в горло, но тот парировал его атаку своим самым заурядным коротким мечом и замахнулся для контратаки.
Далее разглядывать бой Себастьяна мне было уже некогда, так как я оказался атакован сразу двумя налетчиками, которые медленно, с оружием наготове подходили ко мне с двух сторон.
В тот момент я немного струсил. Не сказать, что я совсем не умел сражаться, но и великим бойцом меня никак не назвать. На помощь вовремя пришел Грэм, стукнув уже обухом топора одного из них по затылку. Довольно улыбаясь, Грэм не видел, как сзади появился еще один налетчик.
- Грэм, сзади!!! – неистово выкрикнул я. Посуровев в лице Грэм резко обернулся, немного вильнув боком в сторону, ушел таким образом от удара ятаганом. Схватив своими могучими ручищами нападавшего и подняв его кверху, Грэм, с выкриком «Оп-па» выкинул его за борт.
Заходивший на меня с другого боку сделал стремительную атаку, и я едва успел пригнуться, но, потеряв равновесие, упал на палубу, прямо на лежавший кольцом в углу моток бечевки. Не теряя ни секунды, я схватил эту бечевку и швырнул прямо в налетчика, и, немного введя того в замешательство, попытался ударить того кортиком. Мне удалось лишь немного подранить его, слегка обагрив лезвие кровью.
- Ага, у вас все же идет кровь, - мельком подумалось мне, в очередной попытке увернуться от ответного выпада. В этот раз более успешной, так как мне удалось удержаться на ногах. И сделать контрвыпад, воткнув противнику кортик со спины в основание шеи. Он захрипел, а когда я вынул кортик обратно, струя крови сильным толчком вырвалась наружу, запачкав мне лицо и грудь.
Рядом доносились непристойные ругательства капитана Крюка, размахивающего саблей, а я так стоял и смотрел как зачарованный на истекающего кровью соперника.
Дальше происходившее было словно в тумане: воедино смешались лязг и крики, заляпанная кровью палуба. С ревом я кинулся на оказавшегося ко мне спиной противника, отражающего в эту секунду чей-то удар. Мне удалось повалить его, а когда он упал на палубу, я воткнул ему в спину кинжал. Вынул и снова воткнул. И еще раз. И еще.
- С тобой все в порядке? – спрашивал меня Себастьян.
- Я в порядке, - сказал я ему, глядя на заляпанные кровью руки и одежду. – Как остальные?
- Относительно в норме.
- Что значит относительно, раздери меня Белиар?!
- Рик ранен. Будем надеяться, что не смертельно.
- Мне нужно взглянуть на него. А кое-чему научился за пять лет, у меня есть с собой зелья, уверен, я смогу ему помочь.
Рика поместили на кровать в каюту. У него был глубокий порез на груди. Я дал ему облегчающее боль зелье, и настоем серафиса обработал ему рану.
- Да, воин из меня никудышный, - с хрипом констатировал он. – Что и немудрено, дети брадобрея не становятся воинами… и пиратами…
- Не говори глупостей. И не надо ничего говорить, лучше поспи немного, а потом тебе станет легче и будешь как новый, - заверял его я, хотя и понимал, что с такой раной он станет на ноги еще довольно не скоро. Если вообще станет, ведь он потерял много крови… Но я гнал эти мысли прочь. Вскоре, как только боль утихла, Рик заснул.
- Не беспокойте его, пусть он отоспится, - объявил остальным я.
Корабля противника видно не было – он исчез так же внезапно, как и появился. Выкинув в море трупы странных налетчиков, коих мы насчитали семь, не считая уже выкинутых Грэмом, мы немного прибрались на палубе, отмывая кровь и грязь.
Был уже поздний вечер, я и Грэм пошли отдыхать, а Себастьян заявил, что подежурит на палубе, на случай, если эти ублюдки вернутся.
Судя по всему, клинок, ранивший Рика, оказался отравленным, так как наутро мы нашли его мертвым, а в каюте, где он лежал, царил невообразимый смрад.
Все, собравшись на палубе, взглядом провожали небольшой плот, что соорудили мы из досок, лежавших в трюме. Тело Рика, лежащее на плоту, все дальше удалялось от корабля в бесконечные морские просторы.
- Он погиб в бою, как мужчина, - говорил старый капитан. - Я-то видел, как он буквально зубами порвал одному из этих псов глотку. Да.
Грэм не прятал срез, вытирая их время от времени ладонью.
Мы с Себастьяном стояли рядом, опустив головы. Все слова уже были сказаны, теперь мы просто провожали друга. Навсегда.
Так весь день прошел в унынии, а ближе к вечеру мы помянули Рика сильно оскудевшими запасами вина. Хорошо, что с провизией и пресной водой дела обстояли иначе, торговая гильдия не пожалела монет на снабжение корабля, приготовив его к долгому плаванию. А я проконтролировал, что бы все необходимое в нужных количествах было загружено на него как можно быстрее.
Капитан рассматривал карту в ту минуту, когда к нему подошел Себастьян.
- Дальше будет только хуже, - сказал капитан, с ноткой пессимизма в голосе. – Нужно поворачивать.
- Это еще почему? – посмотрел на него Себастьян словно не понимая, к чему он угнетает и без того паршивое настроение.
- Если я скажу, что это чутье старого морского волка, такой ответ вас не удовлетворит?
- Скорее нет, чем да. В любом случае, мы не повернем назад, иначе смерть Рика и вовсе окажется напрасной.
- А вы не думали, - покосился на него капитан, - что при определенных обстоятельствах риск может оказаться не оправданным?
- К чему вы клоните? - спросил Себастьян.
- Будет буря, - глядя на море, сказал старый волк.
Себастьян посмотрел на тихое, спокойное море вокруг. Небо разве что немного посерело.
- Не обычная качка с ветерком, а настоящий свирепый шторм, - продолжил Крюк.- Придется туго, уверяю вас. Это судно может не выдержать такой игры стихии. Надо повернуть назад.
- Если его, допустим, переждать где-нибудь? В ближайшем порту, например.
- Ближайший порт - Бакареш – уже слишком далеко отсюда. Если повернем прямо сейчас, у нас будет шанс выйти за пределы шторма. Хотя, шансы уже и так не слишком велики.
- Тогда и смысла поворачивать нет. Мы плывем дальше или вы боитесь легкого ветерка?
Капитан хмыкнул и, насупившись, посмотрел в небо.
- Что ж, будь по-вашему. Я-то уже стар, мне-то терять особенно нечего. Я предупредил вас. Поднять паруса! – скомандовал он и оба помощника стали карабкаться наверх по мачте.
Погода и впрямь только портилась. Ближе к ночи серое небо уже прорывали удары молнии, гремели раскаты грома, судно качалось на волнах, сильный холодный ветер продувал насквозь.
Внезапно хлынул ливень, будто все трое богов одновременно лили воду из ведер.
Судно кренило из стороны в сторону все сильнее, капитан, стоя у штурвала, что-то кричал. Его помощники, бегая по мокрой палубе и ежеминутно норовя выпасть за борт, регулировали глубину якоря, пытаясь придать кораблю как можно более устойчивое положение. К ним на помощь кинулся Грэм, вращая сильными руками ворот с якорной цепью.
- Рифить паруса! …. Не порвало…. Идиоты… Белиару… мать… - доносился до Грэма сквозь дождь и ветер крик капитана.
Волны уже с силой захлестывали за борт, порой полностью накрывая Грэма и помощников. Последующей волной одного из них смыло, но тот, распластавшись по палубе, зацепился руками за мачту.
Себастьян был на мостике с капитаном: то меняя друг друга у штурвала, то оба схватившись за него, изо всех сил пытались не допустить переворота судна, выдерживая курс перпендикулярно огромным волнам, захлестывающим корабль, который уже набрал достаточную скорость по мнению капитана, и больше ему не разогнаться. Теперь они пытались делать так, чтобы корабль как бы «разрезал» волны поперек и выдерживал известный только капитану угол.
Я кинулся на помощь двум помощникам, и упав, уже в скольжении на пятой точке, схватив веревку, я что есть сил потянул ее в сторону, а скоро один из помощников, наконец, преодолев поток ветра, взялся за нее вместе со мной, наматывая и помогая понемногу спускать паруса, а ветер, теперь уже переходящий из одного бурного стремительного потока в шквалы и порывы, намекал делать это как можно быстрее, а рангоут и мачты только подтверждали это своим протяжным скрипом.
Стихия бушевала не на шутку, уже продолжительное время я чувствовал усталость буквально всем своим телом, каждой его клеткой.
- Мы утонем! – крикнул один из помощников, когда корабль вдруг накренился особенно сильно.
- Закрой пасть и продолжай тянуть! – выкрикнул в ответ я и если бы у меня не были заняты руки, дал бы ему оплеуху. Я глянул на мостик – Себастьян буквально висел на штурвале, а капитан держался его за плечи, буквально повиснув на Себастьяне. Со стороны это выглядело бы забавно, случись оно при менее проблемных обстоятельствах.
Раздался треск, часть леерного ограждения с приподнятого бока судна отломилось, и полетело вниз и с силой ударившись о мачту, срикошетило в сторону, попав прямо во второго помощника, спешившего в этот неудачный момент к нам, чтобы помочь с парусами, но в момент крена поскользнувшегося на палубе. С диким воплем и куском оснастки его снесло в морскую пучину; в ту же секунду судно начало выравниваться и давать крен уже на другую сторону, а нас еще раз обдало холодной водой, что вышло навроде прощального душа с этим, малознакомым, в общем-то, человеком.
И, словно получив свою жертву, через некоторое время шторм пошел на убыль, ливень стихал и лил уже не такой непроглядной стеной. Волны становились меньше, а ветер – тише. Тут я почувствовал, что ужасно замерз и мурашки пробежали у меня по телу.
Грэм сел на палубу и опустил голову на ладони, а рядом стучал зубами помощник капитана, которому в этот шторм повезло больше, чем его коллеге.
- Надо сказать, мы еще легко отделались, - пробормотал капитан и направился в каюту, выжимая на ходу свою старую треуголку, которую достал из кармана. – Какие еще сюрпризы у нас будут впереди, кто-нибудь знает? Я так и думал.
Уже третий день тишина и попутный ветер – чем не повод насторожиться? Скоро мы будем на месте, указанном на карте, говорил капитан, только вот что там? На карте это просто точка. А если сокровища под водой? А если их вообще не существует? Даже думать об этом не хотелось.
- Разберемся на месте, - говорил Себастьян. – Там может быть все что угодно – возможно, маленький островок или что-то вроде этого.
Кроме того, меня все больше беспокоил Грэм, который вроде как простудился после шторма, по крайней мере, так казалось поначалу, и Грэм не придал этому особого значения. Теперь же кашель просто добивал его, он жаловался на слабость и тошноту. Мы помогали как могли: обеспечили ему покой, горячее питье с медом и вином, я давал ему травяные настои и придающие сил эликсиры, но болезнь не отступала. А на третий день он стал покрываться бледно-красными пятнами и уже не мог встать с кровати.
- Это не обычная лихорадка. Это черт его знает что такое! – говорил я Себастьяну.
- Тут все не обычное, если ты заметил, - отвечал он. - Сначала необычные люди с отравленными клинками, прыгающие с корабля на корабль, затем этот необычный, крайне переменчивый шторм… А если начинать издалека, то тут вообще много странностей и вопросов и я все больше уверяюсь, что карта попала к нам отнюдь не случайно… Откуда уж тут взяться совершенно обыкновенной простуде, а? Знаешь, меня беспокоит еще одна вещь…
- Знаю. Мы все боимся заразиться. Но как мы должны поступить? Грэм еще может выздороветь, надо помогать ему…
- Мы подвергаемся большому риску, да и Грэм мучается…
- Что случилось, Себастьян? – я не верил тому, что я слышу. – Раньше ты бы так никогда не сказал.
- Просто пытаюсь быть честным. Да и ты не слеп, посмотри правде в глаза – Грэм обречен. Мы должны… иначе никто не выживет.
- Что мы должны? – я схватил Себастьяна за грудки. – Ну, скажи, что мы должны?
Удар кулака повалил меня на палубу. Я приподнялся и приложил руку к рассеченной губе.
- Ты сам прекрасно знаешь, что. – Сказал Себастьян, потирая кулак. - Думаешь, мне легко об этом говорить? Пойми ты, что так будет лучше для всех. И для Грэма тоже.
Словно подтверждая его слова, до нас донесся очередной приступ кашля из каюты.
- В общем, не позднее сегодняшнего вечера нужно что-то решать. Если, конечно, к тому времени все не решится само собой. Поверь, мне тоже очень жаль. А пока я рекомендую строгий карантин. – Себастьян развернулся и пошел на капитанский мостик. Я заметил, как помощник капитана, стоявший неподалеку и, очевидно слышавший весь разговор, поспешно отвернулся и сделал вид, что всматривается вдаль. Я сплюнул кровь и пошел к Грэму в каюту.
Тот чувствовал себя по-прежнему скверно. Я сел на стул рядом. Удивительно, что такой здоровый и сильный человек как Грэм умирает от непонятной болезни. Он хотел что-то сказать мне, но снова залился кашлем. Черт, я не вынесу смотреть на это.
- Все… хорошо… - пробормотал он сквозь кашель. – Не …. волнуйтесь… за… меня….
- Ты выздоровеешь. Обязательно, - я старался приободрить его. Покопавшись в своей сумке, я достал небольшую скляночку. То была настойка на одной очень редкой траве – царском щавеле. поговаривали, что это трава наделена особыми, даже магическими целительными свойствами. Сейчас в склянке оставалось уже совсем немного настойки, я перелил остатки в ложку и дал Грэму. – Смилуйся Иннос. – Я не верил богам, и никогда не обращался к ним, считая это пустой тратой времени. Но сейчас, в открытом море, мне просто больше не у кого просить о помощи.
Я долго просидел задумавшись возле Грэма, что и не заметил, как задремал. Не знаю, сколько я пробыл в дреме, но разбудил меня сильный толчок, масляная лампа, стоявшая рядом на тумбе, упала на пол и закатилась под кровать. Я выбежал на палубу и посмотрел на мостик. Уже наступали сумерки, капитан с невозмутимым лицом стоял, вращая штурвал.
- Что случилось? – крикнул я ему. – Мы налетели на риф? – я побледнел об одной только мысли об этом.
- Скорее что-то налетело на нас, - отвечал капитан с мостика.
- Я не понимаю! – кричал я ему.
- Скоро поймешь, я думаю. Мы уже близко к месту указанному на карте, вот что.
Еще один толчок, корабль пошатнуло, и я едва удержался в вертикальном положении, упав на одно колено.
- Что-то не хочет, что бы мы приплыли туда, куда плывем, - крикнул Себастьян, выбравшись из трюма и держа в руках топор. – Или кто-то.
Раздался рык, не похожий не на один из тех, что я слышал ранее: в нем было что-то ужасное, глубинное, леденящее кровь. Вода вокруг судна забурлила, барк подобно маятнику стал раскачиваться из стороны в сторону. Меня стала охватывать паника, и я едва заставил себя собраться. Что же, я сам выбрал себе такую судьбу. Однако теперь размышлять о судьбах больше времени не было: из воды поднялось огромное щупальце бурого цвета и нависло над кораблем, словно выбирая жертву, затем с силой обрушилось на палубу, цепляя и разрывая паруса, круша оснастку.
Все разбежались в стороны; кусок мачты, отломившись, упал рядом со мной, едва меня не расплющив, и, громыхая по палубе, выкатился за борт. Щупальце скользнуло обратно в воду и через минуту появилось с другой стороны, предварительно зависнув над судном. Второй удар был сильнее предыдущего, теперь уже трещала обшивка корабля, но пока еще держала удар.
- Это кракен! – кричал капитан. – Хе-хей, иди ко мне, рыбка! – продолжал вопить он, поднимая свою кривую саблю к верху. Дьявол, что ему твоя сабля? Вероятно, наш капитан сошел с ума, думал я.
На какое-то время из воды появилась огромная голова чудовища. Воистину, ничего уродливее и отвратительнее я не видел: рыхло – бурая морда округлой формы, посередине распростертая засасывающая пасть с множеством мелких зубов, а по бокам большие мутные глаза. Чудовище издало булькающий звук и скрылось под водой, а скоро опять появилось щупальце.
- Мы погибнем, если ничего не предпримем! – Кричал Себастьян.
Очередной удар пришелся по мостику, оторванный штурвал, вокруг оси вращаясь в воздухе, со скоростью полетел в море. Капитан, в этот момент находившийся на мостике и чудом увернувшись, кинулся к щупальцу и рубанул по нему с размаху саблей.
Раздался рев, надрубленное щупальце, разбрызгивая мутную серую жидкость во все стороны, зашерудило по мостику, разламывая остатки леера в щепки.
- Эй, Кракен! Поцелуй меня в задницу! Ты меня слышишь? – кричал довольный своей атакой капитан, уворачиваясь и прыгая вокруг щупальца как блоха, несмотря на уже почтенный возраст. В эту минуту на мостик влетел Себастьян и нанес по щупальцу еще один удар большим топором у самого края борта. Недовольная таким поворотом событий, тварь ретировалась, и раненная конечность чудовища скользнула в воду. И тут же с другой стороны появилась другая, но капитан заметил ее уже слишком поздно. Почти сразу нанеся удар, старый волк только хрустнул под щупальцем, превратившись в кровавое пятно, а Себастьян, припоздало откатившись в сторону, издал крик боли. Словно смакуя содеянное, щупальце очень медленно сползало в воду, а я, воспользовавшись минутой, кинулся к Себастьяну. У того была перебита нога.
- Возьми компас. - шептал он, стискивая зубы от боли. – Если тебе удастся выжить, найди эти проклятые сокровища. – Он достал старый компас из кармана и протянул его мне.
- Тихо, - отвечал я ему. – Мы выживем вместе. Ты, я и еще Грэм. – Я спрятал компас за пазухой, обратив внимание, что циферблат компаса светился.
- Прости меня… - шептал Себастьян.
- Тебе не за что просить прощения.
Подняв и оперев его на себя, я помог ему убраться с мостика. «Добраться до каюты и затаиться», - думал я. – «Может, кракен оставит нас в покое».
Но, видимо, последнее в его планы пока не входило, ибо вновь появившаяся из воды конечность уже грозила обрушиться прямо на нас с Себастьяном. До каюты оставалось совсем немного. Я оттолкнул Себастьяна в сторону, сам отпрыгнув в другую. Щупальце, ударив в то место, где секунду назад находились мы; ломая палубу и соскребая обломки досок, скользнуло в сторону Себастьяна, и, обвив его подобно змее, подняло в воздух. Так повисев немного, щупальце устремилось в море, унося Себастьяна с собой и заглушая его последний вопль в толщах морской воды.
- Будь ты проклята, тварь! – обессиленный от злобы и своей беспомощности неистово прокричал я, затем чуть придя в себя и поднявшись на ноги, побежал в каюту.
- Что… что происходит… - пробормотал лежащий на кровати Грэм и сильно закашлялся.
Я ощутил, как судно сильно накренилось, уходя кормой в воду. Видимо чудовище все же пробило днище. Забравшись в тумбу, я достал фляжку с водой и свою небольшую сумку с настоями и снадобьями.
- Вставай, ну же! Нам нужно убираться отсюда, - сказал я, пытаясь его поднять. – Иннос, до чего же ты тяжелый вымахал.
- Оставь… меня, - простонал Грэм.
- А потом скажут – умер от простуды! - Кричал я в отчаянии. Судно наклонялось все сильнее. - И смех и грех! Тебе самому не смешно? И не стыдно?
- Я помогу. – Обернувшись, я увидел второго помощника капитана, прятавшегося в каюте.
- Нам надо спешить. Корабль тонет. Спускаем шлюпку и молимся всем богам каким только можно – поскольку теперь это наш единственный шанс. Быстро.
Схватив Грэма под руки, мы вышли на палубу. Кракен, схватив корабль щупальцами за корму, тянул судно на глубину. Похоже, чудовище наигралось с нами и теперь решило просто утащить корабль на дно.
Пока я стоял и держал Грэма, помощник рубанул веревку, крепящую спасательную шлюпку и борту, и небольшая лодка упала на воду.
Спрыгнув на нее, он помог мне погрузить на нее Грэма и дождавшись, пока в нее запрыгну я, мы налегли на весла, покидая место трагедии. Корабль стоял уже почти вертикально, погружаясь в воду, и мы услышали победный рык кракена – чудовище ликовало. Но преследовать нас, очевидно, не собиралось: либо не заметило нашего побега, либо твари было уже безразлично – свое он и так получил сполна.
Несильные толчки вывели меня и состояния какого-то странного оцепенения: все произошедшее за последнюю неделю казалось мне просто сном. Нереальным, бессмысленным, дурным сном. Мои мысли метались во времени, и я уже начинал путаться, что мне привиделось, а что было на самом деле. Вероятно, этому, кроме всего прочего, поспособствовала стоящая невыносимая и по-настоящему южная жара. Помощник капитана, сидевший со мной в лодке, отложил в сторону весла и легонько толкал меня в плечо, утирая другой рукой пот со лба.
- Ваш друг… - сказал он. - Отмучался, кажется.
Я посмотрел в застывшие глаза Грэма, лежащего вдоль лодки между мной и помощником. Странно, но в этот момент я ничего не чувствовал. Вернее, было что-то вроде сожаления, но не более того. Видимо, с его потерей я уже успел смириться где-то в потаенных глубинах своей души.
- Он был ваш друг, я понимаю, мне, правда, жаль, но…
- Теперь его уже не вернуть. Помоги мне. – Мы кое-как перевалили тело за борт, Грэм действительно был очень тяжел. Я в последний раз посмотрел на его соломенные волосы, детское лицо, застывшие стеклянные глаза… А морская вода охотно приняла его, полностью скрыв его под водой, но не погружая ко дну.
- Меня зовут Кевин. – Сказал вдруг помощник капитана, устало налегая на весла. – А вас? Как вас зовут?
Я тяжело вздохнул в ответ.
- Какое это имеет значение? Что значим мы в этом мире, и уж тем более, что значат наши имена? Для моря это даже меньше, чем пустой звук. Отдохни немного, - я жестом предложил ему поменяться местами и сам сел за весла. Циферблат компаса все так же излучал яркое белое свечение, а голубая стрелка на нем указывала путь. Дьявол, ну если мы и найдем горы сокровищ, какой нам от них смысл? Хоть помру богатым человеком, это да. Ужасно хотелось пить, я достал фляжку из сумки: воды оставалось совсем немного. Я сделал экономный глоток, и положил фляжку обратно. Капитан говорил, что мы уже рядом. А кракен, вероятно, был что-то вроде стража.
В записках старого пирата говорилось, что на месте десяти тысяч Солнц можно найти все что пожелаешь. Только откуда старик мог знать наверняка, если его корабль затонул еще у берегов Миртаны? Вообще где гарантия, что это не его фантазии, стимулируемые изрядной порцией рома? Впрочем, теперь нам только и оставалось, что надеяться на чудо. Но для начала нужно добраться до места: не исключено, что произойдет что-нибудь еще. Самый напрашивающийся вариант - помрем от этой проклятой жары.
Я посмотрел на компас – голубая стрелка указывала на юго-восток. Работа веслами чертовски изматывала, усиливая все нарастающую жажду. Кевин, вероятно, хотел подремать, но постоянно ворочался в лодке.
- Черт бы побрал тот день, когда я ступил на борт вашегосудна, - пробурчал он. – Здесь пекло просто не выносимое. Дай мне немного воды.
- Не пей много, неизвестно, сколько нам еще грести, - в силу занятых рук, я ногой пододвинул к нему свою сумку.
- Сколько у тебя тут всяких банок! - сказал помощник, разглядывая содержимое сумки.
- И почти все они пустые… Сначала Рик, потом Грэм… Вода во фляге.
- Проклятье, она почти горячая!
- Другой у нас нет.
Кевин сделал два глотка и кинул флягу обратно. Затем, откинувшись к борту лодки принялся размышлять вслух.
- Собственно, куда мы плывем? А главное, зачем? Не лучше было бы утопиться прямо сейчас, чтобы не мучиться? Я вот все думаю, утопление – достойная ли альтернатива тому, чтобы изжариться на солнце. И не верю я ни в какие сокровища. Да и на кой они мне сейчас? Мы уже трупы. Живые трупы.
- А в кракена ты верил? Если бы кто-то в в Венгарде тебе сказал, что видел кракена, ты бы поднял того на смех, и как минимум, назвал бы пустобрехом. Мир хранит в себе гораздо больше загадок, чем мы можем себе представить. И его создали вовсе не боги. Они тоже исполняют чью-то волю и подчиняются каким-то законам. А мы лишь малые частицы сущего, которых направляет что-то большее, чем просто судьба. И если эти сокровища существуют, мы найдем их, а если нет… ну должен же быть во всем этом какой-то смысл. Иначе зачем?
- Кракена покормить, - кисло улыбнулся Кевин. – Воистину не лишено смысла. Ву-у-ух, хорошо! – наслаждаясь подувшим легким ветерком, добавил он.
- Ага, ветерок, - подтвердил я, утирая со лба капли пота. – Эхх, с компасом опять что-то не так. – Стрелка прибора бешено крутилась по оси. – Ну вот и приплыли. Дьявол, куда дальше-то? – Я гневно бросил компас на дно лодки.
Тем временем ветер нарастал и лодку уже покачивало на волнах.
- Погода портится, - заключил помощник. – И слава богам, жара невыносимая. Только я никогда не видел, чтобы так быстро…
Небо заволакивало тучами, ветер постепенно становился все холоднее и порывистее.
- Что нам еще одна буря, а? – хихикнул Кевин. – Хуже уже все равно не будет.
Действительно, смерть от жажды мне представлялась куда мучительнее. Лодку уж качало во все стороны, так и норовя перевернуть. Я вцепился в борта пытаясь удержаться.
В дополнение впереди показался огромный смерч, а ветер подталкивал нас прямо к нему. Но что это?
- Он рассеивается! Смерч рассеивается! – кричал Кевин. – Там остров!
Стремительные потоки воздуха кружили вокруг небольшого каменистого островка, словно защищая его. Но нас притягивало туда, будто это место ждало нашего появления. Я чувствовал это. Я надеялся, что скоро получу ответы на вопросы. Белиар, да получить бы хоть что-то, что хоть в самой меньшей степени оправдывало путешествие сюда. Да что там вообще может быть, это же просто камни…
Лодка налетела на скалистый берег; обломки, подхваченные ветром, поднялись по спиральной траектории куда-то высоко вверх…
Меня выкинуло на камни, пропустив через ветреную стену. Куда подевался в этот момент Кевин, я не имел не малейшего понятия. Возможно, разбился о камни…
Впереди, в центре этого, столь тщательно охраняемого нагромождения камней, стояло небольшое сферическое помещение с заостряющейся кверху крышей. Даже было что-то сказочное в этом строении. Когда, а главное, кто его построил? Ветер, мощным натиском встречал меня, даже внутри ветреных стен, мешая двигаться вперед, да я особо и не торопился. Боялся разочароваться? Не знаю, скорее всего, так оно и было. Мои волосы развевались, я провел по ним ладонью и вдохнул полной грудью, ощутив при этом какой-то прилив сил. Огромная дверь помещения со скрипом распахнулась, и когда я вошел внутрь с таким же скрипом захлопнулась. Меня обуяла кромешная тьма и я, сделав несколько шагов, выставив вперед руки, даже немного дезориентировался в пространстве. Что дальше?
Отвечая на мой немой вопрос, где-то очень высоко вверху загорелось пятно, больше похожее на звезду. Потом еще одно. И еще одно. Звезды появлялись одна за другой, и очень скоро я сбился со счета. Их было сотни, даже тысячи. Они светили, но не освещали. Все.
Какое-то время, я просто стоял, ожидая, что произойдет что-то еще. Однако, минуту сменяла минута, а звезды просто и холодно смотрели на меня со своей высоты, будто смеясь над безумцем вроде меня. Может я, и правда, давно сошел с ума, и понял это только сейчас? Или, может, мне что-то стоило понять очень давно, но я был просто слеп? Как бы там ни было и какой бы урок я не должен был этим усвоить, теперь это конец.
Я был круглым дураком, мы все были дураками, наивными маленькими и глупыми детьми. Я приплыл сюда, потеряв все, что у меня было, только чтоб посмотреть на звезды? Да провались они к черту! Меня охватывало отчаяние, боль, сверлившая изнутри, выплюнула все накопившееся во мне за последнее время. Сначала я изрыгал проклятия, проклиная людей и богов, да и вообще весь этот мир, кто бы там его ни создал. Сорвавшись на плачь, я упал на колени и разрыдался, как ребенок, злость и отчаяние пульсируя в висках, били, будто множество маленьких молоточков.
- Настоящий мужчина не должен плакать. А храбрый пират и покоритель морей тем более.
Я оторвал лицо от ладоней. Было по-прежнему темно, но теперь это не мешало мне видеть. Передо мной стоял Себастьян, скрестив на груди руки. Я поднялся с коленей.
- Ты мне снишься, - сказал я. – Ты не можешь быть настоящим. И не можешь стоять здесь. Ты просто плод моего воображения.
-Рик, ты слышал это? – уголками губ улыбнулся Себастьян. Такая странная ухмылка, свойственная только ему из тех, кого я знал, могла означать что угодно по отдельности или все вместе сразу: и легкую насмешку, и сожаление, и удивление. – Он говорит, я ненастоящий.
Я резко обернулся. Прямо за мной стоял Рик, в белой льняной рубашке и жилете, прошитом посеребрянными нитками. Рядом с Риком стоял и Грэм - все те же соломенные волосы и живые голубые глаза – совсем не те, что я видел последний раз, смотрели на меня даже несколько восторженно.
- Похоже, морской воздух дурно на него влияет. – Кивнул Рик.
Себастьян протянул мне руку. Я, сжав ее в своей руке, чувствовал ее тепло. И вдруг я почувствовал себя так хорошо, как не чувствовал уже давно. Все забылось, теперь, уже казавшийся мне теплым и ярким свет звезд создавал сказочную и невероятную атмосферу, атмосферу какого-то праздника и волшебства.
- Но как же… Вы же….
- Тсс…- Себастьян приложил палец ко рту.
Друзья собрались кругом, взявшись за руки.
- Теперь мы всегда будем вместе.– Поднимаясь к звездам, я слышал голоса друзей.
На звездном покрове десяти тысяч Солнц появилось новое созвездие, которому никто никогда не даст названия. Впрочем, едва ли бы кто –то смог бы придумать подходящее название частице целого, неизвестного нам мира, с возможно, совершенно иными взглядами и ценностями.
А кому-то могло бы даже показаться, что эти новые четыре звезды светят ярче всех остальных. Может, так оно и было, а может и нет. Но это, в общем-то, не так уж и важно.
№ 4.1.
Холодные щупальца тумана неслышно тянулись из-под крон гигантских деревьев, чьи корни уходили в бездонную глубину болота. Словно вражеский лазутчик, туман крался под прикрытием широких листьев папоротника, мокрым языком пробовал на вкус подушки лишайников, которыми обросли тёмные камни древних руин. Крадучись вползал на оплывшие террасы, увенчанные развалинами некогда величественного храма. И вот уже серые прозрачные ладони сначала робко, а потом всё более решительно ощупывают крутые ступени святилища, грозя поглотить его, окутать сырой мглой до верхушек не сломленных временем колонн, а потом разлиться вокруг и затопить всю долину до самых склонов гор, что обступили её со всех сторон.
Но вдруг с востока, прорвавшись сквозь узкую щель между скалами, ударило золотое копьё. Луч восходящего солнца вонзился в стену храма, и остатки росписи на пятнах штукатурки, ещё покрывавшей кое-где старые камни, заиграли сочными, первозданными красками. Туман испуганно отдёрнул щупальца и стал торопливо отползать от разрушенного святилища обратно в болото, распадаясь на рваные клочья и оставляя после себя блестящие капли росы на траве и листьях деревьев.
Покрытое глубокими морщинами лицо водного мага Сатураса осветила затаённая улыбка. Он любил наблюдать за рассветом над Яркендарской долиной и старался каждое утро пораньше выбраться из нагретой постели, чтобы не пропустить этот краткий миг. Ему нравилось видеть, как сумрак Белиара на время уступает власть свету Инноса. Уступает, чтобы в свой черёд вернуться назад, подчиняясь установленным Аданосом законам великого равновесия, по которым живёт мир.
Старый маг поёжился. Утренняя прохлада пробирала даже сквозь толстую мантию. Ещё раз окинув взглядом руины храма Аданоса, возведённого в незапамятные времена таинственными зодчими, Сатурас вернулся в небольшую, хорошо сохранившуюся каменную постройку, которая служила водным магам временным жилищем. Ученики Сатураса и братья по вере уже проснулись. Нефариус возился возле жаровни, раздувая подёрнутые пеплом угли. Кронос раскладывал свёртки со снедью. Миксир возносил молитву Аданосу, а Риордиан ещё сонно потягивался, сидя на самодельной койке.
— Да не покинет ваши души равновесие, братья! — приветствовал их Сатурас.
— Ты вовремя, учитель, — отозвался Кронос. — Мы тут как раз завтрак сообразили. Сейчас только Нефариус подогреет вино...
Кронос, встревоженный раздавшимся снаружи негромким звуком, резко умолк. Все пятеро обернулись к двери, готовые, если потребуется, обрушить на незваных гостей град смертоносных заклинаний. Но это оказался всего лишь Ланс — воин Кольца Воды, исполнявший при магах обязанности разведчика и посыльного. С улыбкой оглядев служителей Аданоса, он скинул с плеча на каменные плиты пола увесистый мешок из зелёной вараньей шкуры. В мешке что-то глухо брякнуло.
— Да пребудет с тобой Аданос, сын мой! — обратился к нему Сатурас. — Не желаешь ли разделить с нами трапезу?
— Спасибо, наставник, — отвечал тот. — Я на самом деле зверски проголодался, не спал двое суток и отсырел до мозга костей в этих проклятых топях. К счастью, бандиты вроде притихли. Почти не выползают со своих болот.
Кронос и Нефариус разом усмехнулись и обменялись понимающими взглядами.
— Ну так садись к столу, — пригласил его Риордиан.
Маги и Ланс тесно умостились за наскоро накрытым столом. Руки их разом потянулись к еде, как только Сатурас подвинул к себе кубок с вином, подав тем самым сигнал к началу завтрака.
— Что ты там притащил, Ланс? — кивнул Миксир на брошенный у дверей мешок.
— Всякий старинный хлам. Нашёл в развалинах, — невнятно ответил разведчик, который как раз расправлялся с сыром и хлебом. — Подумал, что вам пригодится. А нет, так продам кузнецам, когда вернусь в Хоринис.
Закончив трапезу, маги сгрудились у мешка Ланса. Сам он, проворчав что-то невнятное, с облегчённым вздохом улёгся на одну из освободившихся коек и немедленно провалился в сон.
— Ого, тяжеленный! — удивился Кронос, вытащив из мешка угловатый предмет из позеленевшей от времени бронзы. — И дырка посередине. Что это за штука?
— Молот. Бронзовый молот, — сразу же определил Риордиан, взяв находку в руки. — Да на нём руны какие-то! Миксир, что здесь нацарапано?
Риардиан передал молот Миксиру. Тот протёр выбитую на древнем орудии короткую надпись рукавом мантии и прочёл:
— Кеоф.
— Что это значит? — вопросительно поднял седые брови Сатурас.
— Это имя. Судя по краткости, оно принадлежало воину или простолюдину. Насколько я успел понять, представители каст жрецов, учёных, целителей и стражей мёртвых или хранителей духов, как ещё можно перевести это слово, обычно именовались более вычурно. Впрочем, имена воинов тоже порой были довольно длинными...
— Что-то не похожа эта штука на боевой молот, — засомневался Нефариус.
— Значит, это рабочее орудие. А имя «Кеоф» носил какой-нибудь кузнец или плотник, — заключил Миксир.
— Вполне вероятно, — проговорил Сатурас. — Что там ещё?
Кронос извлёк из мешка массивную вещь полусферической формы, сплошь покрытую зелёным налётом.
— Посудина какая-то...
— Нет, это шлем, — покачал головой Нефариус. — Видишь, вот назатыльник. А спереди небольшой козырёк. И петли для ремешка по бокам.
— А сверху что это за кольцо с дырками?
— Откуда я знаю?
— Полагаю, в этих отверстиях крепился плюмаж из перьев, — предположил Сатурас. — Мы видели похожие шлемы на стенных росписях. Правда, там они, кажется, из дерева или кожи, а этот медный.
— Вмятина на затылке какая! — повертев шлем в руках, воскликнул Кронос. — Видать, парню, который его носил, крепко досталось.
— Вмятина могла появиться и позднее, — возразил Миксир, взяв старинную вещь и поскоблив ногтем зелёный налёт.
— Погодите-ка, тут ещё какая-то вещица, — сказал Кронос и запустил руку в мешок. — Хм... Непонятное что-то. И, кажется, здесь ещё остались следы магии.
— А это, друзья мои, не что иное, как амулет стража мёртвых! — торжественно возвестил Сатурас, забирая из рук Кроноса большую бляху из потемневшего серебра с рельефным узором по краям и угольно-чёрным полированным камнем посередине. — Просто чудо, что такая редкая вещь попала нам в руки.
— Удивительно! — поразился Нефариус.
— Вот бы узнать историю этих вещей и их прежних хозяев, — мечтательно проговорил Миксир.
Риордиан скептически покачал головой, а Сатурас вдруг поднял взгляд к потолку и нахмурил брови, будто вспоминая нечто важное.
— А что, — раздумчиво проговорил старый маг, — может быть, нам это и удастся.
— Но разве такое возможно, учитель? — удивлённо переглянувшись с Кроносом, спросил Риордиан.
— Вообще-то да, возможно, — подтвердил Сатурас. — При удачном сочетании определённых условий. Все три предмета из металла, так что должно получиться...
— Кажется, я читал о чём-то подобном, — подал голос Нефариус. — Но помню довольно смутно. Вроде бы там какое-то сложное заклинание и зелье из нескольких десятков ингредиентов, которое нужно выпить перед обрядом. И ещё понадобится сосуд с водой. Да, точно! Большая чаша или что-то наподобие.
— Вполне сгодится и обычное деревянное ведро, — улыбнулся Сатурас. — Рецепт и заклинание я помню наизусть. Но ингредиенты для зелья достать будет нелегко. Придётся потрудиться. Однако полагаю, мы сможем найти всё необходимое. Сейчас я составлю список — и за работу. Думаю, начать стоит с амулета. Это самая любопытная из найденных Лансом вещей.
***
— Что это вы затеяли, отцы? — удивлённо протирая глаза, спросил заспанный Ланс.
Удивляться было от чего. Перед временным жилищем магов горели костры, казавшиеся особенно яркими в сгустившихся сумерках. Между ними стоял наполненный водой бочонок. Рядом на широких светло-зелёных листьях местного растения были разложены найденные Лансом предметы. Над одним из костров булькал котёл, варево в котором помешивал длинной деревянной ложкой сам Сатурас. Остальные маги сгрудились вокруг него.
— А, Ланс! — весело приветствовал разведчика Сатурас. — Мы решили заглянуть в прошлое. Узнать кое-что о людях, которым принадлежали найденные тобой предметы. Если хочешь, присоединяйся. Зелье как раз сварилось, сейчас немного остынет и можно начинать обряд.
— Что за зелье? — с подозрением потянул носом Ланс.
— Вполне безопасное. Помогает сосредоточиться, вводит в лёгкий транс... — поспешил успокоить его Нефариус.
— В транс? А если эти головорезы с болот нагрянут? — проворчал разведчик.
— О них пока можешь не беспокоиться, — ухмыльнулся Кронос. — Мы с Нефариусом встретили парочку разбойничьих дозорных на краю болота, когда собирали травы и добывали железы болотных вонючек. Ты бы видел, как эти бездельники удирали, когда оттаяли! Ещё шустрее, чем в прошлый раз...
— Кто удирали? Вонючки? — удивился не проснувшийся толком Ланс.
Маги негромко рассмеялись.
— Бандиты, — развеял его недоумение Нефариус. — Я пустил ледяную волну, их задело самым краем. Так что теперь наши беспокойные соседи дня три из своего лагеря носа не высунут.
— Ну, раз так, то я тоже в деле. Любопытно же, чьё барахлишко мне подвернулось.
Тем временем Сатурас принялся разливать зелье и все выпили по полному кубку. Потом окружили бочонок с водой, в который Миксир торжественно погрузил амулет стража мёртвых.
— Готовы? — строго спросил Сатурас, оглядев соратников, и принялся читать длинное заклинание, состоявшее из одних многосложных и труднопроизносимых слов. Над древними руинами будто пронёсся порыв ветра, сметая пыль времён, воскрешая давно отзвучавшие слова и угасшие сотни, а то и тысячи лет назад мысли.
Маги и Ланс, едва не стукаясь головами, сгрудились вокруг бочонка. Сатурас, закончивший читать заклинание, с трудом протиснулся меж своих учеников и соратников. Семь пар глаз пристально уставились на изображение, всплывавшее из наполнявшей сосуд воды. Взгляды людей стали отсутствующими. Они увидели...
***
...Просторное помещение, украшенное рядами толстых резных колонн. На каменных стенах — красочные росписи, изображающие странно одетых людей и неведомых чудовищ. В мерцающих лучах многочисленных светильников они будто пляшут с тенями, извиваясь и раскачиваясь. Дым трав, сжигаемых на раскалённых углях в плоской каменной курительнице, пахнет незнакомо и резко, но по-своему приятно. В середине зала заполненное водой углубление, похожее на небольшой бассейн. Лучи светильников не проникают в его глубину, отчего она кажется бездонной и таинственной.
В помещении двое. Один из них — высокий худой старик в ниспадающих до самого пола одеждах. Глубокие морщины на его лице подчёркнуты резкими нервными отблесками светильников. Седы ли его волосы, не видно. Голову скрывает огромный пышный убор из ярко окрашенных птичьих перьев. Бесчисленные амулеты свисают с шеи, пояса и рук старика.
Второй из присутствующих — молодой человек. Череп его гладко выбрит. Из одежды — только не достающая до колен набедренная повязка, ожерелье на шее и браслеты на руках. Юноша склоняется перед стариком.
— У нас всё готово, великий Ирлаксебра, — почтительно произносит он.
— Внесите тело, — приказывает старик. Его голос сух и властен.
— Как прикажете, — ещё ниже склоняется юноша и, пятясь, выходит вон.
Старик подходит к краю бассейна и точно так же, как только что молодой человек перед ним, склоняется перед статуей, установленной по другую сторону водоёма. Статуя изготовлена из жёлтого камня, отполированного так, что его можно принять за золото. У неё плоское тело, угловатые конечности и суровые черты лица. Каменное тело покрыто искусной резьбой, изображающей одежду и украшения. Голова кажется непропорционально большой из-за отходящих от причудливого убора лучей-перьев.
— О, великий Аданос, повелитель вод, хранитель равновесия и даритель жизни! Помоги мне исполнить мой долг, поддержи мой глас и укрепи дух мой! — провозглашает старик. С первых звуков голоса становится понятно — тот, кого зовут Ирлаксебра, ничуть не сомневается, что божество откликнется на его молитву.
Произнеся ещё несколько ритуальных фраз, старик вновь склоняет перед статуей свои разноцветные перья и величественно оборачивается к двери, через которую четверо юношей, очень похожих на первого отсутствием волос, почтительностью и одеждой, вносят нечто, завёрнутое в грубую тёмную ткань. Чинно движутся к бассейну, опускают свою ношу на его край и снимают ткань. Становится видно, что это рослый молодой мужчина. Тело его чрезвычайно мускулистое, с многочисленными узорами и несколькими шрамами, украшающими смуглую кожу. Короткие чёрные волосы слиплись от запёкшейся крови. Щека перечёркнута следами чьих-то когтей... или ногтей. Глаза закрыты.
Молодые люди готовятся торжественно погрузить тело в бассейн, как вдруг у входа начинается какая-то возня, звучат резкие голоса и в помещение спиной вперёд влетает давешний бритый юноша. Слегка оглушённый, он растягивается на полу. Вслед за ним вступает крупный мужчина в простой, но добротной одежде с широкими медными браслетами на запястьях и тяжёлым, причудливо изогнутым катэром у пояса. Волосы его наполовину седы, лицо густо украшено татуировками, изборождено морщинами и старыми рубцами, но чертами заметно напоминает лежащего у бассейна человека. Вернее, пустую уже оболочку человека. Мёртвую.
— Я должен быть здесь! Мне нужно знать, кто убил моего сына, — заявляет вошедший, нисколько не конфузясь под тяжёлым взглядом Ирлаксебры.
— Почтенный Варкар, ваше присутствие в Доме стражей мёртвых может нарушить ход обряда и всё испортить, — строго произносит старик в уборе из перьев. — Малейшая несдержанность — и всё сорвётся.
— Несдержанность?! — рычит незваный пришелец. — Вы меня, одного из наиболее уважаемых сынов касты воинов обвиняете в несдержанности? Полагаете, я раскисну, как слабая женщина?
— Вы, безусловно, не женщина. Ваш род — истинная гордость касты, на чьих плечах лежит защита Яркендара и расширение наших владений. Но несдержанность вы проявили уже сейчас, ворвавшись сюда.
— Этот щенок пытался меня остановить! — пыхтит Варкар.
— Он столь же достойный представитель касты стражей мёртвых, сколь вы и ваш... сын — украшение касты воинов, — выговаривает Ирлаксебра, строго глядя на юношу, который уже поднялся с пола и ждёт распоряжений наставника.
— Прошу меня простить, — с заметным усилием смирив гнев, склоняет голову старый воин. — Но вы должны и понять меня. Латокр был моим единственным сыном, моей гордостью. Несмотря на молодость, он успел отличиться в двух войнах. Выжил и победил там, где лишались жизни куда более опытные бойцы. И теперь здесь, в родном Яркендаре, вот так нелепо... — Голос старого воина уже ровен, полностью подчинён рассудку посредством воли, что крепче каменных стен. Смятение выдаёт лишь остро пульсирующая жила на мощной шее. — Я должен первым узнать имя его убийцы.
— Поверьте, я скорблю вместе с вами, почтенный Варкар, — отвечает Ирлаксебра и в его голосе впервые проскальзывают мягкие нотки. — Что ж, я позволю вам остаться, если пообещаете вести себя тихо и не вмешиваться. Любой лишний шум или движение могут нарушить ход обряда, внести помехи... простите, я не смогу объяснить этого на речи воинов, в ней нет нужных слов, — виновато развёл руками страж мёртвых. — Но поверьте, это действительно очень важно. Иначе мы можем вообще ничего не узнать, да и дух Латокра не будет достойно препровождён к Аданосу.
— Я понимаю, уважаемый Ирлаксебра, — склоняет голову Варкар. — Поверьте, через миг вы забудете о моём присутствии.
Старый воин отступает к стене и замирает. Если нарочно не приглядываться, то может показаться, что это всего лишь ещё один рисунок в росписи. Только более грубый и не столь красочно выполненный, как остальные.
Страж мёртвых удовлетворённо кивает и даёт помощникам знак приступать. Под речитатив древней молитвы Аданосу тело почти без плеска уходит в воду бассейна. Молодые стражи мёртвых заводят что-то вроде печального гимна, слов которого не разобрать даже владеющему речью всех высших каст. Это длится не меньше часа. Но вот Ирлаксебра подбрасывает какие-то листья на угли курительницы и громко произносит слова древнего заклинания. Комната наполняется сизым чадом, из которого возникает призрачная фигура, точь-в-точь такая же, как та, что лежит сейчас на дне бассейна. Конечно, если не считать того, что сквозь эту, только что возникшую, можно рассмотреть, как чуть заметно вздрагивает одна из картин в стенной росписи — старый воин Варкар.
— Внемли мне и повинуйся, — не терпящим возражений тоном обращается Ирлаксебра к призраку.
— Кто звал меня? Почему я должен повиноваться тебе? — глухим, не дающим эха голосом вопрошает призрак.
— Я Ирлаксебра, страж мёртвых, призвал тебя, дух воина Латокра, чтобы ты ответил на мои вопросы.
— Спрашивай, страж мёртвых.
— Кто лишил тебя жизни, Латокр?
— Я не видел, — чуть повременив, отвечает призрак.
— Ты помнишь последний миг своей жизни? Расскажи о нём! — приказывает старый страж.
— Я бежал по мосту... Потом... — призрак умолк, будто вспоминая или подбирая слова. — Потом — удар по затылку и тьма.
— Ответь, как ты попал на окраину города в столь поздний час и что там делал? Кто был с тобой?
— Имя, сынок! Латокр, мальчик мой, назови имя этой вонючей гадины! Я приказываю! — раздаётся вдруг рёв Варкара, о котором увлечённые обрядом стражи мёртвых действительно успели позабыть.
Все вздрагивают. Ирлаксебра с искажённым от гнева лицом оборачивается к старому воину. Призрак тем временем начинает колебаться, теряя плотность и очертания.
— Нет, отец, ты больше не можешь мне приказать. Ты не страж мёртвых. Я не назову имени... — доносится тихий, словно вздох, голос. Призрак исчезает.
— Я же предупреждал! — кричит Ирлаксебра. — Теперь он ушёл, и мы никогда не узнаем правды!
Варкар, бледный, жадно хватающий ртом воздух, нависает над сухоньким стражем мёртвых, будто гранитная скала над лёгкой деревянной беседкой. Кажется, что он вот-вот обрушится на него всей своей чудовищной мощью и раздавит. Но Ирлаксебра даже не вздрагивает. Подбородок его вздёрнут, взгляд устремлён в бешеные глаза Варкара, лицо — маска праведного гнева.
И человек-скала отступает. В отчаянии рванув себя за волосы, он стремительно выскакивает за дверь.
***
— Ни... чего себе! — потрясённо мотая головой, выдохнул Ланс. Он последним пришёл в себя и очумевшим взглядом обвёл магов. — Что это было, Белиар меня подери? Я же ощущал себя... внутри! Как будто стоял рядом с этим Ирлаксер... как его там?
Маги тоже выглядели ошарашенными. Сатурас с трудом разогнул затёкшую спину и поморщился от боли.
— Ты прав, сын мой, необычайно глубокое проникновение. Признаться, я и сам несколько... озадачен. Не ожидал столь сильного эффекта, — покачал головой старый маг. — Только в следующий раз нужно взять посудину пониже и устроиться вокруг неё поудобнее. Спина у меня уже не та, что в молодые годы.
— Учитель, — тихо окликает его Риордиан, глядя на наставника широко раскрытыми глазами, — выходит, мы так и не выясним, что там произошло? Ну, кто убил этого парня и почему он не назвал убийцу. Мне показалось, он видел, кто это был.
— Как знать, — проворчал в ответ Сатурас, — как знать. В конце концов, у нас остались и другие предметы.
— Так давайте их тоже проверим, — предложил Кронос.
— Разумеется. Но не сегодня, — покачал головой старый маг. — Взгляни на солнце.
Кронос посмотрел на юго-восток, но, не обнаружив там дневного светила, озадаченно повёл взглядом направо, следуя извечному пути Ока Инноса. Оно обнаружилось на западе, низко над вершинами гор. Небо в той стороне уже наливалось багрянцем. Оказывается, день клонился к закату.
— Ну и зелье! Полдня в отключке. То-то у меня в брюхе так бурчит... — растерянно проговорил Ланс.
— Давайте-ка займёмся насущными делами, братья. А продолжение этой древней истории попытаемся узнать завтра, — предложил Сатурас. — К тому же, к ночи погода, наверное, испортится. Ливень будет. С грозой.
— Тебе явлена воля Аданоса, наставник? — поразился Миксир.
— Ага, — рассеянно отмахнулся Сатурас. — Поясница болит. И определённо не только от неудобной позы.
***
Снаружи бушевал ливень, мутную пелену которого время от времени разрывали вспышки молний. Но гром уже не грохотал над самой кровлей древней постройки, где обосновались маги. Раскаты его доносились издалека.
— Скоро кончится, — уверенно заключил Ланс, отодвинув край полотнища грубой ткани, которой в ненастье занавешивали дверной проём.
— Это хорошо, отвлекать не будет, — ответил довольный Сатурас. — Ну что, дети мои, приступим с благословения Аданоса?
Сегодня обряд решили провести прямо в жилище. Убрали расставленные вдоль стен самодельные койки, отодвинули в угол жаровню. Посередине поставили широкую и плоскую каменную чашу, найденную в развалинах. Её наполнили водой, а вокруг разложили охапки травы и звериные шкуры, чтобы сидеть было удобнее.
— Все готовы? — спросил Сатурас учеников и помощников, уже выпивших зелья и нетерпеливо склонившихся над водным зеркалом.
Получив утвердительный ответ, он принялся читать заклинание. Вскоре отражение обшарпанного каменного потолка в чаше стало меркнуть, вода подёрнулась рябью...
***
...А что, кроме лёгкой ряби, может потревожить в такой день покой водной глади обширной бухты, вглубь которой от берега тянутся ряды деревянных причалов? Разве что плеск вёсел выходящих на промысел рыбачьих лодок да покачивание корпусов боевых кораблей, с палуб которых на доски пристани сходят усталые воины. Усталые, но счастливые и гордые.
Ещё утром, когда родные берега стали ясно различимы на горизонте, все они принялись приводить себя в порядок. Придирчиво осмотрели оружие, до блеска начистили доспехи, расправили плюмажи и плащи из птичьих перьев, тщательно уложили волосы.
Встретить воинов, которые считались погибшими во время разметавшей эскадру бури, пришли многие. Стража согнала простолюдинов с причалов, которые толпа грозила запрудить до полной непроходимости, и теперь прибывшие видят только море непокрытых голов позади пышных уборов представителей высших каст. Повсюду шныряют лишь вездесущие портовые мальчишки, наряженные в обрывки одежды и украшенные пятнами красноватой грязи.
Латокр упругой походкой спускается по сходням, ничем не проявляя вполне естественной после долгой разлуки спешки, степенно шествует по настилу и ступает на берег родного Яркендара. Он идёт в одном ряду со своими боевыми товарищами, среди которых ему ближе всех друзья — неугомонный весельчак Апса, крепкий и надёжный, как скала, Деокес, несравненный стрелок Ксао и смелый до безрассудства Леус. Как и остальные воины, чётким взмахом руки Латокр отвечает на приветственные слова и улыбки встречающих. Султан красно-зелёных перьев уверенно вздымается над его начищенным медным шлемом. Плащ из таких же, но более мелких, перьев переливчатыми струями стекает с плеч, оттеняя красноватый блеск нагрудника и поножей. Короткий меч с причудливо изогнутым клинком свешивается с пояса слева, катэр на костяной рукояти и сумка для стрел — справа. Копьё и почти не уступающий ему длиной сарбакан Латокр несёт на плече.
Он не ждал, что его кто-то придёт встречать на пристань. Отцу не пристало выходить навстречу младшему сыну; двое старших братьев пали в победоносных войнах, которые Яркендар ведёт по всему известному миру; матери обычай не позволяет уходить далеко от дома без сопровождения мужа или взрослых сыновей. Так что знакомая с самого рождения улыбка старого слуги, рука которого лежит на плече маленького мальчика, чьё лицо отмечено ясно различимыми родовыми чертами и первыми татуировками, становится приятной неожиданностью. Ребёнок неуверенно оглядывается на слугу и тот подталкивает его в спину, указывая на Латокра. Преодолев смущение, мальчик бросается к воину.
— Дядя Латокр! — кричит он.
Стройная колонна воинов сламывается, смешивается, чего никогда не случалось под натиском врагов. Суровую, исчерченную синими полосами ритуальных узоров бронзу лиц растапливают добродушные улыбки. Латокр подхватывает племянника на руки, высоко, как пушинку, подбрасывает в воздух, а потом бережно ловит. Маленький Куархо хохочет, ему совсем не страшно в сильных руках.
— Куархо, дружище, ты уже совсем большой! — восхищается Латокр. — Пришёл меня встречать?
— Плишёл, — соглашается довольный Куархо. — А дедуська здёт дома. У него в гостях жлец Ксяхе... Кся...
— О, так и Ксанекхт тоже у нас? — радуется Латокр. — Идём скорее.
Он передаёт копьё и сарбакан слуге, сажает племянника на плечо, не обращая внимания на смятые перья плаща, и направляется вверх по ведущей из порта дороге. Воины минуют портовые постройки, облепленные толпами зевак, уходящую влево дорогу, что ведёт к рынку, куда стекаются плоды полей и пастбищ со всей округи, и далее — Великой библиотеке. Вот уже справа виден глубокий провал с заболоченным дном, вокруг которого теснятся хижины черни, а впереди маячит природная каменная арка.
Можно было воспользоваться телепортом, установленным неподалёку от гавани, но Латокр слишком соскучился по родному городу. Поэтому он идёт через главную площадь, куда сходятся все телепортационные линии и где торжественно высится новый храм Аданоса. Вокруг площади теснятся общественные постройки и дома знати из высших каст, а дальше, у подножия скал — опять видны плоские крыши убогих домишек бедноты.
Колонна воинов давно уже поредела, разделилась на множество ручейков, которые растекаются по окрестным улицам и закоулкам. Рядом с Латокром остаются только два десятка человек, в том числе Деокес, Апса, Ксао и Леус.
Пройдя мимо окружающих площадь зданий, Латокр на миг останавливается, чтобы насладиться открывшейся картиной. Внизу расстилается плодородная долина, украшенная пышными садами с утопающими в их зелени искусственными водоёмами и красивыми домами. Один из этих домов принадлежит его отцу Варкару. Хотя эту часть города населяют в основном представители каст жрецов, учёных и хранителей духов, здесь живут и несколько старейших семей воинской касты. Их особняки расположены в северо-восточном углу долины, близ Дома воинов и старого храма Аданоса, с которого когда-то и начинался Яркендар.
— Красота... — восторженно выдыхает за плечом Ксао.
— Вы как хотите, а я домой. Меня там сестрёнки, наверное, заждались. Поди, взрослые уже совсем, — весело произносит Апса, в нетерпении теребя серьгу, сильно оттягивающую мочку уха.
— Но вечером, как стемнеет, жду вас всех у себя, — жестом руки, свободной от оседлавшего другое плечо довольного Куархо, отметает любые возможные возражения Латокр.
— Придём, — как всегда коротко отвечает за всех Деокес.
Людской ручеёк иссякает, впитавшись в зелёную тень проулков. Ещё несколько десятков шагов — и перед Латокром невысокая каменная стена, увитая виноградом и знакомая до последней трещинки, небольшая дверь из потемневших от времени толстых досок, на которых видны позеленевшие шляпки бронзовых гвоздей. Вот и выстеленный неровными каменными плитами двор, где играл ребёнком. Немолодая хрупкая женщина, увидев вошедшего, роняет кувшин, брызги воды украшают камень, стёртый ногами многих поколений предков Латокра. Баат. Мать.
— Бабуська Баат, дядя Латокл плиехал! — раздаётся над самым ухом восторженный вопль маленького Куархо.
— Мама!
Воин, не глядя, суёт племянника слуге и бросается к женщине. Шлем, размахивая разноцветными перьями плюмажа, с глухим звоном катится по плитам.
— Латокр... сыночек... Живой! — шепчет Баат, её сухие пальцы путаются в густых чёрных волосах сына. — Иди, отец ждёт, — опомнившись, говорит она.
Латокр нехотя разжимает объятья и направляется к занавешённой пёстрой циновкой двери. Наскоро омывшись и сменив одежду, молодой воин идёт к отцу. Минует длинное помещение с невысоким потолком и попадает в обеденный зал, посреди которого за низким столиком восседают два украшенных шрамами почтенных мужа — знаменитый воин Варкар и всеми уважаемый жрец Аданоса Ксанекхт. Оба в праздничных одеяниях. Лишь пышные головные уборы лежат на расставленных вдоль стен каменных сундуках.
Вошедший склоняется в почтительном поклоне, получает в ответ доброжелательные кивки и ловит испуганный взгляд Оллуват, младшей жены отца. Она только что закончила расставлять на столике новую порцию блюд и, торопливо подхватив опустевший поднос, неслышными шагами покидает комнату. Жрец провожает её одобрительным взглядом. Отец не удостаивает вниманием. Младшая жена его разочаровала. «Пустоцвет», как-то сказал он о ней, ещё перед отъездом Латокра. И в голосе старого воина сквозило равнодушие. Рофара, вдова старшего сына Варкара Радемеса — мать Куархо — пользуется в доме куда большим уважением...
Латокр усаживается рядом с отцом. Следует крепкое пожатие протянутых над столиком рук. Ксанекхт едва приметно морщится — сильные пальцы Латокра слишком крепко сдавили его тонкое предплечье. Вернувшийся из похода воин ещё не привык соразмерять силу. В глубине глаз Варкара — теплота. Он бесконечно рад возвращению сына и гордится им.
После обязательных слов приветствия и вопросов о здоровье беседу начинает Ксанекхт.
— Совет Пяти и все мы были чрезвычайно опечалены известиями о гибели половины эскадры Визоки. Особенно потрясло всех известие, что знаменитый учёный, истинная гордость Яркендара, Заротхемес пропал вместе с потерянными во время бури кораблями. И мы бесконечно рады, что эти вести оказались ложными, — гладко, будто читая проповедь, произносит жрец и вопросительно смотрит на Латокра.
— Да, сынок, расскажи, что же там случилось? — поддерживает друга Варкар.
Конечно, старикам уже известно то же, что и всему городу. Уж им-то принесли радостное известие, как только числившиеся погибшими корабли неожиданно возвратились из небытия. Но хочется услышать об этих странных событиях из уст очевидца.
— Эскадру всего лишь разметало бурей. Половина кораблей под управлением Визоки смогла вернуться в Яркендар и принесла весть о нашей гибели. А нас отнесло далеко на юг, — начинает свой рассказ Латокр. — Один из кораблей действительно погиб, но почти всех, кто на нём находился, удалось спасти. Однако Аданос разгневался на нас не на шутку. Может быть, принесённые перед отплытием жертвы оказались малы. Не знаю. Но нас носило по морю много дней, а когда буря утихла, небо надолго осталось затянутым сплошными тучами. Кормчие не могли проложить верный курс и даже знания великого Заротхемеса оказались бессильны. Запасы воды и пищи подходили к концу, грести изо дня в день нам помогали упорство и надежда на милость Аданоса...
Латокр прерывает рассказ, чтобы наполнить кубки отца, Ксанекхта и свой собственный. Прожевав изрядный кусок тушёной ноги болотной крысы и запив мясо вином, он продолжает.
— Одна из ночей выдалась ветреной. Мы даже стали опасаться, как бы вновь не разыгралась буря, — вспоминает молодой воин. — А к утру тучи разошлись и прямо к востоку от себя мы увидели очертание неизвестной земли. Лучи восходящего солнца вспыхнули над скалами. Зрелище было чудесное. Мы дружно пали на колени и вознесли молитву Аданосу. А почтенный Заротхемес провозгласил это божественным знаком.
Неспешный рассказ снова прерывается ради трапезы, но вскоре возобновляется:
— Заротхемес назвал открытый остров Питхорм. Людей на нём не было. Зато оказалось много дичи и целебных трав. Только воду мы отыскали не сразу, поскольку ни ручьёв, ни озёр на Питхорме нет. Лишь небольшие родники в лесных оврагах. На третий день Заротхемес собрал всех на берегу острова и сказал, что Аданос не просто так привёл нас к этой земле. Здесь надлежит возвести храм в его честь, построить Дома жрецов, учёных, воинов, стражей мёртвых и целителей. Словом, превратить остров в оплот Яркендара на юго-востоке Западного моря. Бывшие с нами Миннакхт и другие жрецы согласились с великим учёным. Они с частью помощников и рабов остались на Питхорме, чтобы начать работу. Заротхемес посоветовался со звёздами и указал нам путь к Яркендару. Он велел прислать ему ещё людей, металлов и орудий.
— Это хорошо, — произносит Ксанекхт, задумчиво теребя многочисленные амулеты, украшающие морщинистую шею. — Чернь в последнее время совсем распоясалась. Будет неплохо отправить часть крикунов к Заротхемесу. Пусть займутся полезным делом.
— Подумаешь, кучка простолюдинов... — ворчит Варкар и обращает взгляд к Латокру. — Лучше расскажи о войне на материке, сынок.
— А что рассказывать? — пожимает плечами Латокр. — Вам и так всё известно из донесений и рассказов тех, кто вернулся раньше... Мы разбили западных варваров и отогнали их до пустынь и болот на юге, до самых холодных гор на севере. Люди это сильные, но совершенно дикие. Некоторые больше похожи на орков, чем на людей. И, так же как орки, поклоняются огню, повелителя которого называют Инносом, и духам предков, пребывающих во владениях божка по имени Белиар, Велиар или Бельджар. Разные племена называют его по-разному, — воин отметает дикарские суеверия энергичным взмахом широкой ладони и продолжает рассказ. — В бою они опасны, когда нападают из засады, стреляют в спины из больших луков. В схватке один на один тоже представляют угрозу, так как очень сильны и прекрасно владеют своими тяжёлыми топорами. Но против сомкнутого строя их толпы бессильны. Залп из сарбаканов в упор, копейный натиск — и вот уже одни мертвы, другие бегут, а третьи корчатся от яда, которым смазаны наши стрелы.
— Пред верными сынами Аданоса сила язычников подобна праху, — назидательно говорит жрец.
— Верно, почтенный Ксанекхт, — склоняет голову Латокр. — Мы согнали их с долин и холмов Срединной равнины, а в устье большой реки основали город Венгердар. Там удобная стоянка для кораблей, земли вокруг очень плодородны. А чтобы варвары впредь не высовывались из своих болот и заснеженных гор, главные тропы и перевалы перекрыли крепостями...
Рассказ Латокра разматывается неспешно. Словно бы никуда не торопясь, воин подробно повествует о внезапных сшибках на горных тропах, ночных засадах в густой чаще лесов, заливающих наскоро обустроенный бивак ливнях, завывании колдунов, лихорадке и воспалённых ранах воинов, решающих сражениях на равнинах и пламени, пожирающем деревянные укрепления огнепоклонников. Входят и выходят женщины и слуги, принося новые перемены блюд. Маленький Куархо притих в углу за сундуком, во все уши слушая рассказ дяди. Лишь глаза его лихорадочно поблёскивают из-под тяжёлого шлема Латокра, с которым малыш никак не хочет расстаться.
Наконец, много часов спустя, рассказ окончен. Любопытство старших удовлетворено. И Латокр решается задать столь волнующий его вопрос.
— Отец, здоров ли уважаемый целитель Даджеб? И как поживает его дочь Кувлит?
Варкар и Ксанекхт переглядываются и опускают головы. Воцаряется гнетущая тишина.
— С ними что-то случилось? — взволнованно спрашивает Латокр, привстав со своего места, будто собирается немедленно бежать куда-то.
— Думаю, тебе следует забыть эту женщину, мой мальчик, — поджав тонкие губы, произносит, наконец, старый жрец.
Варкар лишь пыхтит сердито и прячет глаза.
— Но почему?! — недоумевает молодой воин. Голос его чуть заметно дрожит.
— Её отец, Даджеб, был уличён в занятиях орочьей магией, противной воле Аданоса, — сокрушённо качая головой, отвечает Ксанекхт. — Он был изгнан из касты целителей и вскоре умер. Имущество его конфисковано, слуги разбежались. Кувлит вместе с вольноотпущенным рабом-орком поселилась где-то в нищих трущобах. Говорят, её орк таскает камни на стройке, а сама она стряпает для рабочих и...
— Говорите же!
— Она занялась целительством. Будто бы она мужчина. И ладно бы применяла одни лишь травы и притирания, так ещё и магию использует! Верно, слава этой еретички Астеи, возомнившей себя великой жрицей, до сих пор даёт о себе знать. Хоть с её казни прошло уже немало столетий...
— И это ещё не всё, — с трудом произносит Варкар, всё так же пряча взгляд. — Ходят слухи, что с этим орком они не просто делят кров и пищу, но и...
— Не может быть! — вскакивает Латокр, едва не опрокинув столик.
— За это не поручусь, — виновато пожимает плечами старый воин. — Но в любом случае она тебе не пара.
Латокр выбегает из зала, выскакивает на погружённый в вечерний полумрак двор и там замирает, прижавшись лицом к колонне, что поддерживает увитый виноградной лозой навес. Из груди его вырывается глухой стон. Он колотит рукой по колонне, пока боль в разбитых в кровь пальцах не заставляет его опомниться и устыдиться недостойного поведения. Испуганный Куархо, тенью следовавший за обожаемым дядей, тихо опускает на каменные ступени шлем и исчезает за дверью.
— Господин, пришли ваши друзья... — раздаётся робкий голос старого слуги.
Латокр оборачивается к калитке, в которую, пригибаясь, один за другим входят Деокес, Леус и Ксао, усилием воли сгоняет с лица скорбное выражение, растягивает губы в улыбке и делает шаг навстречу боевым соратникам. Впрочем, старания его напрасны. Друзья слишком хорошо его знают, чтобы не заметить неладное.
— Латокр, что стряслось? — спрашивает Леус. Деокес лишь пытливо вглядывается в лицо друга, а Ксао поднимает со ступенек шлем и рассеянно вертит его в руках.
— Ничего... Потом расскажу, — резко качает головой Латокр. — Вы не представляете, как я рад, что вы пришли. А где Апса?
— Демон его знает, опять где-то потерялся, — пожимает плечами Деокес.
В этот миг за стеной слышатся торопливые шаги, калитка с треском распахивается, и едва не сбив с ног слугу, во двор врывается растрёпанный Апса.
— Латокр! — кричит он. — Там твоя Кувлит замуж выходит!
— Где?! За кого?
— Пойдём, поглядим на этого наглеца, — решительно произносит Ксао, нахлобучивая шлем на голову Латокра.
***
— ...Да благословит Аданос ваш брак, дети мои! — произносит в завершение обряда старенький жрец, седые волосы которого кажутся синеватыми в холодных лучах магических светильников. Они едва рассеивают полутьму крохотной скособоченной часовни, прилепившейся на склоне у окраины бедного квартала. Тусклый свет тонет в выцветших остатках росписи, путается в затянувшей углы паутине, вязнет в освоивших каждую трещину алтаря лишайниках. Но Кувлит и её избраннику — молодому мужчине с мускулистыми натруженными руками и круглым добродушным лицом — нет дела до убогости обстановки.
— Кеоф, милый, — выдыхает Кувлит и прижимается к широкой груди мужа. Он нежно гладит её длинные густые волосы.
Многочисленные гости, столпившиеся за дверями часовни, приветствуют молодожёнов радостными криками. Верный Азбудак улыбается во всю клыкастую пасть, его маленькие глазки под покатым лбом превращаются в едва заметные щёлочки. Кеоф берёт Кувлит за руку и ведёт наружу. Впереди у них застолье в кругу многочисленных друзей, прямо во дворе крохотного глинобитного домишки, а затем...
Позади толпы возникает сумятица. Чьи-то злые резкие окрики заглушают радостный гул, который сминается, рвётся на отдельные голоса и смолкает, сменившись напряжённой испуганной тишиной. Сквозь толпу к молодожёнам пробиваются пятеро мужчин. Каждый из них возвышается над толпой на целую голову. Они подобны мракорисам, ворвавшимся в овечье стадо.
Пришельцы бесцеремонно расталкивают стоящих на пути гостей и останавливаются перед молодожёнами.
— Латокр... — произносит Кувлит. Голос её холоден и бесцветен.
Молодой воин окидывает Кеофа презрительным взглядом и цедит сквозь зубы:
— Это на него ты меня променяла?
Избранник Кувлит отвечает Латокру свирепым взглядом, но тот уже не смотрит на него. Он вглядывается в большие глаза Кувлит. Сейчас, в сгустившихся сумерках, они кажутся чёрными, но воин помнит, что они золотисто-коричневые, как ореховое дерево с Южных островов или дикий мёд горных пчёл.
— Чего тебе от меня нужно? — в зрачках Кувлит мелькает мгновенный отсвет показавшейся над вершинами луны, но Латокру кажется, будто там вспыхнули две крохотные молнии. Сердце его, как когда-то, сжимается сладко и болезненно. — Я надеялась, что ты навсегда покинул мою жизнь. Меня обещали тебе, как обещают вещь или домашнее животное, но я никогда тебя не любила, — продолжает она.
— Но наши отцы...
— Наши отцы могут решать за себя, но не за меня. И мой отец перед смертью стал понимать меня куда лучше, чем прежде. А Варкар... Неужели ты думаешь, что он позволил бы тебе жениться на женщине, изгнанной из касты и долгие месяцы жившей среди простолюдинов?
— Кое в чём мы с тобой очень похожи, Кувлит, — отвечает Латокр, стараясь, чтобы дрожь в голосе не выдала обуревающих его чувств. — Я тоже сам решаю, как и с кем мне жить.
— Решай. Но только, прошу, без меня, — зло смеётся Кувлит. — Свой выбор я сделала.
— Но...
— Послушай, уважаемый воитель, оставь в покое мою жену, — мягко произносит Кеоф, оттирая Латокра в сторону. Толпа за спинами воинов угрожающе ворчит.
— Да чего ты с ними разговариваешь, Латокр?! — выкрикивает Апса. — Совсем чернь распоясалась! Забыли, грязные шныги, кто правит Яркендаром.
Эти слова словно заставляют застывшее ненадолго время понестись вскачь. Латокр мощным ударом отшвыривает Кеофа в сторону и подхватывает отчаянно сопротивляющуюся Кувлит на руки. Старый жрец, ошарашенный происходящим, пятится назад и усаживается на алтарь. Гости разражаются многоголосым возмущённым рёвом и разом подаются вперёд. Воинам остаётся лишь отчаянно отбиваться. Им приходится нелегко — худые плечи каменотёсов, носильщиков, плотников, плавильщиков и кожевников оказываются на удивленье сильными. Но воинам помогает многолетняя выучка, умение действовать в бою как единое целое. К тому же, Деокес и Ксао ещё в доме Варкара разжились короткими тяжёлыми дубинками, а находчивый Апса мигом раздобыл где-то заляпанную известью длинную рукоять от какого-то орудия. Гости же, разумеется, пришли на свадьбу безоружными.
Спустя немного времени старый жрец стоит в дверях часовни, со скорбью озирая опустевший двор, на щербатых плитах которого осталось несколько тел сбитых с ног, а, может, и мёртвых гостей. Служитель Аданоса горестно воздевает руки к небесам и не слышит ворчания орка Азбудака, который приводит в чувство Кеофа. Тот сильно ударился затылком о стену, но голова у каменотёса крепкая, и он быстро приходит в себя.
— Где Кувлит? — первое, что произносит Кеоф.
— Его её уносить, — ворчит Азбудак. — Люди гнаться, но воин драться крепко.
Кеоф вскакивает на ноги и, чуть пошатнувшись, полностью овладевает своим телом.
— Твоя молот. Я с собой приносить, — орк вытягивает откуда-то из-за спины увесистое бронзовое орудие, насаженное на отполированную ладонями рукоять.
Кеоф привычно подхватывает молот и бросается в погоню за похитителями возлюбленной. Старый орк бежит следом. Жрец провожает их отрешённым взглядом.
Толпа оттесняет воинов к краю котловины, на дне которой в густой темноте дышит смрадом болото.
— Беги! Мы их задержим! — кричит Леус. Латокр, поняв его мысль, с неистово брыкающейся Кувлит на руках бежит прочь по узкому извилистому проулку.
Толпа наседает на воинов всё решительнее. Особенно сильным натиск становится с появлением Азбудака, вооружившегося подобранной где-то суковатой палкой. Кеоф же бросается в сторону, вскакивает на сложённый из камней забор, с которого перепрыгивает на плоскую крышу ближайшей хижины, с неё — на землю позади отчаянно сопротивляющихся друзей Латокра и мчится по проулку туда, откуда доносится крик Кувлит.
Даже с сопротивляющейся ношей на руках Латокр очень стремителен. Он вовремя замечает тупик, в который ведёт его проулок, и сворачивает в сторону. Протискивается в узкую щель между домами и неожиданно оказывается на самой окраине, среди поросших корявыми деревцами скал. Впереди — пропасть, через которую переброшен ветхий деревянный мост. Латокр бежит по нему, достигает вьющейся меж скал тропы и здесь его нагоняет Кеоф.
Опытному воину не нужно оглядываться, чтобы знать, где находится преследователь. Латокр не слишком церемонно отталкивает Кувлит и оборачивается как раз вовремя, чтобы уклониться от удара молота Кеофа и кулаком выбить воздух из груди каменотёса. Тут же следует удар ногой, которым он надеется сбросить настырного простолюдина в пропасть. Но тот каким-то чудом отбивается рукой, частично гася силу удара. На ногах Кеоф не удерживается, молот вылетает из его ладони, а сам каменотёс падает в шаге от края пропасти.
— Кеоф! — отчаянно кричит Кувлит и слабая магическая вспышка заставляет воина пошатнуться. Будто разъярённая гарпия набрасывается новобрачная на своего похитителя. Её ногти оставляют на щеке Латокра четыре красные полосы. Воин какое-то время пытается скрутить строптивую добычу, а потом в гневе отшвыривает её от себя. И в этот миг страшный удар опускается на его затылок, вминая шлем и превращая ночной сумрак в беспросветную багровую тьму. Тьму смерти.
***
— Так вот оно как было... — задумчиво проговорил Нефариус, старательно растиравший затёкшие от долгой неподвижности руки.
— Такое чувство, будто это меня по затылку молотом приласкали, — проворчал Ланс.
Сатурас с кряхтением поднялся и, неуверенно переставляя занемевшие ноги, направился к двери.
— Воздух-то какой, — с удовольствием произнёс старый маг. — И звёзды крупные, словно дождь смыл с них пыль.
— Наставник, похоже, решил в стихоплётство удариться, — едва слышно шепнул Кронос Риордиану. Тот молча улыбнулся.
— Что же с ними случилось дальше? — встряхнув головой, нетерпеливо спросил Миксир, всё время после выхода из транса пребывавший в глубокой задумчивости.
— А вот это, надеюсь, мы узнаем завтра. Ведь у нас есть ещё молот Кеофа, — обернулся к ученику Сатурас.
***
Пламя костра бросает красноватые отсветы на стены небольшой пещеры. У костра — двое. Крепкий молодой мужчина с простоватым лицом задумчиво морщит лоб, шевеля палкой раскалённые уголья. Сидящая рядом изящная женщина обхватила колени руками и, не моргая, смотрит в огонь. В её ореховых глазах пляшут колдовские блики.
Вдруг женщина настораживается и поворачивает голову в сторону узкого входа. Мозолистая рука мужчины сжимает рукоять лежащего рядом бронзового молота. Раздаётся шорох и в пещере сразу становится тесно — к костру подсаживается крупный орк, который кажется ещё больше из-за густой, с проседью, шерсти, покрывающей прикрытое лишь набедренной повязкой и массивными ожерельями тело.
— Азбудак! — облегчённо выговаривает женщина.
— Ваша совсем неосторожный, свет из пещера за тридцать шагов видать, — ворчит орк. — Ну, Кувлит — женщина, а твоя, Кеоф, понимать надо.
Впрочем, теперь костёр надёжно отгорожен от входа широкой спиной орка, выдать беглецов может лишь запах дыма. Старый Азбудак кладёт рядом с костром короткий лук, копьё с широким медным наконечником и увесистый свёрток с едой.
— Вот, ваша друзья присылать.
— Нас ищут? — с тревогой в голосе спрашивает Кеоф.
— Пока не искать. Никто про вас не говорить. Все говорить: никого не видеть и не знать, куда пять воин деться. А старый колдун, который вас женить, язык отняться. Но если он совсем помирать, стражи духов его спрашивать и он всё говорить.
— И воины поверили, что никто не видел, куда делись пятеро из них? — с сомнением спрашивает Кувлит. — Не такие они дураки.
— Зачем поверить? Не поверить, — тяжело ворочая клыками, говорит Азбудак. — Только не знать, кто что видеть и что делать. А весь простой люди и орки-рабы переказнить не можно, закон не велеть. Хы-ы, — с жутковатой усмешкой добавляет он, — и кто большой люди из касты тогда кормить и храмы строить?
— В любом случае нам нужно уходить как можно дальше. Рано или поздно они нападут на наш след, — говорит Кеоф.
— Ваша с Азбудак в горы ходить. Далеко, где жить народ Азбудак. Моя следы колдовством прятать. Моя быть большой шаман, всё племя Азбудак уважать. И люди там тоже мало-мало жить, который орки друзья.
— Если ты такой великий шаман, то почему столько лет был рабом? И, может, твоё племя вообще давно перебили? — скорее из чистого упрямства не соглашается Кеоф.
— Племя живой, мне вести много раз приносить, — весело скалится Азбудак. — А рабом моя долго быть... В плен попадать — совсем худо быть. Голова дырявый, живот дырявый. Азбудак помирать думай. Потом Даджеб моя покупай, лечи. Я его шибко уважать. А Кувлит мне стать вместо дочка. Вот я и не уходить. Дома только другой орки ждать. Баба мой давно помирай, сыны — на война убиты. Кувлит стать Азбудак родная. А твоя мне как сын.
— Ладно, папаша, — улыбается Кеоф. — На рассвете двинем. Как думаешь, Кувлит?
— А что нам остаётся, — вздыхает Кувлит и прижимается к плечу мужа. — Всё равно вблизи города долго не просидишь. Они или тела остальных воинов в болоте найдут и духов их допросят, или под пыткой у кого-нибудь из наших признание выбьют. Главное, что мы вместе. А здесь или в горах у орков — так ли это важно? Там мы будем не более чужими, чем в Яркендаре.
— Я до сих пор не понимаю, почему этот твой... Латокр, кажется? Почему он нас не выдал? — заглядывает в глаза жены Кеоф. — Тело мы спрятать не успели, и стражи мёртвых наверняка вызвали его дух.
— Не понимаю, — задумчиво отвечает Кувлит. — Он был так разъярён... Ты знаешь, у меня такое чувство, будто он и сейчас где-то здесь, неподалёку. Но враждебности я не ощущаю.
— Кеоф, твоя мне теперь молот давай, — решительно произносит Азбудак, пошевелив широкими ноздрями и оглянувшись, словно почувствовал кого-то у себя за спиной. — Я его город носить и там прятать.
— Зачем это? — удивлённо спрашивает Кеоф.
— На его кровь Латокр. Он его смерть знал. Дух будет ходить за молот, кровь чуять. Потому моя молот прятать, а утром мы в горы уходить.
***
— Вот и всё, что нам удалось узнать, — вздохнул Сатурас, задумчиво глядя на поверхность воды, наполнявшей чашу. Вода была самой обыкновенной, сквозь неё виднелась прозелень бронзового молота, лежавшего на дне сосуда, а на поверхности лениво шевелила лапами залетевшая с улицы букашка.
— Так они спаслись или нет? — почесал в затылке Ланс.
— Боюсь, это навсегда останется тайной минувшего, — раздосадовано проговорил Миксир.
Остальные маги уже разбрелись, негромко переговариваясь, и принялись за повседневные дела.
***
Ланс подпрыгнул на месте и повёл плечами, проверяя, удобно ли сидит лёгкая кольчуга, которыми снабжались все воины Кольца Воды. Потуже застегнул пояс с коротким мечом, забросил за спину лук и обернулся к Сатурасу.
— Ну, я пошёл. А то, боюсь, как бы там наши разбойнички не учудили чего без пригляда.
— Благослови тебя Аданос, сын мой, — ответил Сатурас.
Ланс лёгкой походкой направился к краю обширной платформы, вмещавшей руины храма и других построек, а также площадь с неработающими древними телепортами. Старый маг смотрел ему вслед, пока разведчик не скрылся из виду, спустившись по широкой каменной лестнице, с верхних ступеней которой когда-то давным-давно Латокр с сидевшим у него на плече маленьким Куархо обозревали утопавшие в тени садов богатые кварталы. Ныне на их месте раскинулось заросшее огромными деревьями болото, из которого тут и там выступали остатки древних стен.
— Наставник, взгляни, что мы нашли, — окликнул Сатураса Миксир и протянул плоскую каменную плитку, испещрённую непонятными символами. Оба мага склонились над письменами.
А Ланс тем временем миновал покрытую руинами нижнюю террасу и оказался на краю болота. Почва, скрытая густым пологом широколистных папоротников, походила на пропитанную водой губку. Под ногами сразу захлюпало. В тени гигантских деревьев нудно гудели кровяные шершни и болотные вонючки, невидимые за серой пеленой тумана. Где-то вдалеке тоскливо кричала птица.
Ланс осторожно двинулся в сторону болота, поминутно останавливаясь и прислушиваясь. Почуяв неладное, он снял с плеча лук, достал стрелу, обернулся на шорох за спиной, но обнаружить цель не успел. Удар вылетевшего из зарослей и попавшего под лопатку тяжёлого арбалетного болта сбил его с ног. Лёгкая кольчуга не защитила. Трое бандитов выбрались из зарослей, под злорадный смех быстро собрали оружие следопыта и, убедившись, что он действительно мёртв, скрылись в сыром тумане.
***
Ланс не сразу поверил в то, что случилось. Он смотрел на примятые папоротники, своё лежащее ничком тело, чётко отпечатанные в жирной грязи следы убийц. Уже хотел броситься вслед за бандитами и лишь тогда осознал, что в этом больше нет никакого смысла. Он мёртв. Это его собственный дух созерцает распростёртое внизу тело, ставшее вдруг таким чужим и далёким. Ланс горько усмехнулся полупрозрачными бесплотными губами и побрёл куда-то вглубь болота, не разбирая дороги. Впрочем, топь не пыталась его затянуть, поваленные стволы нисколько не мешали, а шершни не обращали на призрачного Ланса никакого внимания.
Сидящего на замшелом бревне человека он узнал сразу. Кивнул как старому знакомому. Уселся рядом.
Помолчали.
— Ну что, идёшь к Аданосу? — услышал Ланс негромкий голос.
— А что делать? Хотел ещё пожить, да, видать, не судьба, — отозвался разведчик, глядя в призрачное лицо собеседника. — А ты что так задержался? Сколько уж времени прошло.
— Не знаю. Как-то так... Брожу здесь, будто жду чего-то, — пожал плечами тот.
— Так столетиями и бродишь по развалинам?
— Раньше в горы часто уходил. Через море путешествовал — на материк, на остров, который мы с Заротхемесом нашли. А потом скучно стало. Теперь редко отсюда удаляюсь.
— Тяжело, наверное, было видеть гибель своего народа.
— На всё воля Аданоса. Ничто в его мире не вечно. Здесь вот теперь болото. А в котловине, где погибли мои друзья, вместо вонючей трясины плещется чистое и глубокое озеро...
Ещё помолчали.
— Слушай, Латокр, а что сталось с Кувлит и Кеофом?
— Орк Азбудак увёл их в горы. Жили там около года. Правда, мой племянник Куарходрон рассказал о словах Апсы, которые слышал во дворе тем вечером... Отец с другими воинами пытался их разыскать, но попал в орочью засаду и погиб, — Латокр печально улыбнулся. — Ушёл к Аданосу тотчас же, с чувством выполненного долга.
— Значит, они всё же спаслись...
— Да. Через год к берегу неподалёку от стойбища пристал корабль откуда-то с востока. На нём они и уехали. Кувлит, Кеоф и маленький Хосэт, который родился в орочьем шатре холодной зимней ночью.
— А орк?
— Азбудак ещё долго жил в своём племени. Учил молодых шаманским премудростям. Я часто ходил на него взглянуть.
Снова умолкли на какое-то время.
— Тебе пора. Чувствуешь? — произнёс Латокр.
— Да, пора, — ответил Ланс и поднялся.
Он сделал несколько шагов, потом обернулся и спросил:
— Скажи, Латокр, а почему всё-таки ты их не выдал?
— А ты не понял? Страсть и ревность, толкавшие меня на путь зла, умерли вместе с телом. Осталась только любовь. А разве можно предать ту, кого любишь? Я всего лишь хотел, чтобы она была счастлива.
Ланс молча кивнул и двинулся прочь. Его призрачная оболочка становилась всё тоньше и прозрачнее, пока полностью не слилась с туманом.
№ 4.2.
С момента гибели дракона-нежити прошёл добрый десяток лет. Многое успело произойти, но далеко не все знали о событиях, что прогремели чуть позже. Да и те, кто знал, могли лишь догадываться о том, так ли всё произошло на самом деле. Всё чаще и чаще маги начали встречать свидетельства того, что их знания устарели, оказались неправильными, перевранными. Но что куда ужаснее, искаженные знания оказывались куда более полезными, чем самая истинная правда.
Под руководством магов воды Яркендар довольно быстро превращался в археологическую площадку. Огромные храмы с каждым днем выдавали информацию о том, что происходило многие годы, тысячелетия назад.
- Эй, Луи, отойди от стены.
Рабочий помотал головой, прикоснулся к шершавой поверхности. Руки ощутили дуновение воздуха.
- Там пустота внутри, голову на отсечение отдаю, - проговорил мужчина. Его никто не услышал.
- Отойди, Белиар тебя дери. Маги нас в жаб превратят, если мы надписи тронем.
Луи отнял руку от камня. Наваждение схлынуло, словно и не было вовсе. Обычная стена, на которой древние народы начертали историю. Уже развернувшись, рабочий столкнулся лицом к лицу с Миксиром, руководителем раскопок.
- Извините, я только… - пролепетал Луи, но остановился под немигающим взглядом мага.
- Все в порядке. Было бы странно, если бы ты не услышал зов этой надписи. В конце концов, она начертана с помощью магии великой силы…
Миксир углубился в размышления, дав рабочему время на отступление. Тот не преминул воспользоваться подарком, быстро скрылся с глаз. Ведомый одним лишь страхом превращения в противную жабу, Луи быстро добрался до болота. Ноги провалились в жижу до колен. «Помогите», - крикнул он. Никто не услышал зов. Попытки вырваться погружали мужчину все глубже. Темнота окружила человека, пугала звуками. Кто-то ухал, приближался, скрипел ветками, выдавал своё присутствие. Кто-то, не боящийся одинокого человека, завязшего в трясине.
Три человека в синих робах смотрели на стену. Один из них силился увидеть то, что в ней скрыто, остальные поддерживали тело, не выдерживающее натиск многих сил.
- Всё, больше не могу, - Миксир рухнул на руки братьев по вере, - слишком сложно. Эта надпись – словно рунический шифр. Большинство слов бессмысленны, только для отвлечения. Но вот эти, - маг показал на символы, - рунопись тех времен. Меня не хватает на прочтение того, что они скрывают, нужен маг посильнее.
- Вызовем Сатураса с материка? – предложил Кронос.
- Отвлекать старика от восстановления нашего Ордена? Нет. Сами разберемся…
Мужчины заспорили, не обращая внимания на то, что светило медленно заходит за горизонт. Но едва последний луч скользнул по земле, как со стороны болота послышался унылый вой, словно волки увидели царицу ночи. Маги, однако, на это внимания не обратили. Вместо этого они все как один взглянули на стену. Чья-то чужая воля рождалась внутри неё. Зовущая потерянные частицы себя. Пытающаяся возродиться вновь.
- Точно, один из символов – страх, - воскликнул Миксир, - это ведь очевидно. Вот почему рабочий, кстати, где он, так резво убежал. Я думал, меня испугался, а тут дело посерьезнее будет.
- Не нравится мне эта серьезность, - тихо произнес Кронос. Он заметно побледнел, приготовился к бою, - этого рабочего случаем не Луи звали?
Миксир кивнул.
В этот же миг со стороны болота послышался треск. «Контур прорван», - крикнул Кронос, побежал в сторону предполагаемого противника. Зря. Луи вышел из трясин.
Маг метнул молнию, вторую. Бесполезно, искры окутали выходящее из трясин существо, но не причинили вреда. Руки бывшего рабочего бессильно висели вдоль туловища, походка была неуверенной. Шаги давались с трудом, но Луи упорно двигался вперед. Постепенно поступь становилась тверже, к ближайшем строениям зомби уверенно стоял на ногах. Около одной из палаток он бодро схватил кирку, двинулся к стене. Кронос приготовил вторую руну, применил было, но вовремя заметил осуждающий взгляд руководителя.
Риордан, третий маг, молча оценивал ситуацию. В его задачу не входили разборки с нарушителями спокойствия, тем более, что жизни пока ничто не угрожало. А вот раскрытие тайн, которые грозился разбить Луи, входило в план.
- Нам нужен Читающий, - неожиданно для всех произнес Миксир. В тот же момент сталь обрушилась на камень.
Надпись медленно исчезала, мужчины спешно списывали открывшиеся в свете месяца знаки на пергамент. Зомби, сослужив службу, был быстро уничтожен подоспевшими бойцами Кольца Воды. Стена не выдержала мощных ударов киркой, рухнула, как вся та ложь, что на ней начертана. Следом открылась ещё одна. Неотличимая от обычного камня, она покрылась символами, едва на неё упали лучи царицы ночи. Как завороженные, маги уставились на неизвестную надпись, но профессионализм взял своё, схватились за перо.
- Тут упоминается Коготь Белиара, - заметил знакомый символ Риордан, - значит, мы оказались правы, что он здесь со времен потопа застрял.
Миксир кивнул, внимательно посмотрел на листок.
- Большинство символов мне не знакомы. Понадобится много времени, чтобы понять, что здесь написано. Кронос, обеспечь охрану новой находки, - маг порылся в глубинах памяти, - думаю, Корд для этого отлично подойдет. Риордан, мне нужны твои книги по древним языкам.
Глава раскопок отдал ещё несколько распоряжений, снова взглянул на свою часть текста. Что-то вызывало беспокойство. Не в силах понять, чем оно вызвано, он спрятал пергамент в карманах робы.
Следующее утро началось с того, что Кронос вломился к Миксиру с криком, что тексты пропали.
- Что значит, пропали?
- То и значит. Я отнес их в общее хранилище, как и остальные находки. Сейчас их нет на месте. Охранники утверждают, что ничего не видели.
Миксир махнул рукой, перевел взгляд на листок, лежавший на столе. Похититель не знал о нем, или решил оставить? Скорее всего, не знал, потому как маги умеют держать язык за зубами, могут заболтать пустой информацией, не сказав ни слова правды, но ни единожды не солгав. И только маги знали, что первая часть текста уже переводится, а не хранится со всеми остальными.
- Подожди немного, - сказал Миксир, увидев, как его коллега собирается уходить, - я почти уверен, что то, что здесь написано, переврано, но в тексте закодировано сообщение. Той же рунописью, которая свела с ума того рабочего…
- Луи, - услужливо напомнил Кронос.
- Точно, его.
- Что же здесь написано?
- Легенда. Молодой парень вознамерился стать богом. Он бросил вызов светилу, что победит его в схватке. Солнце разгневалось, изжарило парня, но он быстро бросился в пещеру, и спрятался там от палящих лучей. Он бросил вызов месяцу, и нашел спасение от парящих призраков высоко в горах, куда они не могли добраться. Он бросил вызов морю, думая, что в горах оно не достанет его также, как и призраки. Но море объединилось со светилом и месяцем, они вызвали небывалый потом, и залили весь мир, погубив парня. Очевидно, что это тот самый потом, который обрушился на Яркендар…
- Как в таком случае легенда оказалась записанной на стене, которую мы обнаружили?
- …и то светило, месяц и море – Иннос, Белиар и Яркендар.
Они сказали это одновременно. Символы на пергаменте засветились, открывая магам историю.
Два человека сидели на краю обрыва, свесив ноги. Девушка беспечно болтала ногами, о чем-то беспечно щебетала, пытаясь скрыть волнение. Парень, осмелев, посмотрел ей в глаза:
- Что ещё мне нужно сделать, чтобы завоевать твою любовь?
Небосвод заполнен звездами – но сегодня он изменился. Около сотни новых светил появилось всего за одну ночь. Внешне они почти неотличимы от остальных. Но вкупе они образовывали фразу, заставляющую сердце биться чаще. «Люблю», - гласила надпись. Юноша потратил уйму времени, тренируясь создавать магический свет, замедлять время его распада, увеличивать яркость свечения, помещать в определенную точку пространства.
Прошло несколько минут, девушка молвила:
- Мне нужно время подумать?
- Поду… что? Я ведь. Я создал звезды ради тебя.
- Звезды. Они слишком далеко. Вот ночное светило – оно куда больше. Его сложно достать, правда? Достань его для меня.
Парень молча поднялся, бросил взгляд на возлюбленную и удалился. Как жрец, он мог многое – но только не переступить через возможности человека. Достать с неба месяц – на это способны только боги.
Прошла целая неделя, прежде чем юноша придумал, что делать. Если уж на чудо способны только боги, то почему бы не спросить у них помощи?..
Видение внезапно пропало – в комнату кто-то вошел. В длинном темном плаще и широкополой шляпе, он выглядел несколько несуразно – но в то же время, никто не мог толком описать его внешность – телосложение надежно скрыто под множеством складок одежды, да и лицо постоянно скрывается в тени.
- Здравствуйте, чем я могу вам помочь, - вежливо, скрывая раздражение, произнес Миксир.
- Помочь могу я. Это ведь у вас украли что-то. В руках текст, написан… магом, вчера вечером. Значит, нашли письмена. Почему переписали? Привычка или письмена видны только определенное время? Скорее, и то, и другое. Лицо выражает злость, я прервал какой-то процесс. Учитывая, что вы держите в руках вполне конкретный лист бумаги, вы изучали его и что-то обнаружили. Вряд ли просто текст, иначе бы не применяли магию.
- Когда ты успел его пригласить? - шепнул Кронос.
- Может, Риордан, - ответил маг, слушая рассуждения странного мужчины.
- Меня, правда, интересует, почему маги не потеряли силу. Боги ушли…
- Это людей не касается! – перебил Миксир, - что тебе нужно?
Мужчина подошел ближе, на мгновенье взглянул в глаза. Маг пожалел о вырвавшихся словах, понимая, что выдал слишком много человеку, который умеет думать.
- Пергамент. Не мешать. Я уже прочел то, что увидели вы и знаю, что ваше открытие слишком серьезно, чтобы попасть в чужие руки, - незнакомец брал ситуацию в свои руки. Магу это сильно не нравилось, попытался вернуть контроль над ситуацией:
- Не советую нам приказывать. Когда достанешь пропавшие части, вернешь их нам.
Мужчина выхватил кинжал, всадил его в стол. Послышался вздох, маги признали своё поражение. Нет, не силе воина. Организации, которой он принадлежал. Миксир без лишних слов протянул свиток. Как только незнакомец получил желаемое, покинул палатку. Проследив его путь до злополучной стены, руководитель раскопок шумно выдохнул.
- Не ожидал увидеть их здесь. Кронос, скрытое в тексте послание – не та вещь, которая может привлечь сыщиков империи, владеющих Чтением. Понимаю, дело невыполнимое, но выясни, что ему здесь на самом деле надо. Такие, как он, занимаются проблемами будущего, а не прошлого.
- Думаешь, что копая так глубоко, они хотят найти Аномалию.
Миксир кивнул. Сыщик прочел магию в палатке, явно из Чтецов. Знал, что маги сохранили силы, и главное, знал, как именно. И кинжал, на рукояти которого выгравировано до жути знакомое существо.
Юноша пустился к обрыву. Недавно он уже был здесь, сидел рядом с любимой девушкой, радовался жизни и своей придумке со звездами. Но она отвергла его любовь, придумала задание, которое невозможно выполнить. Ничего, он докажет свою силу. Все жрецы увидят мощь, преклонятся на колени, поднесут Посох Власти.
- Белиар, дай мне свою силу! – что есть мочи кричит он. На что надеется, глупец? Не ясно, отчего, но бог тьмы отзывается на зов. Воздух задрожал, в нем проступили неясные черты.
- Смертный?! Чем ты оправдаешь свою наглость? – прогрохотал глухой голос.
- Ничем, - точно, глупец, - потому что моя наглость не имеет оправданий. Я хочу получить твою силу.
- Человеческое существо не в силах распоряжаться волей богов. Я могу дать тебе часть силы, но что получу взамен?
- Ничего, - юноша не пытался отступить с линии. Он долго пытался постичь сущность богов, понял, что только яростным напором можно добиться достижения цели. Иначе боги завладеют душой, сделают рабом.
- Ничего, - снова грохот, - а ты мне нравишься, смертный. Хорошо. Прими мой дар, использую по усмотрению.
Неясные черты воздуха исказились, проступили в виде меча.
- Коготь Белиара, вот и ты, - прошептал сыщик, - вот только не всё ясно. Аномалия, я чувствую тебя даже в те далекие времена. Это ведь ты оставил маяк. Для чего? Зачем тебе показывать истинную историю, она ведь никому не нужна.
Треснул сучок, мужчина мгновенно развернулся, спина прижалась к стене, рука скользнула к поясу, к кинжалам.
- Теряешь форму, Легион. Раньше был шустрее, - к сыщику приблизился воин Кольца Воды, именуемый…
- Корд? Точно, это ведь тебя послали за Барьер раскрыть генерала, - сыщик сбросил напряжение, - к Читающему можно подобраться только в случае, если он сам этого захочет.
Несмотря на то, что Корду практически удалось застать сыщика врасплох, это было предопределено, Легион видел ситуацию. Не обратил внимания, занимаясь более интересными делами. Воин пожал плечами, словно упрек его не касался. Ворошить прошлое не входило в его планы.
- Маги послали меня спросить, что ты обнаружил. Расстроены, что ты украл их добычу, - проговорил Корд, следя за лицом сыщика. В отличие от остальных, он мог его видеть. Легиона это не волновало. Реальность не интересна, в ней нет тайн. Естественно, что маги заинтересованы. И в бешенстве. Конечно, они послали самого опытного бойца для проверки результатов, любой другой бы не смог даже подойти. Не очень хорошо, что Корд специально выдал себя, но тут сыщик себя не винил – Читающих ценили вовсе не за способности охотников или рыцарей.
Коготь Белиара. Могущественный артефакт, способный поглощать души живых существ. Юноша не знал об этом, резко ухватился за рукоять, выдернул из рук бога. Теперь, управляя силой Белиара, он мог достать царицу ночи. Не стал долго ждать – призвал месяц.
Волны хлынут к берегу, быстро перебегают через обрыв, покрывая остров толщей воды. Богиня тьмы, помощница Белиара, переплывающая небосвод, приближалась к Яркендару.
Боль и опустошение. Сознание рассеивается, гаснет. Месяц все ближе и ближе, он притягивает взор – но взгляд туманится, не может сосредоточиться, уходит в небо и остается там.
Пустота. Сознание стремится поглотить пустоту, заполнить её – но что может сознание одного против мощи неба?
Легион страшно закричал, рухнул на землю. Через мгновенье вскочил, что есть мочи ринулся к морю. Волну приняли тело, покинутое сознанием, вернули на берег. Корд нагнал сыщика, перевернул на живот - Читающий успел нахлебаться воды.
- Что ж ты там такое увидел, что умереть захотел, - задумчиво произнес воин, смотря на морскую рябь.
Легион очнулся только через несколько часов. Тяжело дыша, он смог приподняться, посмотрел на небо.
- Аномалия.
- Что? – Корд оказался рядом, почуял пробуждение спасенного.
- Аномалия. На тот момент куда могущественнее, чем сейчас. Атака на разум, любой маг бы не выдержал. Хорошо, что я успел вовремя остановиться.
- Так что ты выяснил? – Корд упорно стремился к ответам, не обращая внимания на состояние сыщика. А может быть, специально ждал момента, пока мужчина не построил защиту – кто знает.
- Ты вообще случаешь? Человек, вызвавший десять лет назад кризис богов, существовал во времена расцвета Яркендара и вызвал глобальную катастрофу, оставив о ней напоминание в виде куска стены. Проблема в том, что перезаписанный текст вызывает у любого, кто его прочитает, помутнение разума, которое никто не может выдержать. Действие ослабевает, если текст записать на другом языке. В общем…не знаю я эту часть магии, не знаю, - сыщик засмеялся, - смешно, да, лучший ум на этом острове не знает чего-то о магии. А всё потому, что рунная магия давно уже забыта и маги пользуются её остатками. А, нет, вот ещё смешнее, я почему-то рассказываю тебе всё это, хотя не должен.
Легион резко прекратил смех, взгляд зацепился за месяц, поднимающийся на горизонте. Пробормотав «защита», он поднялся на ноги, бросил Корду краткое «забудь» и зашел по щиколотки в воду.
- Ага, ясно, почему я в море полез. Хотел проверить, влияет ли движение ночного светила на приливы и отливы.
Он не видел, что воин закинул левую руку за спину, скрестив пальцы в знаке рассеивания.
- И все равно, - продолжил рассуждать сыщик, - что-то не клеится. Не мог тот парень так быстро призвать месяц. И у меня, демон всех дери, нет сил на сканирование.
Легион почуял присутствие магов, быстро зашагал по берегу. Только сейчас понял, что его приказ не исполнился. Корд ничего не забыл.
- Он охотится за Аномалией, как вы и предполагали, - отрапортовал воин с аквамариновым кольцом па пальце, - считает, что в стене запечатана сила, способная туманить рассудок. Последние крохи способности потратил на выявление причины приливов. Мы можем его задержать, если потребуется.
Миксир прикрыл глаза, анализируя информацию. Через минуту размышлений выдал:
- Не стоит. Исчезновение Чтеца заметят, даже если он путешествует самостоятельно. К тому же, он может вывести нас на похитителя. Мы нашли в болотах одного из наших рабочих, друга Луи, с отрубленной головой. При нем были почти все остальные тексты. Пропал только один листок, и я думаю, что именно с той силой. Пусть Читающий найдет его, а вы со своими людьми перехватите.
Корд только кивнул, через мгновенье растворился в зелени кустов. Странно было ожидать от тяжеловооруженного воина навыки охотника, но Корд ими обладал. И Миксир подозревал, кто мог обучить человека премудростям скрытности. Однако о подозрениях предпочитал молчать. Если цель Легиона ясна – найти и уничтожить Аномалию, то маги предпочитали не распространяться, что их сила напрямую зависела от ненавистного многими существа. Даже способность Читающих появилась только после Кризиса Богов, что не могло не наводить на размышления.
Маг вернулся в свою палатку, убедился, что Кронос и Риордан прибыли.
- Экскурс в историю продолжается, - объявил Миксир, вынимая из кармана новые тексты.
Свет заполонил мир в тот миг, когда месяц коснулся поверхности воды. Одни океаны пересохли, в то время как участки суши высотой в несколько сот метров над уровнем моря оказались затоплены. Мощь богов притянула ночное светило, и оно отомстило тому, кто посмел его призвать. Парень первым оказался в пучине моря, его смыло водой. Он не отпускал Коготь до тех пор, пока не испустил дух. И в тот миг, когда помощница Белиара соприкоснулась с водами Аданоса, бог света вмешался в игру.
Взрыв откинул месяц обратно в небо, волны хлынули на поверхность Морграда, сминая всё на пути. Боги не скупились на силы и не жалели о решениях. Их не интересовала гибель людей, случайно оказавшихся на дороге великих сил.
И мир бы погиб в тот день, если бы не человек, решивший выступить против богов. Он заговорил с ними и предложил ограничить их силу, дабы боги не разрушили мир, что сами сотворили.
И высшие, рассудив мудро…
- Не совладали наши боги с человеком, и он насильно заключил их силу в телесные оболочки. Думаю, вы догадываетесь, кто это, - закончил речь Миксир.
- Много почестей для одного существа, - хмыкнул Риордан.
- Выходит, что Иннос встал между Белиаром и Аданосом, а вовсе не тот, о ком долгое время проповедовал старина Ватрас, - заметил третий маг, - а значит, нужно решить, выйдет ли то, что мы узнали, за пределы этой палатки. И является ли это правдой.
- Мы десять лет назад встречались с телесной оболочкой силы Инноса. Ты, Кронос, ему все наши свитки продал, разве не помнишь? А Ватрас восстанавливал Глаз, - напомнил глава экспедиции, но затих, понимая, что про Весы Аданоса лучше не начинать разговор.
Маги снова сцепились в словесной схватке, отстаивая своё, несомненно, истинное мнение.
Легион перешел на бег, легко преодолел несколько сотен метров, остановившись только возле болот. Маги решили помешать расследованию, но это уже не важно. Ещё до первой встречи с ними он почуял нить хаоса, тянущуюся с болот. Сил на магический анализ не хватало, но мужчина не зря выбрал профессию сыщика. Осмотр границ привел к месту прорыва, откуда по едва заметным следам Чтец добрался до места смерти Луи. Он сошел с ума, стоя на единственном в болоте ровном каменном месте. Организм, лишенный разума, добрался до относительно безопасного для безумца прибежища, но сознание не смогло вернуться обратно в тело.
Кто-то другой взял под контроль и повел в атаку? Или в ход пошли голые инстинкты и желание уничтожить обидчика? Сыщик не мог сейчас ответить на этот вопрос, вместо этого занялся поиском других следов. Очень скоро он вышел на окровавленную поляну. Тело уже убрали, но ясно, что тут кому-то отрубили голову. Отсюда тянулся едва заметный шлейф опасений, тянущийся к порталу из Яркендара.
Помянув родню демона, Легион пустился в бег. Надо было узнать, кто работал на раскопках, но сейчас поздно метаться. Нужно догнать убийцу, пытающего скрыться. Корабли от Хориниса отчаливают каждый день.
Он не успел, и целых полгода искал остров, на который отправился беглец…
Маленький портовый городок не заметил прибытия человека. Тот незамеченным проскользнул мимо стражников, лениво поглядывающих на проходящих в ворота людей. Так же быстро пересек улицу и оказался на задворках городской жизни. Он ни разу не был в Кратосе, но решительным шагом, словно всегда знал дорогу, направился в сторону небольшого трактира в порту.
Он в самом не знал города, никогда о нём не слышал. Но опыт, приобретенный в ходе длительных путешествий, безошибочно определял за многие километры, что за весь предстанет на горизонте, чем кормится, где живут рабочие, где – знать, а в какой стороне находится молебня.
Несмотря на кажущуюся незаметность, незнакомец выглядел весьма необычно. Длинный темный плащ скрывал от любопытных взглядов кольчугу и пояс с прикрепленными кинжалами. Профессионал мог бы увидеть и необычную для этих мест гибкость движений, свойственную немногим воинам.
Но самым необычным, разумеется, была широкополая шляпа, скрывающая лицо в тени. Именно из-за неё прохожие оглядывались на одиноко идущего человека, пытаясь понять, кто же перед ними. Но, едва тот скрывался за углом, тот час забывали о мужчине и принимались за работу.
Незнакомец остановился перед двухэтажным зданием. Глазами поискал вывеску. Она оказалась там, где и должна была быть – над дверью. Бочонок пива, нарисованный на дощечке, довольно ясно давал понять, чем занимаются постояльцы заведения. Улыбнувшись, всё-таки не всегда быстро находил трактир, он зашел внутрь.
Посетителей в обеденное время оказалось всего двое. Они не сразу обратили внимание на мужчину. Но один из рабочих вдруг толкнул друга, показал глазами на шляпу.
- Такие только сыщики носят.
- Врешь, окаянный, - прошептал второй.
- Дык не лгу. Я когда на Миртане был, видел одного с такой же шляпой. Ну, ты же знаешь, магики силу потеряли, читать мысли не приспособлены, вот сыщики снова и появились, воров ловить.
- А вдруг узнает, как мы у Федора корову увели?
- А ты трепись поменьше, никто и не узнает.
Сыщик присел за стол, тихо произнес: «Мне ваши коровы ни к чему». Никто не услышал, рабочие продолжили разговор, то и дело поглядывая на незнакомца. Его это не волновало. Мужчина заказал кружку пива, принялся расспрашивать трактирщика о местных новостях. Как бы странно он не выглядел, поведение оказалось совершенно обычным для путешественника.
За кружкой пива последовала вторая, время пролетело быстро. Рабочие давно успели удалиться, солнце начало заходить за горизонт. Глаза незнакомца начали было слипаться, как сумерки прорезал женский крик.
Мгновенно, словно и не было в прошлом четырех литров темного пива, сыщик оказался у двери. Трактирщик не успел крикнуть об оплате, как взгляд остановился на золотом, оставленном на столешнице.
Мужчина в этот момент находился на полпути к предполагаемому месту преступления. Рабочие верно определили его работу. Они даже знали, по какой причине отдел расследований преступлений снова вернули в канцелярию имперской службы. Не иначе, как им сказал кто-нибудь из людей посообразительней. Тот, чьи интересы выше коровы Федора.
«Хватит анализировать несущественную информацию».
В отделе расследований, конечно, приветствовалась широта мысли, но сыщик часто делал абсолютно абсурдные предложения. Именно по этой причине приходилось ограничивать мышление – оно принимало любые теории, даже невероятные – а это грозило настоящему расследованию.
Когда мужчина добежал к нужному дому, там уже стоял один из стражников.
«Возраст? Сорок пять – пятьдесят лет. Опыт, осанка, взгляд? Любит командовать. Узнал меня. Даже рабочие узнали, скрытно не поработаешь. Вывод – начальник здешней стражи, живет недалеко или сам патрулирует район. Порт? Не, только патрулирует. Почти ночь, холостяк. Оружие? Меч. Эфес отполирован, часто упражняется».
- Быстро ты меня оцениваешь. Лучше бы на труп взглянул, следак, – как-то недовольно буркнул начальник стражи, едва взглянув на сыщика.
- Ваш опыт я недооценил, - признался мужчина, переведя глаза на девушку. Грязные штаны, видавшая виды телогрейка…
- Работала на ферме, тут, недалеко от города. Винцессой звать. Хорошая была девушка, скромная. До дома, - старик протянул руку в сторону двери, - пару шагов не дошла.
- Винцесса?
Стражник отвернулся от тела, поглядел сыщику в глаза. Неизвестно, что он пытался там найти, убийцу, демона или самого Инноса, но ответил вдруг дружелюбно.
- На лету схватываешь. Значит, не из этих твердолобиков. Меня Ваттер зовут, губернатор и начальник стражи города Кратос. Если ты действительно тот, кто я думаю, то завтра вечером жду в гости, поговорим. Ты, я вижу, человек непростой. И убийцу к этому времени поймаешь.
Мужчина коротко кивнул, надвинул шляпу на глаза. Градоначальник оказался тем ещё крепким орешком.
- Меня можно назвать Легион. Думаю, эта маленькая ложь скажет вам столько же, как и мне Винцесса.
Только когда стражник ушел, сыщик продолжил работу, то и дело вспоминая взгляд губернатора. Люди с таким взглядом непросты. Слишком много пережил в молодости. Но за какие-то грехи сослан в портовый городок на островах. А уж умение читать собеседника приходилось издревле только…
- Итак, что мы имеем. Штаны испачканы в земле. Да, при работе на ферме такое возможно. Судя по всему, капли – поливала растения. Работа связана с поддержанием хозяйства. Таких ферм на острове не должно быть много, ведь город кормится рыбой. Ферма скорее для разнообразия пищи, предумышленно убивать работников никто не будет, потому что можно лишиться хлеба. Значит, экономическую составляющую вычеркиваем.
Скрипнула дверь, кто-то выглянул на улицу.
- Чегой-то тута расшумелись. Винни? О Иннос, что с ней.
Мимо почти пролетела женщина, подхватила девушку на руки.
- Винни, как же так. Такая хорошая, за что тебя так?
Женщина запричитала, Легион лишь покачал головой. Эмоции, какой от них толк. Лишь мешаются под ногами мыслей, сбивают с толку.
Винни. Сокращенно от Винцессы….
- Как полное имя этой девушки?
- Ирод, стоит, ничем не помогает. Винни она и есть Винни. Бесчувственная скотина, тут человека убили, а он именами интересуется.
Женщина снова бросилась в плачь, а мужчина только пожал плечами. Отсюда видно, что Винцессу проткнули ножом в сердце. Нет, не так. Пожалуй, это самое сложное – выяснить, кого пытались убить – Винни или Винцессу. Простую девушку или же замысел имел какую-то цель. С этими мыслями сыщик уверенно направился к дому убитой, но путь уверенно преградила всё та же женщина.
- Нечего тут ошиваться. Сейчас стражу позову, мигом за решетку упрячут. Никак. Ты и есть убийца. Отвечай, ирод, что ты с Винни сделал? СТРАЖА!!!
- Противодействие лицам, состоящим на службе императора Миртаны, будет караться по закону. Если вы будете продолжать мешать вести расследование, то я посажу вас за решетку, как подозреваемую. Учитывая огромную разницу в моем ранге и ранге вашего губернатора Ваттера, вам вынесут отрицательный приговор в виде смертной казни.
Легион снял шляпу, уставился на женщину. Она словно не слышала слов, но боевой задор постепенно спадал, уткнувшись в ледяную стену хладнокровия стоящего перед ней человека.
- Как пожелаете, - прошептала она и снова кинулась к бесчувственному трупу.
«Как же это хорошо, что мне не приходится блефовать. Пару лет назад меня самого бы за такие слова четвертовали, а тут на тебе, формально не придерешься. Демон, это гордость. Если она снова помешает увидеть правду, то я сам же себя кину в чертоги. И поделом».
Обиталище ничего не показало. Обычная халупа, крыша над головой, кровать и стол. Слишком уж нищенский образ жизни, но выяснить, почему девушка не накопила хотя бы на стул, вряд ли удалось бы ночью. Может, работала за еду? Причем в буквальном смысле – что вырастила, то и ела? Запаха рыбы в комнате-доме не чувствовалось, только сырость. Дырявая крыша? Живет одна, причем давно. Хм, а куда она складывала одежду? Соседи отзываются о ней, как о хорошей девушке, такого не будут говорить о вечной грязнуле.
Быстрый осмотр не дал результатов. Дополнительных шкафов не возникало в комнате, им и неоткуда было взяться. Не телепортировала же она их, такая магия уже десять лет как утрачена.
Зато, обнаружилась дыра в крыше. В неё спокойно пролезал кулак, да и сломана недавно. Словно в подтверждение, внизу валялись обломки гнилой доски. Мужчина присмотрелся к полу, увидел характерные полосы.
- Хорошая скромная девушка, но показная нищета. Конечно, убили не Винни, а Винцессу, - бормотал сыщик, отодвигая стол, - ведь она прятала все сокровища в подполе. Ох, не зря я гостил в Нордмаре, где продукты про запас хранят. В Кратосе о таком никто и не подумает. Море не замерзает, рыба всегда есть. И девушка, конечно, знала об этом.
Крышка люка легко поддалась тонкому лезвию кинжала, под ней угадывался небольшой погреб. Легион спрыгнул. Через минуту, когда глаза уже привыкли к темноте, начал оглядываться.
- И сыростью, значит, отсюда…
Возле одной из стен расположились два сундука. Не мудрствуя лукаво, мужчина потянулся к поясу, снял отмычки. В одном, как и полагалось, оказалась одежда. А во втором – подтверждение того, что Винни девушка придумала, как прикрытие. Только вот откуда тогда об этом узнал губернатор? Прибыл вместе с ней? Нет, он здесь уже давно, девушке даже стольки лет нет.
Именно в этот момент сыщик рассмотрел на промокшей земле четкий след мужского сапога…
- Демон тебя дери, ты видел меня. Я тебя спровоцировал на действия только фактом присутствия. О, Белиар, как же тебе повезло, что ты решил покинуть этот мир, я бы тебе таких тумаков прописал. Девушка что-то знала о тебе. С утра срочно на фермы, обойти все.
Сыщик припомнил рабочих в трактире, они рыбаками тоже не выглядели. О чём они разговор вели? Корова Федора? Надо проверить. Но пока что…
Я появляюсь в городе. На меня обратили внимание два раза, в остальных случаях просто забывали. Первый – на воротах. Что естественно, так как выгляжу я для этих мест странно. Второй – трактир. Работники узнали во мне сыщика с материка. Они ушли, оставив меня попивать пиво. Кажется, один из них о чём-то шептался с трактирщиком. Может быть, чтобы тот задержал меня на пару часиков.
В это время кто-то забирается в дом девушки. Это несложно сделать, даже несмотря на бдительных соседей. Должно быть, их нет на месте. Отодвигает стол, находит тайник, но ничего не берет. Сундуки? По всей видимости, не открывались, всё на месте. Или не нужно? В любом случае, то, что нужно, в доме нет, ждет Винцессу на улице. Почему на крыше? Днем хорошо видно, потому уходит и возвращается в сумерках. Все равно крыша. Почему не за углом? Почему не в доме, в конце концов? Нет, он там и ждет, но есть кто-то ещё. Кто-то спугивает. В панике на крышу, но провалился. Его обнаруживают. То есть, либо убито двое, либо в сговоре.
Легион пришел в себя. Он, как наяву, видел действия людей. Словно призраки, они плыли перед глазами, открывая двери, рыская по всему дому в поисках. Но, наваждение пропало, сыщик вернулся в реальный мир, где он в одиночестве сидел в погребе.
Где-то наверху послышался писк, мужчина в мгновенья ока выпрыгнул, схватился за кинжалы. Однако увидел только мышей, борющихся за кусочек хлеба.
- Когда-нибудь я сойду с ума. Надо же, мышей испугался. Почему их не вывели?
Легион ещё раз оглядел комнату, вдруг понял.
- Так ведь здесь никто и не живет. Винцесса пыталась приручить здесь мышей, и этим мотивировала свои походы сюда. Наверняка за ней слава «и мышки не обидит». И действительно, не обижает ведь. Опять с самим собой говорю. Надо что-то с этим делать. Может, подручного завести, а то выгляжу, как идиот…
Мысли становились всё тяжелее, вытесняя из головы расследование. Понимая, что до утра от него не будет толку, сыщик рухнул на постель.
Проснулся детектив ещё до восхода солнца. За день нужно обойти фермы и к вечеру привести убийцу к губернатору. Слишком мало времени, учитывая незнание местности. Но мужчина понадеялся на богатый опыт и смело двинулся в путь.
Стражники на воротах чуть заметно кивнули, словно узнали. Значит, Ваттер сообщил им о статусе новоприбывшего. Не то, что бы Легиона на самом деле интересовало, что о нём рассказали, но привыкший видеть каждую мелочь мозг отметил новый факт. Просто так, по привычке.
- Значит, ты нашёл убийцу. И кто это?
Легион сел на предложенную табуретку, приподнял шляпу.
- Знаешь, Ваттер, у меня всё это время крутился только один вопрос. Зачем?
Стражник фыркнул:
- Что зачем? А, так вот оно… И как ты пришёл к такому выводу?
- Ты очень опытен, это видно сразу. десять лет назад ты жил на Миртане. Ты отлично знал, что там происходило. Это здешний народ не знает правды ни о магии и том, как её на самом деле потеряли, ни об Избранных. Но ты всегда знал, что существуют люди, чьи способности превосходят чьи-бы то ни было. Я вижу прошлое, как бы давно оно не происходило. Я не вижу лиц, но очень хорошо ощущаю ауру того человека, который совершил преступление. Я разгадал загадку в тот момент, как ты назвал имя жертвы. Единственная ошибка, который ты совершил специально.
- Таких, как ты, звали счетоводами в наши времена, - вздохнул начальник стражи, - за способность очень быстро анализировать информацию. Вот только видеть будущее никто не мог, способностей не хватало. Для того чтобы видеть ауру любого предмета, нужно родиться с магической искрой.
- Ближе к делу.
- Ты не видишь прошлое, ты его просчитываешь на основании тех улик, которые ты нашел. Любой оттенок ауры отпечатывается в пространстве, и именно его ты ощущаешь.
Легион потянулся к поясу. Старик, не замолкая, приблизился к стене, к которой был прикреплен меч. Он ошибся, не поняв, что видит Читающего.
- Даже сильнейшие из счетоводов ошибаются. Ты спрашиваешь, зачем? Какие причины могут быть у преступников?
Почти дотянувшись до заветного кинжала, сыщик бешено размышлял.
Солнце садится за горизонт, исчерпав лимит дня. Девушка быстро идет к дому, уже подходит к двери, но та вдруг открывается. Навстречу ей движется убийца, держа в руке нож. Обычный, кухонный, другой он не смог найти на ферме. Они разговаривают. Наблюдатель на крыше внешне спокоен. Почему внешне? В нем чувствуется ярость. Да, он хочет быть на месте убийцы, он мысленно уже убил девушку и ждет, когда это сделает его сообщник. Сообщник? Нет. Работник фермы и не подозревает о наблюдателе. Но вот он пыряет девушку, потом ещё раз. Потом вдруг слышит скрип – нога старика соскальзывает и проваливается внутрь дома. Работник мгновенно понимает, кто перед ним и быстро убегает, скрываясь в задворках домов.
Наблюдатель легко спрыгивает с крыши, подходит к девушке. Почти мгновенно он видит в руках девушки клочок бумаги. Наклоняется, подносит к лицу. Глаза бегут по бумаге. Откуда Винцесса взяла этот жалкий листочек и что самое важное, что на нём? Почему ощущается согласие старика со всем, что написано пером?
Меч просвистел над головой, детектив увернулся на одних рефлексах. Ещё не понял, что произошло, но рука выдернула кинжал, клинок отразил очередной удар. Ваттер уставился на рисунок, выгравированный на рукояти.
- Орёл? Так ты..
- Глава миртанийского отделения организации Дракс. Я – Легион. Это не моя кличка, не моё прозвище. Это призвание. Твоя смерть.
Стражник, однако, быстро пришел в себя. Меч описал полный круг, через миг устремился в голову сыщика. Мужчина ловко увернулся, но атаковать не спешил. Слишком далеко, а пока силы не покинул старческое тело, тот будет сохранять подвижность, завидную даже молодняку.
Удар, второй, третий. Ваттер за десяток секунд пять раз успел занести оружие опасно для здоровья Легиона – но тот лишь уклонялся от атак, парировал клинок.
- Надеешься, что я выдохнусь, человек?
Человек? Сказано с ненавистью. Так вот в чём причина странного поведения. Но с чего ненависть вообще появилась?
- Да, надеюсь. Я моложе, ловчее. Зачем мне утруждать себя?
Стражник лишь усмехнулся, зажимая в руках секиру. Секира? Мужчина не успел подумать, как именно оружие оказалось в руках начальника стражи. Всё внимание пришлось уделить только одному – спасению.
- Я так люблю тебя, Винни, - прошептал мужчина.
- Я тебя тоже, - девушка сильнее прижалась к мускулистому телу, заглянула в глаза, - знаешь, у меня есть одна тайна, которую я не говорила ещё никому. О ней никто не знает. Но я верб тебе, ты ведь никому не расскажешь, правда?
Мужчина кивнул.
- Моё настоящее имя – не Винни, а Винцесса.
- Так похоже на принцессу. Да ты и есть моя принцесса.
Где-то вдалеке зазвучал колокол, возвестил пару об окончании обеда.
- Ну, всё, мне надо торопиться. Пшеница просто так не вырастет без меня, - улыбнулась девушка, убежала прочь.
Мужчина лишь усмехнулся, посмотрел на отдаляющуюся фигуру. Хороша, ничего не скажешь, все формы на месте. И зря Федот говорит, что от обольщения нет никакого проку. Как иначе бы узнал о корове, которая скоро должна отелиться.
Недолго думая, мужчина двинулся к другу. Очень скоро, проявляя неслыханные для обычных работников ферму чудеса предосторожности, они оказались около стада конкурентов. Пастух лениво поглядывал за скотиной, но большей степенью дремал в тени дерева. Исчезновения одной из коров он заметил только вечером.
Но, Винни оказалось провести не так просто. Женское сердце словно предчувствовало обман, девушка ждала на том же самом месте. Она надеялась, что увидит его…и увидела. Но вместо любимого мужчины стоял вор. Он беспомощно смотрел на неё, даже что-то говорил, оправдывался – но Винцесса лишь убежала прочь.
Только ближе к вечеру Винни дошла до города. По пути ей встретился друг, известный на острове поэт. Не скрываясь, девушка выложила ему все проблемы и тревоги. Даже назвала истинное имя, понимая, что теперь это уже не будет никому секретом.
Она не могла знать, что поэт расскажет это имя начальнику стражи. Ваттер решил присмотреть за принцессой, чье происхождение легко прослеживалось по имени, которым не называют фермерских девиц.
- Я бессилен что-либо сделать. Представь только себе, сам Легион, один из лучших сыщиков Миртаны, терпит поражение. Почему, почему любое моё действие только вредит? Поймал преступника – хоть бы кто поблагодарил, что город спас от маньяка. Людям нет дела до происходящего вокруг, пока это их не касается. И знаешь что, мне это решительным образом надоело. Почему бы самому не выйти на улицу и не начать убивать? Весело ведь. А главное, меня никто не поймает, потому что я знаю методы всех остальных сыщиков. Им не хватит улик даже подумать о том, что я смог бы зарезать человека просто так, для забавы.
Легион выпалил тираду, глотнул пива. «Я ведь чуял ту же силу, что и на раскопках. Именно тот текст был написан на листочке. Он заставил Ваттера прирезать убийцу девушки. Где теперь тот листок?»
- Ты меня не помнишь, - сказал кто-то под ухом. Легион оглянулся, увидел чье-то незнакомое лицо, - я Лисп, здешний поэт.
- Кар…Легион.
- К чему эти ложные имена? – удивился поэт, - это убивает реальность. Только правда раскроет истинную красоту мира.
- Карстен.
- Вот, братишка Карстен, зацени.
Поэт резко запрыгнул на стол, что есть мочи крикнул:
- «Люди, вас ненавижу я,
Подите-ка, прибейте меня.»
Не дожидаясь реакции толпы, Лисп выбежал из таверны. Легион уставился на руки, скрещенные в знак рассеивания магии. Он не помнил, чтобы сделал это сознательно.
- Демон, мне стерли память, - почти взревел он. И этим привлек внимание работников, медленно вынимающих ножи и кинжалы. Ненависть, копившаяся в людях годами, пожирали их изнутри, и требовала выхода.
Пиво мешало сконцентрироваться, но он смог это сделать, ухватился за мысль.
«Я иду в город. Прохожу стражу. Кто-то говорит «шоу начинается». Обращается ко мне «забудь», как я поступил с Кордом. Только я забыл, потому что не был готов. В этот момент он выходит из города, идет на ферму. Там встречает рабочего, укравшего корову. Мужик внезапно приходит в ярость, бежит в город, стража пропускает, хотя только что он проходил обратно на ферму. Думает, что за добавкой пошел? Мимо, не думай в этом направлении. Кто этот кто-то? Стражники. Один из них здесь, косится на меня. Мысли. «Шоу начинается». Это сказал Лисп»
Уже почти не соображая, Легион вывалился на улицу, чудом избежав избиения. Вот только город преобразился. Доселе мрачный, в этот вечер он казался до невозможности ужасным. Люди словно взорвались, кричали друг на друга. Во многих местах начались драки. Неужели тот маленький стишок и был записан на листочке? Ничем другим сыщик объяснить безумие не мог.
«Я создал хаос, что буду делать? Наблюдать. Место? Высоко. Крыша, где не достанут, но и видно многих. Молебня на центральной площади».
Детектив оказался на нужном месте за пару минут, быстро взобрался на крышу. Так и есть, поэт не обманул ожиданий.
- Признаюсь, я недооценил твою способность видеть магию, хотя и знаю, кто подарил её вашей братии, - не поворачивая головы, произнес Лисп. Он сидел точно так же, как и юноша в день демонстрации сотни звезд, немного нервничая, но радуясь получившейся забаве. Это он? Нет, наваждение, морок, - но со мной это бесполезно. Ваши маги утратили большую часть сил, уже не могут читать мысли – а я могу ими управлять. Смотри, мамаша своего ребенка зарезала, смешно, да?
Легион не мог шелохнуться. Он видел энергию, исходящую от Лиспа (его ли это имя?), но не мог её отбить. Забыл, как это делается.
- Не смешно? Что молчишь-то? Отвечай!
- Как ты это сделал? – процедил сквозь зубы сыщик, с ужасом осознавая, что один приказ поэта наложился на второй, и тело не выдерживает такого насилия.
- Идею мне маги воды подкинули, на раскопках кое-что…а, ты там был. Я подумал, что легко смогу управлять городом. Обычными словами. Тому сказал пару фраз, второму помог избавиться от жены-изменницы, третьему солгал про соседа. Я ведь местный дурачок, наивный, честный. Эта мамаша совсем разошлась, третья кошка. Наивным и честным верят. Так, день за днем, я настроил всех друг против друга. Осталось только подождать какое-нибудь из ряда вон выходящее событие, вроде появления темного плаща со шляпой. Ну, у тебя кроме плаща и шляпы обычно ничего не видно. Поэтому будем считать, что они послужили…
Легион почуял внезапное изменение расстановки сил. Поэт тоже заметил, обернулся, мигнув стеклянными глазами. Лисп явно попытался применить силу…но ничего не вышло, она оказалась бесполезна против существа, бросившего вызов богам.
Способность к разбиению маги вернулась, сыщик одним усилием мысли сбросил путы рабства, рука потянулась к кинжалу. Аномалию следовало уничтожить любой ценой. Разворот, рывок, укол, в сторону, повторить. Цель легко ушла ото всех ударов, через мгновенье выбив кинжал.
- Сталью против меня? Я ожидал большего.
Парень, ужасно похожий на юношу, притянувшего месяц, прошел мимо, коснулся поэта. Тот распался на тысячи мелких осколков.
- Он выучил иллюзию. Пойдем, нам тут делать нечего, - обратился он к сыщику.
- Ты оставишь этот город таким? Ты ведь можешь их спасти! Примени ту силу, что наложил на стену!
Аномалия не повела и бровью. Когда-то это существо было человеком – но не сейчас. Однако через мгновенья в руках Легиона оказался листок, написанный некогда магами воды. Сыщик прочел его, потом ещё раз. Перевернул, даже лизнул. Никаких отголосков магии. Но ведь это тот же самый листок…
- Ты проиграл, детектив, не отгадав вовремя загадку про силу, заставившую рабочих сойти с ума. И я…проиграл… Мне не впервой уничтожать острова…
Легион просчитал решение загадочной Аномалии, притянул кинжал…но нет, не сейчас. Нужно выждать нужный момент.
В тот же миг остров вместе в тысячами жителей рухнул в пучину. Высшему существу было плевать на гибель людей, оно стало таким же, как и те, с кеми оно боролось. Долгие годы жизни изменили парня, некогда хотевшего покорить девушку.
Они зависли в воздухе, а потом резко пропали. И лишь листок, уносимый ветром, напоминал, что некогда на этом месте был процветающий город, уничтоженный игрой Аномалий. Идея, записанная на листке, уносилась в новые дали, открывая новый мир.
Кронос стоял перед стеной, пытаясь понять тайну пропавшей надписи. Целый год прошел с тех пор, как Луи разбил каменную плитку. Текст начал пробиваться вновь, оживленный царицей ночи. Маг пробежал по строчкам, узрел пропажу. Мгновенно переведя фразу, он произнес:
«Власть – контроль над мнением большинства».
№ 5.1.
Небо и земля перемешались... Казалось, что они в невероятной пляске молний и грома, решили перекроить Миненталь заново, вырвав с корнем жалкие жизни обреченных людей, принеся иным из них милосердное облечение и желанную свободу.
Разговоры велись уже давно – от полушепотка и увиденных вскользь свитков из Венграда, до вскриков из шумных хмельных посиделок рудокопов у костра. Маги. Это слово тягучей огненной каплей каталось на языках, приодеваясь в ярмарочные балахоны, строгие алые рясы или же в красные робы, которые исстари носят палачи в Нордмаре. Каждого коснулась длань огнеликого Инноса, каждый знал на что способны маги, или на что они не оказались способны, когда более всего были нужны… Оттого-то такими лоскутами и обрастали слухи о том, что тринадцать великих чародеев королевства скоро ступят на земли Минненталя и обезглавят самую вожделенную мечту каждого которжанина – мечту о свободе. Надзиратели, уже не таясь, ликовали и радовались скорому возвращению в заждавшиеся семьи. У озера под скалой ставили сходни, сколачивали добротный помост, перетаскивали плотные ящики для руды. И каждый день всё новые караваны заключенных исправно шествовали, подгоняемые конвоирами, в сторону ощетинившегося острым частоколом, Рудного Замка… Ли и Гомез одинаково жаждали скорейшей развязки, какой бы она ни была, ибо люди измучились жить в страхе перед неизвестностью и с сердцами полными обжигающей тревоги.
А начиналось всё совсем иначе - тогда тревога и страх были лишь тенью, а владычествовали над Миненталем безысходность, злоба и обман. Но всему, по законам богов, суждено меняться. Всему – даже узилищу отчаявшихся, судьба многих из которых изменится с приходом всего нескольких людей. Один из которых поведет их к свободе…
Он появился в колонии поздно ночью – он и еще трое крепких молчаливых мужчин, тела которых были измотаны пытками и отмечены искусной рукой частых войн. Их конвоировали венградские королевские наемники – личная гвардия короля, без лишних вопросов и лишних движений выполняющие любой приказ государя.
- Хвост, видал свежих брусов[1]?- Квентин толкнул своего приятеля, вольготно расположившегося у костра.- Мракорис меня задери, но на обычных щипачей, бабочников[2] или съехавших мясников[3] они совсем не похожи. Глянь, никак у нас батя[4] новый завелся?- Дожевав пахучий и почти безвкусный кусок лапы падальщика, Хвост медленно поднял глаза на прибывших.
- Квентин, заткни пасть! Я тебя просил говорить по-человечьи?! От твоего воровского клёкота уже нормальная речь только во сне и видится. И не шуми, сам вижу – непростых птиц к нам забросили, охх непростых… - Хвост зыркнул на притихшего Квентина и заговорил еще тише:
- Раз ночью привели и в Замке об этом знали, то, видать, лишних глаз не хотели. Но ты присмотрись к конвойным – личные волки Робара, для тихой травли… Не из войск и не армейские, посему значит, наши новые приятели из самых верхов, за которыми доблестные паладины, пехота и лучники – Хвост смачно скривясь, сплюнул - могут и царскую головушку с тощей царской шеи снять, и пиши пропало – тут уж не до войны королю будет.-
Квентин обернулся – к пришедшим через Главные ворота уже шел командующий с отрядом местных надзорных. Забавно были за ними наблюдать - затравленные псы, силящиеся показаться волками перед матерыми хищниками. Темнокожий здоровяк, один из четверки свежих, залихватски оглядевшись, кивнул в сторону одной из лачуг вблизи Арены, дернул кандалами, перед лицами наймитов и, не дожидаясь ответа, все четверо побрели к новому жилищу, переступая через спящих или хмельных рудокопов. Хвост, старясь не шуметь, и оставив Квентина следить за костром, подобрался ближе к конвойным и прислушался.
- Белиарово семя… – выругался комендант – Второго Гомеза мне только не хватало! Только неделя прошла с очередной его выходки – стравил две группы скребков и обставил дело так, что разнимавшие стражи де и оказались виноваты. Погань… Теперь рудокопы и нижнего и верхнего уровня его за басилу[5] считают. Прощения прошу, господа. – Комендант смущенно кашлянул. – Скоро сами здесь от людской речи отвыкнем… Так что ожидать от новеньких? Лица их мне, кажись, смутно знакомы…-
Венградский капитан сухо кивнул и отрывисто заговорил: - Четверо военных преступников, один из которых враг короны. Торлоф – бывших капитан военной галеры, Орик – бывший сотник королевской армии, Горн – герой битв при Варанте, Нордмарском походе и зачистке при Гельдерне и генерал Ли – бывший верховный командующий королевской армии, ныне уличенный в измене королю и судимый за убийство августейшей особы – королевы Софии. По воле Инноса и короля заключены в колонию Минненталь без права помилования и обжалования решения судии. Срок заключения – пожизненный.-
Мысленно присвистнув, Хвост из темноты наблюдал, как все краски медленно сбегали с лица коменданта Рудного Замка. Особенно хорош оказался бордово-зеленоватый, дольше всего не отпускаывший пухлое лицо главного надзирателя. Вмиг вспотевший ополченец, слегка заикаясь, спросил у венградских наймитов что дальше делать с двумя генералами и двумя героями войны, на что те, пожав плечами, ответили, что это просто очередная порция новых рудокопов, которые, в отличие от остального сброда не подохнут как мухи в шахтах в первые дни.
- Захотят жить, сами брыкаться перестанут. Хотя, они и не будут. Уже отбрыкались… Запомните, комендант – это очередные скребки, вот и относитесь к ним соответствующе.-капитан кивнул своим людям, приказав собираться – Ах да… Через какое-то время к вам будет гонец, снова из столицы. Постарайтесь, чтобы содержимое свитка не стало достоянием всей колонии хотя бы один день. За Короля!- с этими словами венградские хищники растворились в ночи так же стремительно, как и появились. Раздался приглушенный вскрик, басовитое уханье и из большой лачуги близ Арены один за другим, совершив пару переворотов в воздухе, вылетели сонные рудокопы. Один приземлился теменем в ближайшее дерево и продолжил внезапно прерванный сон, второй, сломав вертел с дымящимся падальщиком, подкоптил себе штаны и, тихо поскуливая, отполз в сторону колодца. Хвост, уже никого не стесняясь, захохотал во все горло и, сгибаясь от смеха, побрел к Квентину рассказывать об их новых друзьях (а разум просто нещадно вопил, что таких людей лучше держать в хороших друзьях, нежели висеть где-нибудь на кустах огневой колючки в обществе мясных жуков).
С рассветом Старшие рудокопы стали обходить лагерь, созывая всех на смену в шахте. Мерный перестук двух стальных заготовок возвещал уже много лун в этом лагере о том, что начинался новый день. Скребки, зевая, сквернословя и попыхивая самокрутками, стекались к небольшому озерцу у замка – ополоснуться, одеться и небольшими группами под присмотром нескольких не менее сонных стражников выстроиться у Южных ворот частокола. Тем временем, старшие рудокопы дошли до Арены и остановились у большой лачуги с навесом, в это время кузнец Хуно только начал затачивать партию простеньких коротких мечей и пару «укусов шныги». Пока старший здоровался с суетливым кузнецом, хлипкая дверь хижины, жалобно пискнув, с грохотом распахнулась. И на пороге, согнувшись в три погибели, появился темнокожий здоровяк, одетый в добротные ладные штаны, двойную стеганую куртку из кожи кусача и охотничью куртку с неумело притороченным волчьим мехом.
-Здорово, братцы! Чего расшумелись то? Пожар, или орки озоруют? Рань же собачья! Вы стучите, он звенит – здоровенный палец указал на притихнувшего кузнеца.- Братцы, как на духу говорю в единственный раз – я невыспатый такой неприятный становлюсь… Так чего шумите то?- Зевнув до треска за ушами, повторно спросил Горн.
- Ммм… Эээ… Ннне… - старший рудокоп застыл со стальной заготовкой, как кухарка с поварешкой, которую начал тискать барон. – Немой? – сочувственно спросил детина, полностью извлекший себя из тесных дверей.
-Ннет, эт… мы… Собираем всех на смену в шахту. Скоро ночные придут, мы должны сменить их там.- старший рудокоп наконец-то обрел способность внятно говорить, и, пока, минутное мужество не покинуло его, продолжил:
-А, вы ночные свежие. Добро пожаловать в лагерь, я Гай – старший дневной смены рудокопов и ваш сосед. Я слышал, как вы эээ… заселились ночью. Добротный домишко вам достался – один из лучших тут, повезло.-
Горн почесал ухо, пробасив: – Ага, повезло. Ну, лады, рассказывай, что и как. Кто, куда, почем, зачем, а главное – когда кормят. –
Гай замялся, сказав, что времени совсем нет и рассказать он сможет только о жизни и обязанностях рудокопа, расписании смен и выдать новичкам кирки, за которыми он метнулся в свой небольшой домик.
- Эээх, ну – порядок дело святое. Кирки говоришь? Ну давай. Ли, Торлоф, Орик, глядите, нам зубочистки выдали! – хохотнул Горн, крича вглубь хибары.
-Горн, зараза, ты хоть не ори! Утро и так паршивое, а твой нежный голосок его краше никак не делает – в дверях, отчаянно зевая, появился еще один крепко сложенный мужчина, в похожей одежде, только сапоги у него были другие – отменные, непромокаемые, из кожи луркера. –Чего уставился?-недобро буркнул незнакомец.
Гай нервно сглотнул: – Сапоги у тебя дюже хороши, в Хорринисе такие бы с зубами на рыночной площади бы ушли.- Незнакомец, казалось, слегка потеплел и ухмыльнулся: - А то, морякам с мокрыми ногами? Селедке на смех! Я – Торлоф, а ты Гай, как я слышал? И ты нас ведешь в шахту на смену? Всё так?-
Гай закивал: -Точно все говоришь. Только вы уж поспешайте, а то мне влетит и руду урежут вдвое, ежели мы на смену опоздаем…-
-Ладно, ладно, мы уже смекнули, что к чему, остальное только разъясни. И выдай Горну наши кирки, только ты уж, расстарайся. Эхх, хорошо бы они хоть день своё отстучали, мы же люди не хлипкие.- Торлоф крикнул оставшимся, чтобы те доедали завтрак и выходили, пока Гай отбирал крики попрочнее.
-Э! Э! А что за еду? Когда здесь кормят и сколько раз?- Горн уже чувствовал приближение голода, хотя дожевал вполне сытный завтрак несколько минут назад. –Болтало[6] выдают и в шахте, и здесь. Четырежды в день, недалеко от ворот замка, иногда Снаф даже пробует что-то новенькое, да рис добротно варит с мясом, сырные похлебки иногда. Даже яблочный кисель было давали по холодам, когда мы уж совсем скисли. Да.- Гай мечтательно вздохнул, но тут же крепкая рука мягко отвесила ему оплеуху.
-Про еду тебе спасибо, но при мне не болтай по-плохому. Не бранись, не погань разговор тюремщиной. Не люблю такого. – Горн предупреждающе нахмурился, принимая от Гая охапку добротных кирок.
-Усёк. Сам не люблю, да вот, обвыкся уже, даже не замечаю иногда, но исправиться обещаю. – Гай усмехнулся и поторопил четверку, завидев вдали стражников, ищущих опаздывающую группу со старшим. Из лачуги вышли оставшиеся двое незнакомцев, подойдя к Гаю, поочередно кивнули и приняли кирки, старший рудокоп, достав тонкий лист бумаги, внес в список смены имена Горна и Торлофа и спросил имена последних двух новичков.
- Орик я – коротко бросил широкоплечий мужчина с серебристой проседью у висок.
– Он не словоохотлив, не обижайся. Зато он лучший мечник во всей Миртане и его меч всегда красноречивее его. Я - Ли. – высокий статный мужчина пожал руку Гаю и продолжил: - Распорядок смен я запомнил, местные правила быстро усвою… За своих товарищей я ручаюсь, все вопросы, пересуды и домыслы по мне и им только в мои уши, хорошо, Гай?-
Рудокоп во все глаза смотрел на Ли и его не покидало ощущение спокойной уверенности и сдерживаемой силы, которое исходило от этого человека. А еще - его глаза носили отпечаток былой власти и могущества, но не подавляющего, а, наверное, покровительственного. С таким человеком хотелось идти в ногу, или идти за ним. И от этого чувства Гай еще долго не мог отойти.
Вникнуть в жизнь рудокопа Ли и его товарищам не составило особого труда. От армии, пожалуй, особо и не отличишь – распорядок тот же, изнуряющие упражнения, скудная еда, склоки и дележ полученной руды. Горн уже успел стать «свои в доску парнем» чуть ли не для всего лагеря. Только он, каким то чудесным образом, умудрялся приносить в лагерь мясо, не имея оружия кроме кирки и своих здоровенных ручищ. Торлофу были рады в посиделках у костров – капитан знал целое море баек, историй, скабрезных морских шуток и отменно играл на лютне. К костру, которому присаживался моряк, стекалось почти пол лагеря, не давая стражникам уснуть до утра разговорами, раскатистыми волнами смеха и залихватскими песнями. Орик перебрался в лачугу поближе к угрюмому кузнецу Хуно – родственной душе, с которым они, стоя у наковальни, упоенно рассказывали друг другу о самых разных мечах, стилю их ковки и спорили до хрипоты о варантской булатной стали и нордмарских горнильных печах. За бутылью шнапса они тут же мирились, и Хуно как-то раз разрешил мечнику работать с ним в кузне, загодя договорясь об этом с самим комендантом. Ли – опальный генерал, стал в колонии настоящим героем – он мог рассудить схватившихся за ножи скребков, отвести от ярости стражников провинившихся новичков, или, встретив коменданта, выторговать для ветеранов лагеря новые соломенные матрасы или дополнительную пайку еды. А однажды, когда в колонию пришла зима, он с помощью своих товарищей самолично организовал пару групп охотников, которые приносили в лагерь мясо луркеров, падальщиков, шкуры волков. Теперь в каждой лачуге была маленькая глиняная печь, и разрешалось готовить прямо в жилище – невиданное дело для Колонии. Комендант в душе даже отчасти благодарил генерала за то, что он внес порядок в его лагерь.
Но, добра без худа не бывает… Спустя пару недель после появления Ли, Горна, Орика и Торлофа, из карцера вышел Гомез. Лагерь снова замер в ожидании неминуемых зачисток стражников и поножовщин между группами скребков, которыми руководил бывший варантский гладиатор – Гомез. Он развлекался стычками со старшими рудокопами, выступал на Арене не признавая правил, за что его снова сажали на цепь, но он всегда жаждал большего – абсолютной власти и подчинения, которые раздували его, как налакавшегося крови варга. В Ли он увидел равного и поэтому не трогал ни его, ни друзей генерала. Немало этому способствовало и то, что как-то на Арене он нарвался на похмельного Горна, который в ответ на его грязные трюки и заточку, воткнутую силачу в лодыжку, успокоил Гомеза парой точных ударов, заставив того лечить сломанные ребра и вывихнутую челюсть.
Лагерь, казалось, раскололся на две части, но негласное перемирие все же было заключено и относительно мирное существование лагеря продолжилось.
Прошло полтора года. В один из летних дней в Миненталь пожаловал гонец из столицы. В сопровождении пятерых паладинов он направился прямиком к коменданту. Волк, бывший одним из лучших лучников Миртаны, своими удивительными глазами заметил ало-золотую сургучную печать свитка, которая змеиным хвостом высунулась из куртки гонца. Как только эскорт скрылся из виду, Волк, подхватившись, побежал к Ли, ибо парень понимал, что от королевские свитки присылают только в самых крайних случаях - когда решение уже принято и которое, неизменно, перевернет жизнь каждого в лагере.
- Ах вот как, весточка от самодержца…- Ли закаменел скулами и немигающе уставился на стену. – Война, как я слышал, идет тяжко, но наша руда спасает армию. Значит, он в нас заинтересован и худо нам точно не будет. Но, я еще ни разу не слышал о том, чтобы наш король отличался милосердием и сердечностью. Поэтому… Созывай старших рудокопов, отошли Грехема к Гомезу – передай, чтобы тот пришел, позови Квентина и Хвоста – они мои глаза и уши близ самых ворот. Может от стражников что уже узнали… Не нравится мне это. Иди, Вульф!- Ли поднял глаза на подобравшегося парня, и устало похлопал его по плечу.
Через час все собрались в рухнувшей башне у Южных ворот, поставив отводить глаза от собрания радушного Горна с бутылями пива за пазухой и языкастого Мордрага, с колодой карт и кошелем с рудой. Итогом собрания стало то, что рудокопы собирают ночные караулы, Гомез и его сотоварищи присматривают и прислушиваются к тому, что происходит у замка и к каждому из лагерных стражников приставляют надзорного – для контроля ситуации. Выйдя из башни, Ли обнаружил, что вторым итогом собрания стало пять в усмерть пьяных стражника и четыре, по самые портки проигравшихся, конвойных. Трезвый как тонкое венградское узорное стеклышко, Горн довольно смеялся над скисшим Мордрагом – оказалось, что друзья заключили пари – кто больше стражников не допустит к башне. Ли похвалил обоих, но, посоветовал не терять хватки – потому как грядет что-то большое, отчего холодило нутро, и чувствовалась явственная, почти осязаемая угроза…
Через несколько дней генерал знал, что их ждет и бессильно ломал в руках древко кирки, зная, что даже всем лагерем они не смогут противостоять тринадцати великим магам. Многие стали беспросветно пить, старшим рудокопам случалось при обходе находить в лачугах повешенных или отравившихся ядом шершня скребков. Лагерь, ощетинившись ждал… И это ожидание изматывало похлеще битвы.
И вот, на рассвете в первые дни осени, маги воздели руки к свету и принесли саму тьму на свои головы и головы всех узников Рудниковой долины. Небо и земля перемешались... Казалось, что они в невероятной пляске молний и грома, решили перекроить Миненталь заново, вырвав с корнем жалкие жизни обреченных людей, принеся иным из них милосердное облечение и желанную свободу. Оглушительный грохот окутал земли, и молнии прошили насквозь всю колонию, так и не вернувшись ввысь. В ту же секунду многие маги пали на колени, зажав уши, ибо услышали они крик самого Белиара.
Рудокопы в шахтах падали на землю, слышались крики, своды пещеры трескались, и камни острыми стрелами падали на спины людей. Царила паника, лишь некоторым удалось сохранить спокойствие, и они стали, перекрывая грохот, направлять людей на укрепление сводов и тушение плавильных печей, которые из-за перегрева грозились взорваться расплавленной рудой.
Все стражники Рудниковой долины во главе с комендантом высыпали из замка во Внешнее кольцо, дабы понять, что происходит и попытаться погасить панику среди заключенных. Рудокопы бегали меж домами, гася мелкие пожары и выволакивая из под завалов хижин раненых. Горн, весь в саже и мелком соре тащил на себе троих мальков, которых конвоировали только вчера – у одного была пробита голова, двое других были перепачканы в крови и с ужасом озирались по сторонам. Торлоф организовал цепочку с ведрами у замкового озера – парни таскали воду для тушения пожаров. Орик и Хуно побежали в шахты вместе со стражниками – каждый нес охапку солнечника, дубовых трав и золотолистных целительных растений, стражники же звенели рюкзаками с бутылочками зелий здоровья. Гомеза нигде не было видно и Ли в одиночку побежал в сторону того места, где стоял один из магов. На скалистом пригорке лежал человек в синей мантии и судорожно причитал, срываясь на крик: «Что же мы наделали?! Что же мы наделали!!!» Ли поднял мага, странно пахнувшего озоном, и встряхнул его, заставив сфокусировать его взгляд на себе. Маг был средних лет, высокий и худощавый с тонкими пальцами, словно опаленными на кончиках. Он стал озираться в поисках своего заплечного мешка с книгами и свитками и затрепыхался в руках генерала, когда увидел его.
-Говори, что вы сотворили! Говори, маг! Или клянусь честью, я за себя не ручаюсь. Говори, что произошло?!- Ли побелевшими от напряжения пальцами вцепился в капюшон робы и встряхивал мага. Глаза бывшего генерала потемнели и выглядели аки звериные.
Маг, казалось, пришел в себя и, осмысленно оглядев опального генерала, внезапно застонал и крупные горестные слезы брызнули из его глаз. Ли потрясенно отпустил служителя Аданоса, с ужасом видя, как рыдает не просто зрелый мужчина, а маг – закаленный лишениями, изнуряемый каждый день тяжелой ношей магии и земного служения. Мелькнула мысль, стремительная, как голодный остер «Это конец, сейчас меня поглотит тьма… Боги, все вы боги, молю, позвольте мне по ту черту найти мою Софию, об этом лишь молю!!!» Но прошло несколько бесконечно долгих минут и пришло понимание, что у смерти на сегодня иные намерения. Маг наконец-то заговорил:
-Уже год, как мы пытались найти формулу для создания прочного магического барьера над вашей колонией, дабы побеги прекратились, и каждый кусок руды можно было контролировать. Король сказал, что только силой волшебной руды можно выиграть войну. Мы всё рассчитали. Верно, тысячу раз верно. Каждый из нас проверил и ни один не нашел изъяна! Мы должны были отдать часть своей чистой магии в фокусирующий камень, который бы соединился с другим и так далее… - Маг сжимал кулаки и скороговоркой выплевывал слова: – Так бы соединились вся сила камней и замкнулась бы в круг точных размеров, который не смог бы выпустить никого, кто находился бы под ним. Аданос, прости!!! Прости, великий!!! Мы знали о том, что стражники и конвойные тоже бы остались навсегда под этим куполом, но ничего им не сказали… А теперь, он поглотил ВСЮ ДОЛИНУ!!!! Мы не сможем выбраться отсюда – нет такого заклятья, мы специально лишили магию всякой божественной части – ни Инноса, ни Аданоса она не несет и наши заклинания бесполезны для нее!!!- Маг снова зарыдал, а генерал внезапно понял ВЕСЬ ужас того, что сотворили чародеи. Он навечно останется здесь и его месть умрет вместе с ним, никто из его друзей уже никогда не увидит своих родных, стражники свято верившие, что они смогут пройти сквозь Купол будут просто сожжены заживо его силой… Мысль генерала метнулась к Рудному замку: «О Боги! Нужно срочно бежать обратно!!!» Подняв мага на ноги, он свирепо воззрился на служителя Аданоса и яростно прошипел тому в лицо: - Найди всех своих собратьев, как только найдешь всех - соберитесь и идите в сторону Северных ворот Рудного замка, каждого, кто станет тебе угрожать убийством, оглушай, но не убивай. Понятно?!!- Маг Воды судорожно закивал головой и побежал восток, сверяясь со своей картой.
Ли огляделся вокруг и тут же побежал в сторону лагеря. У самого спуска он наступил на кость ящера и, споткнувшись, упал, ударившись головой о сухую ветку, которая валялась на границе с темным лесом…
Небо, перечеркнутое сполохами синих молний – первое, что он увидел, открыв глаза. Пошатываясь, он встал, схватившись за голову – на затылке была огромна шишка, но раны не было. Генерал с трудом собрал мысли воедино, ибо он не знал, сколько пролежал – день уже угасал и последние сумерки окрашивали деревья. Стремительная мысль прошила насквозь не хуже стрелы орочьего лучника «Бежать, скорее, в лагерь!» Изо всех сил генерал бежал к частоколу и тут он увидел яркие красно-синие пятна у самой Шныжьей реки. «Маги! Уже все собрались, а значит, прошел почти весь день!» - с ужасом подумал Ли. Подбежав к сборищу чародеев, он обратился к Верховному магу круга Огня, узнав того по мантии:
- Все ваши собратья живы? Вы нашли всех? – Седовласый маг, весь в саже, с удивительными серыми глазами, измученно кивнул: - Да, генерал, мы нашли всех, и с ужасом и горем в сердце скорбим вместе с вами о том, что случилось. Но, мы тому не виной. Купол разросся под действием иных сил… Но каких – нам предстоит выяснить. Только так мы сможем искупить свою вину. Но, боюсь, спасать доблестных стражей Рудного замка уже поздно… - Не дослушав мага, Ли бросился к воротам и то, что он увидел заставило его потрясенно остановиться. У самых ворот в замок в луже крови лежали мертвые конвойные и привратники – полностью раздетые и изуродованные ударами мечей и ножей. Ступая дальше, он увидел разбросанные в хаосе тела остальных стражей Внутреннего кольца – они также были обнажены. Навстречу ему несся окровавленный Горн и черный от сажи Торлоф. Они оба кричали, но из-за жуткой какофонии звуков их слова было не разобрать. Тогда он затащил их в ближайшую пустую хижину и, закрыв дверь, обернулся, ожидая рассказа друзей.
-Генерал, когда пришли Хуно и Орик из шахт и принесли первые вести от магов, начался настоящий ад!!! Люди начали рыдать, мародеры стали растаскивать пожитки дневной смены скребков, стражники еле сдерживали рудокопов у ворот замка, но тут пришел Гай из шахты, который встретил мага и он рассказал, что власти короля над этим местом более нет и мы обречены остаться здесь вечно!!! – спазм сжал горло капитана и он умолк.
-Ли, в общем… Это.. – Горн не славившийся красноречием, все-таки сумел выжать из себя обстоятельный рассказ, что произошло после прихода Гая.
Кто-то из скребков, кто послушал слова Гая, тут же понесся к Гомезу, который услышав это, казалось обезумел от ужаса и горя, но спустя пару минут он осознал, что наконец-то вся власть в лагере может принадлежать ему… Это-то и стало его подлинным безумием, когда он, со своими дружками резал стражников и вопил, что власть переходит в его руки и теперь лагерем управляет он. Особенно отличились два братца – Арто и Скар. Они вытащили коменданта из крепости и, выломав тому руки, положили на деревянный чурбак, сорвав его латы и одежду. Гомез, одобрительно скалясь, прокричал собравшейся толпе рудокопов, что сейчас Скар исполнит первый его приказ – смерть последнему королевскому рыцарю этой колонии. Коменданта обезглавили, и толпа потрясенно замолчала... Но Гомез, не слыша криков одобрения, казалось, озверел. Он стал орать, что те, кто последуют за ним, получат новые должности и привилегии, и стал бросать окровавленные доспехи и одежды подбегавшим рудокопам – Торус, Бладвин, Шакал, Скорпио, Фингерс, Уистлер… Кто-то подбегал со звериной жаждой власти и наживы, кто-то, чтобы просто выжить в этом хаосе. Одним словом, небольшая армия была собрана и оставшихся погнали из двора замка по лачугам. По сути, одна власть просто сменила другую… На ворота поставили верного Гомезу Торуса и пару крепких парней, которые особо не задумывались, под чью лютню плясать.
Пока Горн закончил свой рассказ, солнце зашло и в лагере запалили костры. Звуки хаоса давно стихли и генерал Ли медленно открыл дверь уже в новый мир. И снова удивление – трупов нет, скребки сидят у костров, на завалинках видны люди в красных доспехах. Ли отшатнулся – люди, казалось, просто переступили через ужас, грязь, кровь и озверение, они сидели так, как будто ничего и не было. Лишь некоторые собрались по лачугам, не в силах вынести то равнодушие, которое дикостью осело на всем лагере. На генерала смотрели удивленно и только. Но тут Ли увидел как мимо новоиспеченных хранителей Северных ворот прошли маги и остановились подле опального воина и его друзей. Верховный маг круга Огня молвил:
- Я молю Инноса о том, чтобы он даровал мне забвение сего дня, ибо без него моя вера в людей угаснет. Генерал, кто возглавил колонию? Могу ли я и мой собрат – Сатурас, пройти к нему и поговорить?- Из толпы магов вышел степенный старец в мантии цвета моря и кивнул Ли.
-Отче, этого человека зовут Гомез. Теперь он новый Глава Рудной Колонии. Его же товарищи стали стражами и получили одежды и оружие убиенных королевских воинов. Отче, его помыслы черны и он опасен, я бы советовал вам взять с собой хотя бы Горна и Орика, для вашей безопасности. – генерал поклонился магам, ожидая ответа.
Маг Воды, подняв руку, выдавил из себя измученную улыбку: - Сын мой, ни этот человек, ни его люди не страшны нам. Только немногие из живущих способны одолеть Высших магов, но не беспокойся, мы вернемся вскоре. А пока, прошу, присмотри за нашими братьями – они тоже пострадали сегодня и раны их - и телесные, и духовные нуждаются в помощи.- Генерал слегка кивнул в ответ, дав понять, что понял слова служителя Аданоса.
Двое магов степенно прошли к воротам, обмолвились парой слов с Торусом, который, вытянувшись и побелев, пропустил их и уверил в том, что Гомез их внимательно выслушает. Главы обеих церквей скрылись в замке, и Ли стал усаживать оставшихся огненных и водных магов у костров. Орик сбегал к Снафу и тот наварил котел риса с мясом, который Горн и Торлоф раздали чародеям. Прошло немало времени и Сатурас с Ксардасом вышли из ворот Рудного замка. Ксардас призвал своих собратьев, и они отправились к поваленной башне в сопровождении Ворона. Сатурас же измученно сел на завалинку и костра и потерянно стал смотреть в такой теперь чуждый ему огонь…
Как оказалось, Гомез ожидал визита магов и пообещал им золотые горы – и отдельное помещение для служб, проживания и магических работ и неприкосновенность к их персонам… Взамен на то, чтобы они безоговорочно признали его власть и поклонились ему как хозяину и повелителю этих земель. Маги крепко задумались, но тут, вперед вышел Ксардас и словно ослепленный и глухой к словам Сатураса лишь переспрашивал условия будущего проживания магов его церкви и церкви Аданоса, кивая словам кровавого варвара. Сатурас, не сдержав праведный и святой гнев, вскричал Ксардасу о том, что тот собирается продать свою веру за блага, купленные кровавой ценой. Но огненный маг лишь ответил: - Иногда мудрость может казаться бесчеловечной, но мудростью она от этого быть не перестает. Мы остались здесь, и нам предстоит жить здесь, а я не желаю, чтобы мои братья искали себе кров и еду в дебрях леса или темных пещерах, вместо того, чтобы заниматься исследованиями, которые приведут нас к свободе.- Немигающий взгляд Ксардаса бесстрастно вернулся к Гомезу.
Сатурас в изумлении отшатнулся от некогда брата по церкви: - Как можно отмахнуться от зла, ненависти и дикости ради благ жизни взаперти? Мы служим людям, а не самим себе! Одумайся, мы сможем найти путь к свободе, не выторговывай своим братьям пищи погуще и хором попросторней, это не достоино Великого мага!- Но Ксардас лишь отмахнулся, сказав, что уж лучше искать путь к свободе, не думая о пропитании и крове, под защитой и у короля на виду, чем уйти в неизвестность этих проклятых земель.
Ли потрясенно выслушал Сатураса, на глаза которого набегали слезы, и кулаки которого бессильно сжимались, прячась в складках узорных рукавов. Генерал медленно встал, оставив мага с собратьями, которые не оставили своего главу и смиренно поддержали его решение. Он кивнул сидевшим у вертела с коптящимся шныгом Горну, Орику и Торлофу, и мотнул головой в сторону их лачуг у Арены. Те молча поднялись и последовали за Ли. По пути к ним присоединились Квентин, Хвост и их друзья, из лачуги вышел Волк, подтянулись пройдоха Мордраг и один из лучших воров в колонии – Ларес, вышел навстречу Ярвис…
Дойдя до Арены, Ли с удивлением обнаружил, что почти четыре десятка воров, рудокопов, лучников, стоят и ждут его слов… Что-то решив, Ли послал за магами Воды и все они расположились у Арены, выставив Горна и Орика, дабы люди Гомеза им не помешали.
- Я надеюсь, что день, подобный вчерашнему больше не придет никогда. Мы все видели, на что пошли люди Гомеза, чтобы отобрать власть и подчинить себе людей. Мы все видели, как одни тут же стали хозяевами, а других сделали рабами. Я родился свободным человеком и рабом я не стану! Каждого из нас рано или поздно захотят подчинить, согнуть и сломать. Так не позволим же мерзким тварям вроде Гомеза и его прихвостней назвать нас рабами! Мы сами найдем нашу свободу. Мы – свободные люди! Кто со мной за мечтой, за возможностью, за свободным воздухом, за кровом, за который не надо расплачиваться повиновением и раболепием? Кто со мной туда, где будут жить люди, которые однажды смогут сломить и этот купол, и гнет кровавых рудных баронов?- Ли возвысил голос почти до крика и ответом ему стал дружный ор всех собравшихся, одобряюще вскинувших руки…
Спустя час, генерал собрал Горна, Волка, Лареса, Мордрага и Сатураса у себя в лачуге, в последний раз они находились в лагере. Ли взял карту у Сатураса и очертил углем область на востоке, близ Горного озера.
- Что там находится, генерал? – спросил маг у Ли. – Там наш новый дом. Место, которое мы назовем Новым лагерем, лагерем надежды и свободы. Я бывал там с Горном уже не один десяток раз и все разузнал: мы расселимся внутри огромного навеса-пещеры, который надежно скроет нас от ветров и дождей, рядом есть богатый лес, который даст нас доски для будущих домов, вода в озере чиста и вкусна… Отче, там есть удивительное место для вас и ваших собратьев – просторные пещеры, почти у самого верха горы, где можно сделать и покои, и библиотеку и лабораторию. Каждому вдоволь хватит места. А от посторонних взглядов и беспокойства вас оградят верные вам воины. Связь с Рудным замком будем держать через Мордрага - он станет гонцом нашего лагеря. – Шулер улыбнулся, довольный оказанной ему честью и уверил Сатураса, что он сам бывал в тех краях, и в словах генерала нет ни лжи, ни приукраса.
- Но, что укрепило меня в мысли о новом крове, так это то, что мы с Гомером – рудокопом из числа лучших, нашли и обследовали пещеры с многочисленными залежами руды! Мы перестанем быть зависимы от Гомеза и сможем полностью посвятить себя поиску пути к свободе. – глаза Ли просто светились от светлой надежды и множества идей, которые все они смогут постепенно осуществить…
Так и случилось. Несколько десятков людей обустроили пещеры, поставив добротные дома в несколько уровней. Всем миром помогли магам Воды обустроиться. Каждый делал что мог – Волк с подручными набивали матрасы, делали подушки и шили одеяла из шкур зверей. Ярвис и Гомер соорудили шкафы для лабораторий и библиотеки магов, Горн научил лепить плотные не дымные очаги, на которых можно было готовить и топить дома в стужу. Руфус – бывший фермер засеял припрятанным рисом поля и заводнил их – так у лагеря появилась постоянная еда. Мясом помогал Айдан, который был егерем до отправки в Колонию. Позже, когда все уже обустроились Горн, не ровно дышащий к выпивке и еде, предложил сколотить на отмели у озера бар, где крестьяне и рудокопы смогут свободно есть и пить за символическую плату. Ли, к вящей радости темнокожего великана, идею поддержал, сам взявшись помогать обстругивать бревна и мешать глину с песком для обмазки стен. Бар вышел слегка кривоватым – Горн, в ночь перед открытием, обмыл с приятелями строительный успех. И под утро, не вписавшись в двери, слегка искривил одну стену, отчего издали бар был похож на «подвыпившую табуретку» как заявил потом сам здоровяк, присмотревшись к деянию рук своих.
Жизнь налаживалась, слава Аданосу. Лагерь спокойно жил и каждый в нем чувствовал свою сопричастность к нему, оттого и не было почти склок и драк. Разве что, новички могли позубоскалить, да воры в шнапсовом угаре могли что-то не поделить, но все решалась относительно мирно. Ли, сколотил команду бывших армейских бойцов, которые охраняли и защищали лагерь и магов, которые, казалось, нашли способ уничтожить Барьер… Король узнал о том, что Ли не пал в хаосе при возведении Купола и что бывший первый генерал королевства вновь собрал сильнейших людей и повел их за собой. Робар скрежетал зубами, но поделать ничего не мог. И тогда он стал производить обмен только с лагерем Гомеза. Даже тогда, когда руду добывали на отсылку во Внешний мир в Новой шахте, когда она еще не шла на возведение магической горы, король обменивал драгоценные руду только Старому лагерю, стараясь подавить генерала даже под Куполом… Но и тогда Ли не сдался – он организовывал засады, нападения, подлоги и добывал своим людям необходимые вещи, оружие, припасы. Квентин, Хвост и их друзья тоже не сидели без дела – они организовали свой аванпост близ Старого лагеря – продолжая быть ушами и глазами опального воина.
Спустя пару лет Ли и Торлоф как-то ночью стояли на утесе, где Корд обучал новичков каким концом держать меч, тренируя бедолаг до зеленых послушников в глазах, и тогда капитан обратился к своему лучшему другу:
- Те, кто не знает тебя, могли бы уверенно заявить, что ты сделал это на благо всех тех, кто последовал за тобой… - Моряк затянулся самокруткой из крепкого болотника и, довольно фыркнув, продолжил. – Ты повел за собой людей, дал им кров, дело, мечту и способность не сойти с ума в этом мире под колпаком. Но, сделал ты все это, прежде всего для себя – надеясь вырваться отсюда и отомстить королю за смерть Софии. Скажи, неужели даже свобода для тебя это только путь к твоей мести?-
Ли, казалось, замерев, смотрел во все глаза на перечеркнутый молниями небосвод. Повернувшись лицом к своему лагерю, он тяжко вздохнул, словно пытаясь сбросить тяжесть всего мира со своих плеч:
-Мы на войне, Торлоф. И она никогда не кончится…-
[1] Новичок в колонии (тюремн. жарг)
[2] Вор (тюремн. жарг)
[3] Убийца-садист с психическими отклонениями (тюремн. жарг)
[4] Человек, пользующийся авторитетом у преступников (тюремн. Жарг)
[5] Басило – «вор в законе», имеющий власть над другими заключенными (тюремн. Жарг)
[6] Тюремный суп (тюремн. Жаргон)
Сообщение отредактировал Zuboskal: 09 February 2014 - 15:27